Профессор радости. Памяти архимандрита Ианнуария (Ивлиева)

Профессор радости. Памяти архимандрита Ианнуария (Ивлиева)

Публикация в журнале «Вода живая. Санкт-Петербургский церковный вестник».


«Христианство — не религия, — говаривал отец Ианнуарий на лекциях. И, в ответ на удивленно открытые глаза и рты, продолжал. — Неверно воспринимать христианство как одну из многих религий. Религия — это комплекс приспособлений для связи с иным миром, а христианам никакие приспособления не нужны: Бог и так всегда с нами». Сейчас отец Ианнуарий — с Богом. И нас не оставил: то, что он дал всем, кто общался с ним, слушал его, никто не в силах отнять.

Когда выйдет этот номер «Воды живой», со дня кончины архимандрита Ианнуария (Ивлиева) уже пройдет 40 дней. Символичный церковный срок позволяет сказать на несколько слов больше, нежели предполагает стандартный некролог.

Отец Ианнуарий почил 21 декабря 2017 года, переживя на 12 дней свой 74-й день рождения. Он встретил смерть дома, в своей скромной квартире на Заневском проспекте, знакомой многим, кто более-менее близко общался с ним. А общение это было так или иначе связано с научной и преподавательской деятельностью, которой он отдал значительную часть своей жизни.

Физик по первоначальному образованию, несколько лет проработавший по специальности в далекие советские 1960–1970-е годы, он пришел в Церковь и поступил в Ленинградскую духовную семинарию в 1975 году. Это был поворот не только радикальный в масштабах отдельно взятой личности, но и странный, необъяснимый и даже, выражаясь резче, недопустимый в контексте текущего идеологического момента: фактически состоявшийся специалист с высшим образованием вдруг перечеркивает свою карьеру и обращается к вере и к Церкви, или, как принято было думать в то время, к религиозным пережиткам прошлого. Впрочем, насчет странности и необъяснимости — это и так, и не совсем так. Кто интересуется историей тех лет, а тем более помнит то время, тот знает, чем были мотивированы подобные «грехопадения» номинальных «атеистов». Причем если поначалу они казались разовыми сбоями системы (и потому рассматривались чуть ли не на высочайшем комсомольском уровне, как в случае с будущим отцом Ианнуарием), то вскоре стали происходить всё чаще и чаще, так что к началу 1980-х эту малоприятную для уполномоченного совета по делам религии тенденцию сдерживать становилось всё труднее и труднее.

Дело в том, что в те годы Церковь обладала куда меньшим, чем сегодня, диапазоном богатств и возможностей — имущественных, пространственных, кадровых, медийных. Но эта невольная отстраненность или, так сказать, вытесненность Церкви на периферию жизни имела своеобразный побочный эффект, не предусмотренный властями: именно сюда стали стремиться образованные молодые люди, искавшие альтернативы советской псевдодуховности, которой тогда, казалось, был пропитан весь воздух вокруг.

При этом, однако, основной мотив для этих людей заключался не в эскапизме, то есть желании уйти от реальности, а наоборот, в стремлении обрести реальность — такую, что была бы настоящей, невыдуманной, а не фантомом, сконструированным пропагандой. Интуиция влекла к древним классическим текстам, хранителями которых были или университетские библиотеки, или… Церковь, пусть даже пребывающая в весьма стесненном состоянии.

Парадокс в том и заключался, что поиск новизны был обращен в прошлое, и чем более древнее, тем более надежное и достоверное. Ведь это смотря как что называть: для кого-то «отжившие предрассудки / религиозные пережитки», а для кого-то — нетленные сокровища, непреходящие богатства. Из них главным, данным на все времена достоянием, которое никто и никогда не в силах уничтожить, была и остается Библия, древний священный текст, написанный когда-то на древнегреческом языке и переведенный на самые разные современные и не очень современные языки мира.

Именно интерес к Библии как к великому тексту и привел в Церковь Дмитрия Ивлиева — будущего монаха, иеромонаха, архимандрита Ианнуария, профессора Духовной академии. Точнее, даже не просто интерес, а любовь к Библии как к слову, Слову с большой буквы. Тут важны оба греческих корня, из которых складывается всем знакомое слово «филология»: «филия» — любовь, «логос» — слово. Любовь к Слову — вот что сделало отца Ианнуария таким, каким его знали и любили несколько поколений студентов, слушателей различных лекционных курсов, радиопередач, читателей журналов, в том числе и нашего, и многих самых разных людей, с кем он общался.

Быть священником и филологом одновременно — сочетание в высшей степени замечательное, оказывающее необычайно мощное и плодотворное воздействие, настоящий образец для подражания. Слушая проповеди и лекции отца Ианнуария, читая его переводы и толкования Писания, внимая его увлеченным рассуждениям даже на далекие от библеистики темы, всякий мог убедиться в том, насколько тесно и очевидно связаны филология и богословие.

Отец Ианнуарий мало кому отказывал в просьбах прочесть лекцию в просветительском центре, на приходе, на курсах, конференциях, семинарах — от самого высокого международного уровня до приходского и провинциального. Будучи человеком безупречного воспитания и широкой образованности, он был необычайно тактичным и терпимым к самым разным формам человеческого поведения.

В последние годы своей жизни отец Ианнуарий страдал от разных физических недугов, из-за которых ему трудно было передвигаться и даже порой стоять. Выражаясь словами его любимого апостола Павла, это было своеобразное «жало в плоть» (2 Кор. 12, 7), несмотря на которое он продолжал читать лекции, «не сбавляя оборотов».

Если бы можно было попросить отца Ианнуария о последнем напутствии, он наверняка ответил бы словами всё того же апостола Павла: «Радуйтесь всегда в Господе; и еще говорю: радуйтесь» (Флп. 4, 4). Эти слова я когда-то по-новому услышал из уст отца Ианнуария во время его проповеди в Духовной академии на Апостольское чтение в праздник Входа Господня в Иерусалим.

Пусть же словами радости в Иерусалиме Небесном дорогого отца Ианнуария встретят святые и праведные!В гостях у архиепископа Михаила (Мудьюгина; 1912–2000) у входа в Вологодское епархиальное управление в бытность его архиепископом Вологодским и Великоустюжским (1979–1993). Фото 1980-х годов. Среди гостей — иеромонах Ианнуарий (по правую руку от владыки Михаила)

В гостях у архиепископа Михаила (Мудьюгина; 1912–2000) у входа в Вологодское епархиальное управление в бытность его архиепископом Вологодским и Великоустюжским (1979–1993). Фото 1980-х годов. Среди гостей — иеромонах Ианнуарий (по правую руку от владыки Михаила)

ТАТЬЯНА КИРИЛЛИНА, РЕДАКТОР НОВОСТЕЙ ИА «ВОДА ЖИВАЯ»

С отцом Ианнуарием я познакомилась в середине 1990-х, выйдя замуж за его двоюродного племянника. Сейчас жалею, что старалась не злоупотреблять его вниманием, хотя, конечно, это было правильно. Он всегда был готов помочь, в том числе и материально, вообще у него было очень сильное стремление дать, а не получить. Когда приглашал в гости, предупреждал: «Только не приноси ничего! Принесешь пироги — на порог не пущу!» А сам с охотой угощал.

Рассказывал, как в голодные девяностые подкармливал детей, игравших во дворе, приглашал их домой, включал им хорошую музыку, давал читать книги. За не очень-то благополучной судьбой некоторых из них продолжал следить, когда они уже стали взрослыми.

Но главное богатство, которым он щедро делился со всеми, был, конечно, его незаурядный ум. Сколько людей признавались, что он им «поставил на место мозги», вера скольких людей в результате общения с ним обрела осмысленность! Он читал лекции не только для специалистов — и везде был любимым лектором, хотя и жаловался, сравнивая себя с дореволюционным профессором Николаем Глубоковским: «Как-то видел письмо профессора Глубоковского ректору Духовной академии, где он просил уменьшить количество лекционных часов, чтобы освободить время на занятия наукой. Честно говоря, позавидовал ему: я бы не бегал по лекциям, но на что я тогда буду жить?» Не знаю, было ли это утешением, но я попыталась рассказать отцу Ианнуарию, как много значат эти лекции для людей, вряд ли имеющих возможность получить богословское образование. Кстати, он не любил, когда его величали богословом: «Я — библеист-новозаветник!»

Много лет каждый день, произнося текст покаянного пятидесятого псалма, вспоминаю отца Ианнуария: «Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое…» — «Видите, каждая мысль здесь выражена два раза разными словами? Это хиазм, стилистическое украшение, характерное для восточной поэзии». А понимание Апостольского чтения, с каковым в наших храмах большие проблемы? Бесценно!

А еще я всем теперь легко объясняю (разумеется, всегда ссылаясь на него), что значит «возлюби ближнего, как самого себя»: дело не в эмоциях, которые мы можем к кому-то и не испытывать. В оригинале употреблено слово ἀγάπη — «жертвенная любовь»: человек должен быть готов пожертвовать чем-то для другого, помочь ближнему, кто бы он ни был и как бы мы к нему ни относились, потому что, подчеркивал отец Ианнуарий, это такой же человек, как и мы сами, он точно так же страдает от голода и холода, ему так же обидно и больно.

«Сегодня у меня дата пострига — тридцать пять лет назад я стал ангелом», — сказал он как-то не без некоторой иронии, но с какой-то смущенной радостью. Он и при жизни был добрым ангелом для многих его знавших, и теперь уже точностал таковым для всех нас.

АНАТОЛИЙ АЛЕКСЕЕВ, БИБЛЕИСТ, ПРОФЕССОР СПБГУ

Встретился я с отцом Ианнуарием впервые в конце 1970-х, когда стал появляться в Духовной академии — меня пригласил ректор, архиепископ Выборгский Кирилл, будущий Святейший Патриарх. Я и жил тогда близко, ходил в академическую церковь. В год 1000-летия Крещения Руси в жизни Русской Православной Церкви произошли огромные перемены. Тогда прошли три большие научные конференции, в которых впервые приняли участие ученые из Ленинградского университета, Академии наук и Духовной академии. К тому времени я был доктором наук, моя диссертация была посвящена древнеславянским переводам Библии. Я стал присматриваться к церковным специалистам, понимая, что дальнейшая работа без них невозможна.

В 1990-е в нашей стране появилось Библейское общество, в рамках деятельности которого мне предстояло сделать довольно большую работу — исследование Евангелия от Иоанна. Я собрал коллектив славистов, специалистов по рукописям, и пригласил отца Ианнуария — в течение года он читал для них лекции. Работа шла так: мы сидели в библиотеках, обрабатывали разночтения, проанализировали 1150 рукописей. Главный вопрос стоял так: на основе какого текста был осуществлен перевод Евангелия Кириллом и Мефодием — апракоса (разновидность Евангелия или Апостола, текст в котором организован не в каноническом порядке, установленном Лаодикийским собором, а календарно, согласно с недельными церковными чтениями. — Прим. ред.) или Четвероевангелия. Большинство ученых склонялось к тому, что источником был апракос, мы же доказали, что Четвероевангелие. Работа «Евангелие от Иоанна в славянской традиции» вышла в 1997 году, в 2008-м — «Библия в богослужении», в этом издании отец Ианнуарий участвовал как консультант.

В 2002 году отец Ианнуарий редактировал издание Нового Завета на греческом языке с подстрочным переводом на русский; издание осуществлялось Библейским обществом. Вся страна сейчас пользуется этим изданием, а для тех, кто недостаточно владеет греческим языком, оно вообще бесценно. В других странах подобная работа была проделана, но у нас грамматическая база гораздо лучше: одной греческой форме соответствует одна русская.

В компании с Сергеем Аверинцевым и также недавно ушедшим из жизни протоиереем Сергием Овсянниковым мы занимались современным переводом Нового Завета. Этот труд закончен не был, но часть опубликовали: три Евангелия в переводе С. С. Аверинцева и Послание к римлянам в переводе отца Ианнуария. Принцип нашей работы заключался в том, что мы редактировали друг друга. Так вот, он был очень хороший редактор, его правки всегда касались существа дела, а вот самого отца Ианнуария редактировать было очень трудно. Спросишь у него: «Почему вы здесь именно так перевели?», а он в ответ: «Да я могу иначе!» — и сразу предлагал другой вариант. Он свой перевод не «защищал», поскольку видел в тексте очень много смыслов. Проблема перевода Нового Завета в том, что язык, на котором он написан, страшно примитивный, а содержание таково, что человечество до сих пор над ним думает.

Кафедра библеистики филологического факультета СПбГУ, которую я возглавил, возникла только благодаря отцу Ианнуарию, без него я бы за это не взялся. Сейчас я тоже, когда читаю со студентами тексты, показываю, как то или иное место можно по-разному перевести.

Был период, когда мы много вместе путешествовали, ездили на библейские конференции за границу. Мы жили по две-три недели вдвоем, готовили еду, мыли посуду… Отец Ианнуарий был идеальным товарищем, с ним никогда не возникало проблем, и вкусы у нас были похожие. Он создавал вокруг себя какую-то уютную среду. Кстати, долгое время я думал, что он старше меня, он и вел себя, как старший — покровительственно, но мягко. А потом оказалось, чтоя на два года его старше.

На моих глазах целая плеяда физиков пришла в Церковь, отец Ианнуарий был не первым. Я наблюдал этот процесс: ученые-естественники в то время приходили к Богу, и это захватывало их целиком: через месяц он уже монах, через три — священник… В Церкви таких людей, как говорится, вырывали с руками — была острая нужда в умных, образованных «кадрах». Отца Ианнуария эксплуатировали страшно: сколько речей он написал для архиереев — про борьбу за мир и прочую, как сейчас очевидно, ерунду! А тогда казалось, что это нужно. Собственно, это шло на пользу Церкви, но отнимало у таких людей, как отец Ианнуарий, массу времени, которое они бы могли потратить на что-нибудь более полезное. Он мотался на поезде из Ленинграда в Москву и обратно чуть не каждый день.

Мне кажется, он не реализовал себя по-настоящему. Я вот гораздо больше реализовался, чем он… Читать лекции в Университете и в Духовной академии — разные вещи. Лучше бы он работал только в Университете, это была его среда, как мне кажется. В Духовной академии говорят о богословии чуть-чуть, цель — выпустить священника, а не богослова. У нас, конечно, многое, в том числе и духовное образование, перевернуто с ног на голову: на Западе человек сначала получает богословское образование в университете, а потом, если хочет стать священником, поступает в семинарию.

Но, конечно, преподавая в Духовных школах, отец Ианнуарий воспитал многих священников. Он был прекрасным руководителем студенческих работ. Лучшие работы были именно у его студентов: их всегда отличал четкий выбор темы, он так умел поставить задачу, как больше никто не умел.

Первая ектения новорукоположенного иеродиакона Ианнуария в храме святого Иоанна Богослова Санкт-Петербургской духовной академии 18 марта 1979 года

Первая ектения новорукоположенного иеродиакона Ианнуария в храме святого Иоанна Богослова Санкт-Петербургской духовной академии 18 марта 1979 года

ЖАННА СИЗОВА, ПОЭТ И ЖУРНАЛИСТ

Мы познакомились в середине 1990-х на христианском радио «Мария». В дальнейшем виделись на радио «Град Петров», в культурно-просветительском центре «Лествица» и на занятиях летнего богословского института, организованных ББИ святого апостола Андрея в Подмосковье. Нас связывали долгие часы доверительных разговоров, которые за многие годы сложились не в дружбу, но в особую прочную симпатию, обнаруживавшую себя не только в высоком штиле,но и в быту — через прогулки, лесную землянику и совместные трапезы, в которых отец Ианнуарий всегда был изысканным и одновременно безыскусным собеседником. В нём не было чопорности и напыщенности, однако его внимательный взгляд чутко наблюдал за динамикой происходящего. «Возьмите лучше перси-ик», — распевая последний слог, предлагал отец Ианнуарий, когда беседа приобретала логическое завершение или нуждалась в перемене темы. Такая «малая церемониальность» словно уравновешивала, заземляла, возвращала к реальности наши разговоры, в которых обязательно присутствовали два временных измерения: события библейской истории и насущные происшествия и казусы.

Ироничность отца Ианнуария проникала во все сферы жизни, ничто не оставляя без внимания, будь то сфера культуры или церковной политики. Все недоразумения эпохи в его устах подвергались радикальной критике. Особенно ехиден он был по отношению к показной или наивной религиозности.

Тема, к которой мы часто возвращались, была тема прощения — один из ключевых вопросов христианства. Рассуждения отца Ианнуария были подчас не только «неканоничными», но и совсем неожиданными. «Если следовать естественным законам, то врага любить невозможно, — говорил он. — Нужно большое усилие, чтобы найти в себе это чувство прощения, которое чаще всего окажется лицемерным, лживым, притворным. Врага лучше всего отдалить от себя тем или инымспособом. Если у вас нет возможности ответить врагу, если страшно с ним спорить — надо самому убежать от него. Человек слаб для прощения. Лучше бегите от врага своего, бегите сломя голову, сверкая пятками!»

В другой раз мы говорили о прощении, которое возможно через присутствие Святого Духа, отец Ианнуарий приводил евангельские слова: «Когда же будут предавать вас, не заботьтесь, как или что сказать; ибо в тот час дано будет вам, чтосказать, ибо не вы будете говорить, но Дух Отца вашего будет говорить в вас» (Мф. 10, 19). «То есть человек в Духе Святом скажет слова прощения по вдохновению, а уж как скажет — разве мы можем знать?» — развел руками он.

В одну из последних наших встреч разговор снова коснулся темы прощения. Я спросила о его собственном опыте — не только пастырском, но и личном. «Бывают, конечно, какие-то обиды и раздражения, — отец Ианнуарий был прям и откровенен, — но я стараюсь не проявлять это вовне, умалчивать. У меня только один или два раза в жизни были такие состояния гнева, которых я сейчас очень стыжусь. Но всё же в минуты молитвенного состояния я всегда стараюсь одернуть себя и сказать: что же ты делаешь, они такие же люди, как ты, может быть, даже лучше, погляди на себя! Очень хорошо иронически и со смешком взглянуть на себя — это помогает избавиться от чувства злобы. Хотя как люди трезвые и здравомыслящие, мы не можем не рассуждать, а иногда и не осуждать зло и злые поступки. Но одно дело осуждать людей за их злые поступки и мысли, а другое — не прощать их. Уж если Бог всё прощает, то тебе-то и подавно пристало. Со мной в жизни не было, чтобы кто-то доставлял мне такое зло, которому прощение бессильно — от такого, слава Богу, меня Господь оградил. Но несправедливостей бывало много, сплошь и рядом, однако все они такие мелкие, касались чего-то тленного, чаще всего материального — всё это так мало перед лицом вечности, перед лицом нашей будущей жизни…»

Весть о кончине отца Ианнуария привела меня в состояние оцепенения, онемения… Казалось, он должен существовать всегда — это ощущение прочности, надежности, незыблемости создавал его спокойный, с мелодичным интонированием тембр голоса, неторопливые, выверенные, «скупые» движения, ровное покачивание головы.

Этот человек был превосходным учителем, умел передавать свой опыт и знания. Теперь можно и нужно говорить о его житейском героизме, связанном с воспитанием и заботой о двух мальчиках, которых он один опекал и поднимал на протяжении многих и трудных последних лет. Ученый, как никто другой знавший и любивший Евангелие и живший по Евангелию, отец Ианнуарий, человек глубокого и бескомпромиссного ума, для моей семьи был константой — вне времени, вне социума, всегда над- и одновременно глубоко укорененным во все мировые исторические события, как если бы они случились внутри его отдельно взятой жизни.

Добавить комментарий