Феодоровский собор, 5 декабря 2008 года

Расшифровка – Вадим Данелия

Сверка и корректура  – Л.Голубкова и О.Суровегина

Сегодняшняя беседа запланирована как беседа по сотериологии. Но поскольку мы с вами в прошлый раз не совсем завершили нашу беседу по антропологии, мы чуть-чуть бегло продолжим обзор тех антропологических понятий, которые мы не успели разобрать в прошлый раз.

Итак, мы остановились с вами на очень важном антропологическом понятии «тело» ‒ «сома». Помните, оно действительно очень важно для Нового Завета и для христианина вообще, потому что мы веруем в телесность воскресения. Только весь смысл нашей прошлой лекции сводился к тому, что слово «тело» понимается-то по-разному, потому что мы привыкли под словом «тело» понимать наше материальное тело. Да, действительно, тело – мы понимаем под ним наше материальное тело. В то время как в Новом Завете, как и в Библии вообще «тело» ‒ это не обязательно материальное тело. Тело обозначает целостность человека как такового. А уж в каком виде человек будет – в материальном, в этом мире или в каком-то ином мире – это уже другой вопрос. Но человек без тела в Библии не существует. Либо он есть, либо его нет. Поэтому и Христос воскрес именно телесно, как целостный, именно как целый человек.

И вот, переходя к сегодняшней теме, к теме сотериологии, – помните, мы с вами говорили: «сотерия», что означает? «Спасение». Сотериология – это учение о спасении. Заметьте, насколько связаны эти два слова, даже чисто филологически. Нам, русским, на ухо это не воспринять никак, мы не ощущаем этого. Но для грека это даже и объяснять не надо, потому что «со-ма» и «со-терия» имеют один и тот же корень. Я вам говорил, что «со-», корень «со-» означает «целый», «цел». Отсюда прилагательное «соос» ‒ «целый». Отсюда «сома», что у нас переводится «тело». Значит, по-гречески это звучит как «цело», т.е. как нечто целое, человек как целое. Отсюда глагол σώζω, «соузо»; мы его переводим «спасать», а для грека-то это звучит как «целить». Отсюда «сотерия» мы переводим как «спасение», но для грека-то новозаветного это звучит как «целение», «исцеление», «дарование цельности». А исцеление в каких случаях происходит? Когда человек болен. Чем он болен? А человечество больно грехом. Вот исцеление от греха и означает «сотерия», дарование подлинного тела. Потому что нам только мнится, что мы здоровы, что у нас есть настоящее тело, то есть «целое». На самом деле мы постоянно разлагаемся и в конце концов превращаемся в кучу праха. Никакого настоящего тела у нас нет. Мы получаем тело только во Христе ‒ как Тело Христово, Тело Воскресения. Только Он есть истинное Тело. Это – основа христианской веры, и не понимая этого, мы вообще ничего не понимаем в христианстве, как не понимали этого афинские философы, мужи, которые выслушивали апостола Павла. Он им говорил о телесном воскресении, и его освистали, осмеяли и прогнали, потому что для них это звучало дико. Они под «воскресением» понимали «реанимацию», как в больнице происходит реанимация, «оживление». Но это же не оживление! Воскресение – это совсем другое, абсолютно другое! Это дарование человеку подлинного тела, того тела, которое для человека и задумано, а не этого тела, которое находится в рабстве у тления и греха.

Ну ладно, с телом мы, в общем, закончили, и хватит о нем говорить. Это очень важное понятие. Другие антропологические понятия уже совсем кратко.

Плоть. А что такое плоть? Плоть – это тоже человек, и не только человек, но всякое живое существо. Само слово-то похоже на «тело», но это именно тело в его материальности. Вот то, что мы называем телом: кожу, кости, сало, мясо, ‒ то, что подвержено изменению, разложению, то, что ограничено, ‒ вот это и называется плотью. Плоть – это человек, находящийся во власти греха. Так вот в Новом Завете. Чувствуете, насколько большая разница? Ведь плоть для нас плоть – что это такое?. Плотоядные, например, животные – это те, которые едят мясо. Для нас плоть – это мясо. Ну, как по-немецки, например, fleisch – плоть или мясо – одно и то же.

А вот в Библии – иное. «Саркс» в Новом Завете означает человек в его немощи, в его радикальном отличии, отчуждении от Бога, в его тленности и смертности. То есть, это человек, находящийся во власти греха, больной человек. Это если кратко.

Существуют следующие выражения, их надо различать. «Жить во плоти» ‒ что это означает? Это просто жить обычной земной жизнью. А вот «жить по плоти» ‒ это уже совсем другое. Нам часто встречаются у апостола Павла эти выражения: «во плоти» и «по плоти». Их надо очень резко отделять друг от друга.

«Во плоти» ‒ это просто жить, вот так, как мы живем на земле. А «по плоти» означает жить согласно плоти. Там используется такой предлог, вот этот «по», который означает «согласно с». Это когда человек живет и ощущает свою жизнь как достаточную. Он живет обычной земной жизнью, вот этой – тленной земной жизнью, и ему больше ничего не надо, он полностью согласен с плотью. Это и значит – «жить по плоти», т.е. жить греховной жизнью фактически и быть довольным этим. «Жить по плоти», «мыслить по плоти», там много разных глаголов: «знать по плоти», «поступать по плоти»…

Например, апостол Павел пишет: «Раньше мы знали Христа по плоти, нынче мы так не знаем». У нас обычно толкуют следующим образом, что «раньше мы знали, когда Христос жил на земле еще до Своей крестной смерти». Такого Христа знали, у Которого были родители, Который среди нас ходил, ел, пил, спал – вот это «по плоти»? Нет! Это было бы –«раньше мы знали Христа во плоти». В данном случае «по плоти» относится не ко Христу, а имеет смысл «знать по плоти». Жить по плоти – это жить грехом, поступать по плоти – это значит поступать греховно, знать по плоти – это значит знать греховно. Т.е. мы судили о Христе греховно, вот как сам Павел, ведь он о себе пишет. Помните, он гнал Христа, гнал Церковь, он о Нем греховно судил, как о еретике, как о смутьяне. А теперь мы не так знаем о Нем, не так мыслим о Нем, а как о Спасителе, теперь уже не по плоти. Т.е. по плоти относится всегда к глаголу, а не к существительному. Понятно, да? Это надо знать, когда мы читаем Новый Завет, просто часто мы не задумываемся и поэтому неправильно толкуем.

И вот выражение по плоти всегда противопоставляется выражению по духу. Ну, о духе чуть-чуть позже, сначала о душе.

Что значит душа в Библии, в Новом Завете, в частности? Вообще говоря, это слово довольно редко употребляется в Новом Завете, но все же употребляется. Душа в Священном Писании – это совсем не тоже самое, что душа в греческой философии (в греческой и в других языческих религиях). Помните, что такое душа у Платона? Некая божественная искра, которая воплощена в этом материальном теле, и поэтому тело называется гробом. Тело – гроб души. Тело – одна природа, материальная, а душа – это другая природа, духовная. И человек состоит как бы из двух таких начал. В греческой философии это называется дуализм. Ничего подобного в Священном Писании нет. Человек не делится на две природы, человек – «сома». Он ‒ цел, он не делится на какие-то отдельные природы: душу, дух, тело. А что же понимается под душою? Да об этом говорят уже первые две страницы Книги Бытия. Помните:

« И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек (т.е. Адам) душею живою» (Быт 2:7).

Вот и в русском языке слово «душа» каким-то образом связано с дыханием. Душа, дух, дыхание, дышать – это все один и тот же корень. То есть  дышащее, живое существо. И ведь не только человек – «душа живая», а и всякий скот – это тоже в Библии «душа живая», и таракан – «душа живая». Мы скажем: «Как же так, ведь у него никакой души нет!» Но мы-то говорим при этом в терминах греческой философии, понимая под душой ту высшую субстанцию, которая есть в человеке. А Библия-то этого не знает, и там душа – это просто жизненное начало в человеке. Это человек не в его объективности как тело или как плоть, а человек в его субъективности  как живое существо, чувствующее, чего-то желающее, имеющее волю, ощущения. Вот что такое душа. Душа – это тоже человек, но только не объективный человек, а субъективный человек. Человек как субъект воли, как субъект чувства. Живой человек! Так же, как и слово «тело», слово «душа» можно заменять местоимениями. «Мое тело» – в общем-то, можно сказать «я». Грек ведь может сказать, например, в отличие от нас: «Вот идет тело моего друга», т.е.: «Вот идет мой друг». Тело это и есть человек в его объективности. А когда человек говорит: «душа моя изнемогает» или «душа моя устала», это значит «я устал». Это просто несколько другой аспект этого «я».

Следующий антропологический термин, который важно понимать и знать, это дух. Дух понимается и в богословском смысле как Дух Святой, Дух Божий, и в человеческом смысле, антропологическом ‒ как дух человеческий. Ну, что означает «дух»? Вот и опять же: это не какая-то отдельная субстанция, какая-то отдельная природа в человеке, как, знаете,у нас дух, душа, тело – это разные природы считаются. В Библии этого нет, я еще раз повторяю: Библия не знает греческой философии, поэтому там этого нет. Человек есть человек, он не делится ни на какие природы, он целостен, он – «сома»!

А что же тогда «дух»? А это человек тоже в его субъективности, но не как субъект чувств и желаний – это душа, а как субъект познания. Духом человек познает. Вот что означает дух в Библии.

Иногда слово «дух» становится синонимом (чаще всего и бывает) слова «ум». Но только ум имеет некоторую специфику. Ум ‒ это тоже человек в его субъективности, но не просто как субъект познания, а как субъект нравственного сознания. Вот что такое «ум». То есть умом человек различает, что есть хорошо, что плохо, что – добро, а что – зло. Но это и не интеллект, как мы под умом обычно понимаем интеллект. Ни в коем случае! Когда, например, апостол Павел пишет о том, что язычники имеют ничтожный ум, то, разумеется, он не хочет сказать, что язычники все такие глупые, что они безмозглые, что у них интеллекта нет никакого. Среди язычников были великие и величайшие философы и мыслители – Платон и Аристотель, и прочие, и прочие, и апостол Павел прекрасно это знает. Потому что под «умом» он понимает совсем другое: он имеет в виду нравственное сознание. У язычников есть разум, интеллект, но у них испорчено и ничтожно нравственное ощущение.

Дальше. Следующий антропологический термин связан тоже с умом. Когда ум или нравственное сознание человека влечет его к злому, дурному, то это называется в Писании «похоть». Это греческое слово ‒ «эпифимия», отсюда наша епитимия, вот такая странность. «Похоть». Ну, помните, что слово похоть, и об этом прекрасно пишет святой Иоанн Златоуст, вовсе не означает то же самое, что у нас. Для нас похоть – это всегда что-то такое связанное с сексом, с половым влечением каким-то недолжным. Ничего подобного нет в Священном Писании. Похоть – это всегда недолжное, злое желание того, что тебе по природе или по твоему состоянию не принадлежит. Ну, вот, например, десятая заповедь – помните, как по-славянски звучит? ‒ «Не похощеши жены ближнего твоего, ни вола его, ни осла его, и ничего, что суть ближнего твоего» (Исх 20,17). Похоть к жене – это еще, с нашей точки зрения, как-то понятно, но что такое похоть к ослу или похоть к козлу – это совершенно неясно. Да нет, просто слово «похоть», «похотеть» – это значит хотеть недолжного, того, что тебе не принадлежит, хотеть чужого. Понятно, да? Просто когда мы читаем Библию, важно знать, что это такое.

Далее. Слово ум может иногда заменяться другим словом, которое взято из строения человеческого тела. Вы знаете, что некоторые антропологические понятия или человеческие чувства иногда метафорически обозначаются какими-то частями человеческого тела. Мы все знаем, что человек мыслит головой. Голова – как символ, как метафора ума. Знаем, что человек любит сердцем, сердце – как метафора любви. Как раз о сердце идет речь. Сердце – это тоже самое, что и ум. Сердце – это вовсе не вместилище чувства любви, нет. Сердце – это вместилище нравственного сознания, это тоже самое, что ум. Человек умен сердцем. Вот у нас сердцем человек любит или не любит, а в Библии совсем не так. Сердцем человек нравственно сознает злое и доброе. «Злые и благие помышления сердца» ‒ говорится в Священном Писании. Сердце мыслит, а не любит.

Любовь «сидела» совершенно в другом органе. А в каком? В Библии анатомической метафорой любви всегда служило чрево. Чрево, или утроба. Вот говорится о том, что Бог «благоутробен», то есть что Его «чрево» источает благо, любовь, как это ни странно. Вот мы говорим: «Я люблю тебя всем сердцем», а библейский человек скажет: «Я люблю тебя всем чревом». Вот так, ну что делать, это такие метафоры.

Кроме того, некоторые другие органы выступают в качестве тех или иных метафор. Довольно часто встречается метафора почки. У нас это переводится «внутренность», в подлиннике стоит «почки». «Благослови душе моя Господа, и вся внутренняя моя Имя святое Его» поем мы псалом, а в подлиннике стоит «Благослови душе моя Господа и все почки мои Имя святое Его». Почки – это вместилище благословения такого, любви.

И, наконец, очень важное антропологическое понятие – совесть. «Со-весть» ‒ буквально если переводить ‒ это греческое слово συνείδηση означает «со-знание», «со-весть». Ведать, знать: со-весть, со-знание. Что оно означает? Понятие совести введено в наш христианский обиход апостолом Павлом. До него ни в одной книге Библии не найдете этого понятия: совесть. Хотя, конечно, совесть у людей была, но вот как антропологическое понятие – даже слова такого не было. Апостол Павел взял его из греческой мысли, из греческой философии, из греческого языка. Но что же оно означало?

Изначально, в глубокой древности, совесть ‒ вот это со-знание, «син идисис» ‒означало «знание», наше общее знание со всеми; такое же знание, как и у всех. Общее знание. Например, она говорит: «это стол», и он говорит: «это стол», и я говорю «это стол». Это наше общее со-знание, что это ‒ стол. Со-весть. Со-знание. Так было в глубокой древности. Постепенно это слово чуть-чуть изменило свое значение. Это уже не наше общее согласие с чем-то, а мое согласие с самим собою. Понятно, да? Изначально это наше общее согласие, согласие с другими, а потом, в эпоху классической греческой философии, это слово стало означать «согласие с самим собой». И вот, когда человек согласен с самим собою в своих мыслях, поведении, то говорится о том, что у него чистая совесть, ему хорошо. А когда человек не согласен, он чувствует неуютность, какой-то разлад внутренний, тогда говорится о нечистой совести, человек страдает, ему плохо. То есть существует некая инстанция или некий масштаб суждения. Ведь когда человек о чем-то судит, то, значит, он судит по какому-то масштабу, по какому-то закону. Я же не могу судить, длинный этот стол или короткий, если у меня нет представления о том, что такое длина, что такое длинный и что такое короткий. Нужен какой-то масштаб, скажем, линейка, сантиметр, чтобы оценить. Вот так же и здесь. Если человек судит о своем поведении, значит, он сравнивает свои мысли, свое поведение с каким-то масштабом, с какой-то нормой для него. И эта норма не зависит от него самого, она дана ему. Иначе какая же это норма, если она не дана ему, а он сам ее выдумывает! Тогда каждый будет выдумывать и скажет, что этот стол  короткий, а другой скажет, что длинный, и у каждого свой масштаб. Так же и с совестью. Этот масштаб суждения дан человеку, независим от человека, он всегда приходит к человеку. А уж человек сравнивает себя с этим масштабом. Если это сравнение в его пользу, то хорошо, если не в его пользу, то – плохо. Это неотъемлемо от природы человека. И совесть есть у каждого человека. Нет людей, если они психически здоровы, нет людей бессовестных, их просто не существует. Это мы только так говорим: «Вот бессовестный человек», мы здесь понимаем человека, которому наплевать на свою совесть, но на самом деле она у него есть. Другое дело, что масштаб, который дан человеку, может быть самым различным. Неизвестно, откуда он пришел. Может, он пришел просто из традиции, из культуры, из воспитания. Каким-нибудь людоедам в Африке или на островах Тихого океана совесть будет подсказывать, что вырвать сердце твоего противника, убитого тобой, и тут же съесть его – это есть величайший подвиг. Если он этого не сделает, то он будет себя корить всю жизнь, и его будут укорять его сограждане, соплеменники, его совесть будет нечистой. Ну, что делать, вот такой масштаб суждений у него. Он от него не зависит. Он ему дан, дан его племенем, его обществом, его воспитанием.

У апостола Павла, конечно, таким масштабом нравственного суждения является воля Божия. Это понятно. Когда у нас говорят, что совесть – это голос Божий в человеке, то надо это заявление с большой осторожностью воспринимать это заявление, потому что совесть – это природное свойство человека. Оно неотъемлемо от человека так же, как неотъемлемо тело. Но во грехе, в греховном состоянии, вся природа человека больна, испорчена. Испорчена моя материя, испорчен мой ум, испорчена моя совесть тоже, потому что она относится к природе – как у того людоеда. Если же человек живет в Боге, то у него восстанавливается его природа, и, прежде всего, его природа субъективная, его природа нравственная. Для него масштабом его суждения будут уже не какие-то племенные законы или там культурные каноны, а для него масштабом суждения будет уже воля Божия. То есть, когда мы говорим: «Совесть есть голос Божий в человеке», то надо иметь в виду, что это голос Божий в христианине прежде всего, в настоящем верующем человеке, а не просто в человеке. Просто в человеке совесть иногда может быть совершенно демонической, а вовсе не Божественной. Вот это, кратко говоря, основные антропологические суждения.

Теперь переходим к теме нашей сегодняшней беседы. Сотериология – т.е. учение о сотерии, о спасении. Мы уже с вами упомянули, что слово «спасение» для нас привычно, но не дает нам ощущение всей глубины этого значения. Спасать от чего? Само слово «сотерия» означает целение, то есть дарование человеку утраченной во грехе цельности, целостности, неразложимости, бессмертия, ведь смерть – это разложение. Собственно, от чего, человек спасается, от чего человек излечивается? От греха. А что такое грех? Мы с вами говорили, по-моему, о грехе, что означает это слово.

Слово «грех», «огрех» по-гречески будет звучать «амортия». «А-» ‒ это отрицательная частница, как вы знаете, «а-« – отрицает что-то (политично – аполитично), а «мортия» означает «попадание в цель», ну, вот как стрельба из лука, например, или там из пистолета. Вот – цель. Попадание в цель означает «мортия». А-мортия – непопадание в цель, промах (в лучшем переводе). Какая-то погрешность, туда-сюда, но не в «яблочко».

Вот в чем дело: дело в том, что Бог сотворил этот мир и каждого из нас не бессмысленно, не бесцельно. Для каждого в Премудрости Божией имеется свой промысл, своя цель как Божественный идеал для каждого человека. И у каждого ‒ свой. Все мы очень различны, и  в очах Божиих все мы любимы, и у каждого своя цель, именно вот – своя! Так уж Бог замыслил. Иначе бы мы все были одинаковые, как муравьи. Нет, мы все разные, абсолютно разные. Потому что мы личности, а не муравьи, не животные. И во грехе человек утратил эту цель. Вот, идти к цели – это хорошо. Но во грехе человек утратил цель, он запутался, он заблудился и идет мимо цели. Он может себе поставить иногда цель какую-то, но даже ту цель, которую он сам себе ставит, – она может быть неправильная, не Божественная цель ‒ он и её-то не может достичь правильным путем. Ну, откуда я знаю, куда мне сегодня идти – в театр, или в кино, или домой… Трудно человеку со своими целями разобраться. Даже если он ставит себе цель – неизвестно, достигнет он ее или нет. Что уж там говорить о Божественной цели. Это называется отчуждение от Бога, или утрата смысла или цели своей жизни. И в задачу человека, каждого человека, входит познать самого себя. Не такого, какой я вот сейчас, а такого, каким я должен быть в промысле Божием. То есть познать свою идею Божественную и двигаться по направлению к осуществлению, воплощению вот этой своей цели Божественной.

А спасение – это восстановление наших отношений с Богом, и, соответственно, восстановление смысла и цели своей жизни, это движение по правильному пути к тому своему идеалу, который замыслил Бог. Катехизис нам говорит, что спасение есть спасение от греха, от смерти и от закона. Ну, от греха понятно – избавление от этой болезни, которая постигла человечество в Адаме. Смерть есть следствие греха, так что это, собственно, тавтология. Спасение от греха и означает одновременно спасение от смерти, потому что грех – это болезнь, а симптомов у этой болезни много, и смерть – лишь один из симптомов. То же самое и с законом. Если бы не было греха, то не было бы и закона, правда? Так что закон есть следствие греха. Это тоже ясно.

Какие же пути спасения? Все, абсолютно все ветхие религии, а это язычество, это иудейство, это ислам, который хотя и новая религия (она возникла очень поздно, но практически почти ничем не отличается от иудейства в его упрощении)‒ это религии закона. Здесь спасение, то есть достижение высшего блага, как бы оно ни понималось, всегда ставится в зависимость от самого человека, причем в прямую зависимость. Вот буду вести себя хорошо, и тогда Бог или боги меня спасут, я достигну островов блаженных, как у греков, или Царствия Божия, как у иудеев. То есть спасение зависит от меня самого. Фактически человек сам себя спасает. Это учение в разных своих формах повторяется постоянно. Помните: «Никто не даст нам избавленья, ни Бог, ни царь и не герой, добьемся мы освобожденья своею собственной рукой». Очень хорошо! Но надо же помнить, что это демагогия, пустая, пустая демагогия, которая не ощущалась как демагогия в ветхом мире, потому что это была единственная идея религиозная, которая владела умами и сердцами людей, но, конечно, уже демагогия после пришествия Христа, после возникновения христианства. Это только Мюнхгаузен мог взять себя за волосы и вытащить из болота, а в реальности такого не бывает. И для того, чтобы вытащить себя из этого мира тления, ограниченности и страданий, собственных сил человека недостаточно. Это просто невозможно. Человеку требуется подъемный кран, который подцепит его и вытащит из болота греха, и этим подъемным краном может быть только Творец, только Бог. Ничто в этом мире не способно сделать нас, грешных, безгрешными, ничто! Сколько людей было от Адама, один за другим все умирали, умирают и будут умирать.

Вот ветхие же религии, например, языческие, как они представляют себе спасение? Ну, исполнение определенных обязанностей по отношению к богам. Боги всегда чего-то требуют, они капризны, лучше им угодить. Надо приносить им жертвы, надо их кормить. Сами знаете, животные жертвы приносятся, разные, человеческие жертвы. Надо в чем-то себе отказывать, ползать перед ними на брюхе, на коленях, вымаливать что-то такое. Может быть (мы не можем быть уверены), ну, может быть, они смилостивятся, и тогда мне будет хорошо, они меня спасут.

Иудейство в его классической форме: Бог указал Свою волю людям в Законе Моисея. И вот человек, скажем, времен Иисуса Христа, классический иудей, фарисей, скажем, благочестивый, полагает, что если он будет соблюдать заповеди Закона, то тогда Бог его спасет. Вы понимаете всю глубину богословской бессмыслицы этого положения? Это что ж такое выходит? Это выходит, что Бог должен подчиниться каким-то правилам, по которым Он тебя спасает или не спасает?! То есть фактически над Богом должен стоять еще какой-то закон? Вот, как помните, в Книге Иова: Иов сокрушается, что на него обрушились такие несчастья, он говорит: «Ну, за что? За что? Ведь я же ничего плохого не делал?» Но появляются трое его друзей, которые говорят: «Э-э-э, Иов, покопайся-ка в себе, значит, что-то такое ты плохое сделал!» Потому что не может же быть, чтобы вот так вот несчастья просто так пришли к человеку. То есть они убеждены были в том, что человеческое нарушение Закона обязательно ведет ко злу. Иов сопротивляется, говорит: «Да нет, нет, ничего я плохого не сделал», и бросает вызов Богу, говоря: «за что, за что Ты меня так?» Вот древний вопль, вопль недоумения: как же так случается – вроде человек делает все хорошо, а получается плохо? В этом вопле Иова говорит полное непонимание или почти полное непонимание, что же такое грех. Под грехом понимается преступление Закона, а вовсе не болезнь, которая владеет людьми. Так вот и люди, которые думают, что они, исполняя заповеди Закона, предъявят Богу какой-то счет, скажут: «Вот, я все сделал по этой заповеди, по этой заповеди тоже все сделал, по этой тоже. Ты обязан меня спасти!» Бог никому ничего не обязан. Над Богом нет никакой обязанности, ибо Бог – это абсолют. Он абсолютно свободен, над Ним ничего нет, никакого закона, никакого правила. И вот – Новый Завет. И в Евангелиях, и, особенно, в посланиях апостола Павла, всегда указывается на то, что мысль о том, что я сам, своими добрыми делами заслужу себе спасение, – это мысль греховная, может быть, самая греховная из всех мыслей, которые только могут прийти человеку. Но она приходит – в этом все язычество, все иудейство, в этом убеждены миллионы, миллиарды людей.

И вот приходит, наконец, христианство, приходит Иисус Христос и объявляет, что вместе с Ним пришло Царство Божие. И что спасение человека зависит не от того, сколько добрых дел, законных дел он сделает, а исключительно от веры. Помните, когда Он исцеляет, Он говорит – «по вере вашей дастся вам». Вот, кто верует – тот получает исцеление, но это уже, разумеется, как знамение того исцеления конечного, о котором говорит апостол Павел. Спасение приходит к человеку не по делам Закона, а исключительно от Бога. Подъемный кран ‒ это не рука человека, которая его тянет из болота (ничего не получится), а Бог. И Бог спасает, потому что Он есть Бог любви. Бог вытаскивает человека из состояния греховности и преображает его. Он его спасает через Сына Своего, Иисуса Христа. Сейчас мы посмотрим, как это объясняется. При этом не надо думать, что все это происходит чисто механически. Через Христа Бог нас спас, каждого из нас, как бы грешен он ни был. Он спасает весь род человеческий. Но спасение, реализация спасения, имеет две стороны: объективную и субъективную. Это надо всегда помнить, когда мы читаем Библию Нового Завета. Иначе мы иногда можем впасть в недоумение. Ну,например, апостол Павел пишет христианам (фессалоникийцам, филиппийцам, римлянам, кому угодно; он называет их «святыми»): «Павел, апостол Иисуса Христа, всем святым в Риме…»,‒ что-нибудь такое,‒ «…благодать вам и мир…». То есть христиане тогда назывались «святые». А что такое «святой»? Святой – это тот, кто посвящен Богу, принадлежащий Богу. Взятый из  земли и уже принадлежащий Богу: святой предмет, святой человек. И вот, называя всех святыми, дальше апостол Павел в своих увещеваниях всегда пишет: «Ваша задача по воле Божией – стать святыми, освящение ваше». Простите, как же так? Ты меня только что святым назвал, так зачем же мне еще освящать себя, если я уже святой? И таких мест – множество. Например, в 5-й главе Первого послания к Коринфянам апостол Павел пишет (там появляется блудник в Коринфской Церкви, и Павел требует его удаления из Церкви): «…очистите старую закваску, чтобы быть вам новым тестом, так как вы бесквасны…» (1 Кор 5:7). Простите, как же так, если я уже бесквасен, если мы бесквасны, в нас нет этого нечистого кваса, дрожжей, то зачем же нам еще очищаться от закваски, если в нас ее нет?! И вот с этим видимым противоречием мы сталкиваемся постоянно. «Вы спасены,‒ говорит нам Новый Завет, ‒и Бог вас спасет, мы ожидаем нашего спасения». Как так, если я уже спасен, так чего мне еще ожидать? Непонятно.

Да вот в том-то и дело, что спасение, как я сказал, имеет две стороны: объективную и субъективную. Объективно мы все уже спасены. Что значит объективно? То, что от меня не зависит. Бог сделал все для моего спасения, абсолютно все! И теперь от меня уже только зависит принять то, что Он для меня сделал. Можно привести такое сравнение. Мы все находимся под властью греха, или в темнице греха, как пишет нам тот же апостол Павел. Вот, человек сидит в темнице, человек сидит в камере, в тюрьме. Вдруг появляется некто из его друзей и платит выкуп, или на языке Нового Завета – искупление. Он заплатил за него деньги, может быть, даже сам пошел вместо него под арест, в тюрьму ради того, чтобы его отпустили. Он заплатил выкуп. Или приходит, скажем, какое-то постановление императора, царя, президента. Помилование! «Ты свободен!» ‒ говорит тюремщик, открывая двери камеры.‒ «Все, ты свободен, можешь выходить». Это объективно, это от меня не зависело.Это зависело от моего друга, который заплатил денежку, или от царя, который меня помиловал. Объективно я спасен, освобожден. А дальше что надо делать, чтобы реализовать это спасение? Да мне просто надо встать, поднять свой зад, подойти к двери и выйти на свободу, сделать какие-то шаги навстречу распахнутой двери. Но ведь это иногда трудно сделать! Человек настолько привязан своим сердцем («где сокровище ваше, там и сердце ваше»), настолько привязан вот к этому, к тому, что в тюрьме находится, что он часто говорит: «Ну, а что, меня здесь кормят, поят, пусть не очень хорошо. Но мне здесь привычно! Ну, что же я туда пойду, что меня там еще ожидает?» И многие не хотят выходить из тюрьмы, многие не хотят покидать казарму в армии – ну, что он там будет делать в миру? То есть для людей часто несвобода гораздо приятнее и  привычнее, чем свобода. И вот это уже от меня зависит, пойду я к двери или нет – это субъективная сторона, зависящая от меня. Само спасение, полнота, реализация его зависит от двух факторов. Бог уже все сделал, дальше дело за мною: пойду я или нет. А вот пути – как идти? – это уже дело другое, это уже дело практики. Главное здесь это, конечно, вера.

Понятие «вера». Вот, апостол Павел утверждает, что мое спасение зависит не от моих дел, а от Бога и моей веры. Бог все сделал, дальше уже требуется моя вера. Что такое вера? Под верой понимаются разные вещи, очень разные. У нас сейчас говорят: мусульманская вера, христианская вера, иудейская вера, языческая вера. То есть под верой иногда понимается учение. «Символ веры», «Как я верую? А я верую в Бога Троицу!»

«Неужели ты веришь, что Бог существует?» Вот второй смысл слова вера – то есть вера в существование чего-то, что я не могу увидеть непосредственно своими очами. «Я верю! Я верю, что Земля круглая, хотя я не вижу ее круглой, только на глобусе». «Я верю, что существует американский континент, хотя я его здесь не вижу, вот как-то я верю в это. Мне это сказали, разумно доказали».

То есть вера понимается, во-первых, как учение, во-вторых, как убеждение в существовании невидимого. Но это все не то, что преимущественно Священное Писание понимает под словом «вера».

В СвященномПисании существует два других аспекта этого слова «вера», два понятия, связанных со словом «вера». В Ветхом Завете, для иудейства, наиболее характерна вера как верность. «Он верный человек, а этот неверный». Значит, этот ‒ верующий, а этот – неверующий. И в качестве вот такого идеала веры, верности приводился Авраам, отец веры. Авраам был настолько верен Богу, что он, не сомневаясь, пошел на величайшее, почти до абсурда доходящее деяние – отдать в жертву собственного сына Исаака, решился на это. Потому что он был верен Богу. Бог потребовал, и тот исполнил. Итак, вера как верность.

И другое понятие веры. Вера – прежде всего, как доверие. И вот между этими двумя понятиями лежит тонкая граница, но все же существенная, и апостол Павел в своем Послании к римлянам, постоянно говорит об этом. Об этом позже.

А сейчас поговорим о таком сотериологическом понятии, как «выкуп», «искупление», о чем мы с вами уже говорили. Бог нас искупил во Христе – это есть объективная сторона спасения. Что такое – «искупил во Христе»?

Тут надо сказать, что деяния Бога во Христе – воплощение Сына Божия, Его смерть во человечестве, Его Воскресение, Вознесение – все это такие таинственные, исполненные тайны предметы, о которых мы можем только говорить намеками, символами, знаками. Это не то, что можно буквально описать материальным способом, как мы описываем в физике или в химии что бы то ни было. Это ‒ тайна, это великая тайна Божия. Но тайна, которая дается нам для познания всем человеческим существом, нашим сердцем и нашим мистическим чувством, нашим религиозным чувством. Тайна, которую мы переживаем сами в себе, иначе никакой религии-то не было бы, если бы не было у нас опыта познания этой тайны, которая невыразима обычными человеческими словами. То, что невыразимо элементарной человеческой логикой ‒ вести иного мира, таинственного мира ‒ при их изложении другим людям требуют и особого языка, символического, метафорического. За примерами далеко ходить не надо. Например, когда какой-нибудь одухотворенный визионер, например, евангелист Иоанн, находившийся на острове Патмос, получает откровение из иного мира, то ведь он попадает туда, в этот иной мир. Это иной мир, там нет предметов, которые вот так можно описать, там всё ‒ иное, это ино-мир. А как описать иное, если у нас нет для этого соответствующих механизмов описания, нет таких слов? Есть только чувство этого, как у апостола Иоанна. Отсюда появляется особый язык символов, метафор. Мы видим в Апокалипсисе множество таких метафор, в которых дается нам представление об ином мире. Язык, который, скорее, напоминает не язык философского трактата или учебника по истории, по физике, а язык, который, скорее, напоминает нам музыку. Вот когда музыка проникает в наше сердце, вы чувствуете, что за нею стоит, какая реальность, но она невыразима в словах. Отсюда так много метафор, связанных с понятием христианства, в частности, с понятием спасения.

Вот одной из таких метафор является метафора выкупа, искупления. Она принадлежит апостолу Павлу, хотя само слово «искупление» имело два аспекта: светский аспект и религиозный, библейский аспект.

Что такое «искупление» в миру, светский аспект, нам всем понятно: попадает кто-то в тюрьму, в плен, террорист кого-то захватывает ‒ то вот, платят выкуп («искупление» по-славянски). Здесь все всем ясно.

А вот библейский аспект следующий. В Священном Писании существовало три библейских реальности, которые описывались словом «искупление». Первая: искуплением назывался переход через Чермное море, то есть избавление от египетского рабства израильского народа. Это тоже был как бы выход из рабства на свободу. Конечно, там выкуп-то невелик был за это уплачен, ну, что там – ягненка пришлось заколоть и его кровью помазать косяки дверей; невелика плата. Просто само понятие освобождения было связано с первым понятием искупления – как выкуп на свободу раба или заключенного, или заложника. Поэтому исход из Египта называется в Библии искуплением.

Второе понятие, очень важное, которое используется в Новом Завете и берется за метафору христианского спасения: искуплением называется то, что происходит в Израиле ежегодно в День очищения или День примирения, его по-разному называют. О нем говорится в книге Левит. По-еврейски этот день называется Йом Кипур. «Йом» – день, «кипур» – означает очищение, день очищения. Это великий праздник, который празднуется обычно осенью, в седьмой месяц еврейского года. К чему сводится этот праздник, откуда он берет начало, свои корни, каков его библейский смысл? А вот каков. Израильский народ чувствовал свое племенное единство, родовую общность. Понятие «индивидуум», «личность» в древности вообще было очень неразвито, люди придавали гораздо большее значение крови, племени, роду, чем отдельному человеку. И вот Израиль заключил договор с Богом, Завет. Но Израиль чувствует, что он много грешит, совершает постоянно преступления против Закона, и поэтому его жизнь столь несчастна, полна страданий, бедствий. Эта жизнь – дурная жизнь, плохая, от нее надо избавиться. Вот если бы нам Бог дал обновление жизни, новую жизнь! Сами-то мы не можем ее придумать, конечно. Но что означает «избавиться от жизни»? Что – убить всем себя, самоубийство массовое? А мы знаем, что такие случаи были в псевдохристианских сектах. Всем себя убить? Но это невозможно! И тогда прибегали к следующему. Из среды всех выбирали одного, первосвященника, который олицетворял собою всех. Все вверяли себя ему, со всем своим благом и со всем своим злом. «Я тебе себя доверяю. Все, бери меня, ты – это я». И вот один за всех – это чисто племенное, корпоративное свойство, когда один может выступать за всех, потому что все вверяют себя, верят ему, отдают себя ему. И вот один олицетворяет собою Израиль ‒ это первосвященник. И если он убивает себя, приносит себя в жертву, это в нем умирают все, потому что он и есть – все, в силу корпоративной общности. Один за всех, все за одного. Убивает себя первосвященник… Это легко сказать, но трудно сделать.С чего это он будет убивать себя? Жалко! Между прочим, в Библии-то этого нет, а у других народов это практиковалось.

Например, Рим, архаический, древний Рим, не классический Рим эпохи республики или империи, а самый древний Рим. Римляне верили в своего бога Юпитера. И был главный храм Юпитера, который стоял на острове посредине озера. И римляне выбирали первосвященника, который олицетворял собою весь римский народ. Этот первосвященник перекидывал, строил мост на этот остров и перебирался туда. «Строить мост» по-латыни будет pons facere, отсюда строитель моста будет «понтифекс». И жил на этом острове, молясь Юпитеру, совершая ритуалы, жертвоприношения, целый год. Это был «год понтификата», то есть год «строителя мостов». Вот это слово: понтификат, понтифекс, понтифик ‒ до сих пор осталось за римским первосвященником ‒ то есть за Папой Римским. Уже много тысяч лет прошло, а слово осталось, хотя, конечно, имеет уже только чисто исторический смысл. И вот в конце года первосвященник бросался на меч (такой римский короткий меч) и убивал себя, приносил себя в жертву. И весь народ ликовал, потому что теперь им дано освобождение. Они все убили себя в нем, потому что они вверили себя ему, они умерли и получили обновление жизни. Старая жизнь ушла, теперь новая жизнь. Они ликуют, празднуют, веселятся, пьют, едят, грешат, а потом следующий год приходит, выбирают нового первосвященника, через год новый первосвященник тоже себя убивает, и так год за годом. Так было довольно долго.

Так было бы и в Израиле, но там так не происходило. Да, выбирали первосвященника, ему себя вверяли, то есть верили ему, доверие такое было. И один раз в году он убивал не себя, а животное невинное, на которое он возлагал руку и магическим образом переносил самого себя, а вместе с тем и весь Израиль с его грехами, на это невинное животное. И теперь это невинное животное несло на себе грехи всего Израиля, они переходили от Израиля на первосвященника, от первосвященника на животное. И это животное приносилось в жертву в Святая Святых, его кровью кропилась крышка Ковчега Завета: знаете, там был ящик, где лежали скрижали Завета. Там крышка была, с двумя ангелами, и на этой крышке предполагалась Слава Божия. То есть Сам Бог там живет, присутствует, восседает на этой крышке как на троне Своем. И вот перед Богом проливалась кровь этого животного, а ведь в представлении древних кровь содержит в себе начало жизни, кровь – это жизнь. Вот эта жизнь, греховная жизнь, принесена в жертву. Израиль умирает в этом агнце, кровью которого окроплена крышка, и первосвященник, естественно, в нем тоже умирает. И теперь Бог дает всем новую жизнь. И весь Израиль ликует после дня поста (это был день строгого поста). Но когда день кончался, все совершено, Израиль ликует, пьет, гуляет, блудит, и так до следующего года. И там опять происходит очищение. Именно об этом написано в Послании к евреям, что вот, из года в год происходит одно и то же, одно и то же, и все безрезультатно. Это всего лишь прообразы того, что совершилось Богом через Иисуса Христа.

И вот почитаем такое место из Послания к римлянам апостола Павла, это третья глава, 25-й, по-моему, стих. Послание к римлянам очень риторически построено, как трактат по сотериологии. Начинается оно утверждением о том, что теперь пришло Евангелие как Слово Божие, как сила Божия для спасения. Для спасения всякому верующему! Эти слова удивительно было слушать иудеям, скажем. Ну да, пришло Евангелие, то есть Благое Слово Божие о спасении всякому человеку. Как же так всякому? Спасение не может прийти всякому! Спасены будут только праведники, а грешники-то должны погибнуть. А здесь говорится о спасении всякому. И далее: «всякому верующему». Как же так, ведь спасение должно прийти делающему, а не верующему? Вот, кто делает по Закону, тот праведен и тот будет спасен. А кто не делает по Закону – какое же тут может быть спасение? Он грешник, как язычник, с ним за столом-то одним сидеть противно, а тут спасение… Мне-то противно, а уж Богу тем более! Типично ветхозаветный взгляд на спасение. И вдруг апостол Павел говорит, что пришло, пришло спасение всем верующим, то есть доверяющим: и иудею, и эллину. Ужас, ужас, как это ‒ эллину спасение?! Да придет Мессия, он же всем этим эллинам глотки перережет, а тут говорят – спасение! Как это может быть?! Для того времени это фантастика, это безумие!

И дальше, в первой главе, апостол Павел объясняет, зачем нужно это спасение. Да потому что все во грехе: вот язычники во грехе, нет среди них праведных людей. А иудеи? Вот ты называешься иудеем, а чем ты лучше язычника? И дальше говорится о том, что иудеи-то ничем не лучше, и они такие же грешники, как и язычники. Нет праведного ни одного, нет ни единого. Все нуждаются в спасении. И напрасно иудеи успокаивают себя, что они от семени Авраамова. Ничего, ничего хорошего в них нет. Они еще хуже язычников, потому что язычники хоть Бога не знают, а иудеи и Бога знают, и Закон им дан, а они делают все то же самое. И воруют, и блудят, и все-все-все то же самое, что и у язычников, да еще и хуже…

Дальше такая риторика идет у апостола Павла, и, наконец в 3-й главе написано:

20 …делами закона не оправдается пред Ним никакая плоть… (Рим.3:20)

21 Но ныне, независимо от закона, явилась правда Божия, о которой свидетельствуют закон и пророки,

22 правда Божия через веру в Иисуса Христа во всех и на всех верующих…(Рим.3:21-22)

Для всех! Для иудеев, эллинов, для всех верующих. Нет различия, потому что все согрешили, все лишены Славы Божией. И далее: все получают оправдание даром, по благодати. Благодать ‒ значит подарок от Бога. Не плата за дела, зарплата, а подарок. По благодати, искуплением (вот, впервые здесь звучит это слово), искуплением во Христе Иисусе. И вот здесь мы сталкиваемся с третьим библейским значением и смыслом слова «искупление».

Значит, первое ‒ это исход из Египта, то есть освобождение из египетского рабства.

Второе ‒ это весь ритуал, связанный с Днем очищения, Йом кипур, он весь назывался освобождением; весь Израиль освобождается от  своей старой жизни и получает новую жизнь. Это тоже называлось искуплением, День искупления.

И вот третий раз тоже появляется уже искупление во Христе Иисусе:

«24 получая оправдание даром, по благодати Его, искуплением во Христе Иисусе…»(Рим.3:24)

И вот 25-й стих удивителен:

«25 которого Бог предложил в жертву умилостивления в Крови Его через веру, для показания правды Его в прощении грехов, соделанных прежде… (Рим.3:25)

Здесь, к сожалению, настолько трудно было переводчику перевести – что ни слово, то не совсем точный перевод. В этом стихе сконцентрирована вся метафора искупления у апостола Павла. Проследим. Значит, Иисус Христос, в Нем искупление, «Которого Бог предложил», а если будем точнее переводить, – «Которого Бог публично показал». «Как», ‒ дальше у нас переведено: – «жертву умилостивления». Ничего такого там в подлиннике нет! Дальше у нас переведено – «в жертву умилостивления», но ничего такого там нет в подлиннике. «…Которого Бог публично предъявил…» или «публично показал, как…» И дальше стоит греческое слово ίλαστήριον, «иластирион».Что это такое? «Жертва умилостивления»? Да нет, нет! Слово «иластирион» означает, ну то, что по-славянски переводится (в Ветхом Завете оно встречается неоднократно) как «очистилище». Так называлась крышка над Ковчегом Завета. Крышка, о которой я говорил, которая кропится кровью невинного агнца. Вот эта крышка называлась по-гречески «иластирион», по-славянски – «очистилище». Вот именно это слово здесь стоит. Итак, Иисуса Христа Бог всем показал как крышку Ковчега Завета, как «иластирион», а по-еврейски – «капорет». Чувствуете сходство? Йом Кипур – День очищения, а капорет – это то, где происходит очищение. Очистилище – это крышка Ковчега Завета. Слово «капорет» переведено на греческий язык «иластирион», по-славянски – «очистилище», а у нас (по-русски) никак не переведено. Слов «жертва умилостивления» изначально там нет.

Итак, Иисус Христос представлен нам как иластирион «в Крови Его». В крови не какого-то ягненка, а в Его Крови. Чувствуете, как здесь апостол Павел… Откуда он берет эту метафору искупления!? Да из Йом Кипур, из этого ритуала иудейского! Только теперь вместо жертвенного животного выступает Иисус Христос. Он же и Первосвященник. Ему не надо уже, этому Первосвященнику, жертвенное животное. Но Он представляет Собою все человечество. Как там, в Ветхом Завете, первосвященник один за всех представлял иудейский народ, затем вместо себя приносил в жертву животное, так здесь Иисус Христос представляет Собой все адамово человечество и приносит, как Первосвященник, Себя в жертву и кропит Собственной Кровью крышку Ковчега Завета. А где эта крышка? Так Он Сам и есть эта крышка! Ведь на крышке, помните, жил Бог, была Слава Божия. Иисус Христос ‒ с Ним Бог. «Видевший Меня видел Отца…» (Ин 14:9),‒ говорит Иисус Христос. Сам Бог живет во Христе, со Христом. Как в представлении древних, ветхозаветных иудеев Он жил на крышке, а крышка скрывала собою скрижали Ветхого Завета. А что во Христе скрывается? А в Нем скрывается Новый Завет, и не скрижали каменные, а закон любви, вписанный не на камнях, а в сердце. Вот, чувствуете, насколько здесь широкая метафора. Используя этот ветхозаветный образ…

Но главное здесь еще даже не это! Как во время Йом Кипур очищение происходило только тогда и в силу того, что все люди вверяли себя своему первосвященнику (вот это доверие – один за всех), так и здесь говорится о том, что это искупление происходит через веру, то есть через доверие. Если мы, люди, вверим себя, доверимся Иисусу Христу, то тогда мы получим искупление, то есть освобождение от наших грехов. Ибо Он их уже взял, от нас только требуется вверить себя Ему, вот это ‒ «по вере».

Не наши заслуги, не наши дела. Наши дела – это вера! По вере мы получим исцеление, получаем Духа Святого, Который будет вести нас нашем жизненном пути правильно, вот к этой двери, которая выводит за стены темницы. Вот такая метафора искупления.

У апостола Павла это основа его христианского учения ‒ спасение по вере через искупление, то есть освобождение от греха в Иисусе Христе, но только в том случае, если мы доверим себя Ему. Вера как доверие.

Итак, в Библии существуют два основных понятия веры: одно типично ветхозаветное – вера как верность (у Авраама), и вера как доверие, как вверение себя, отдача, самоотдача себя.

Теперь подумайте: чем принципиально различаются эти два понятия, на чем настаивает апостол Павел, особенно, в Послании к римлянам? Вот это ветхозаветное понимание веры как верности, и новозаветное – веры как доверия? Ведь апостол Павел много рассуждает о дарах Святого Духа, помните: пророчество, апостольство, благотворительность, молитвенность и т.д. И самыми высшими дарами Святого Духа или «харизмами» по-гречески – какие являются три высших дара? Всем нам они известны: вера, надежда, любовь. Это три высших дара, а любовь из них выше. Но, заметьте при этом, что вера (как и надежда, и любовь) относится к дарам Святого Духа. Это не просто человеческое свойство, произвольно вызываемое, а дар, харизма. И вот этим-то христианское понимание веры как доверия отличается от ветхозаветного понимания веры как верности.

Ведь что такое вера как верность? Все люди обманщики, все мы неверные. Мы клянемся, бьем себя кулаком в грудь, говорим «да я!», «да я!», «я буду верен!», «да честное пионерское!» Ну и что? Завтра, конечно, я нарушу свое обещание, и буду неверный. Конечно, я могу постараться, от меня что-то зависит. Я принял присягу, иду в армию, принес присягу верности – трудно, но я постараюсь! И, может быть, все-таки сделаю. И чаще всего люди выполняют свою присягу, свой воинский долг, вплоть до самоотдачи своей жизни. То есть вера как верность зависит очень сильно от меня самого; это естественное свойство человека, от меня зависит. «Я даю себе слово: с понедельника я начну новую жизнь! Я буду вставать по будильнику, делать зарядку, молиться, умываться холодной водой под душем… Ой, как трудно! Конечно, я этого не сделаю, но я могу постараться». И мы знаем массу примеров, когда люди берут себя в руки и верны своему решению, своему слову, своему обещанию. Верность – это человеческое свойство.

А доверие? Разве это естественное свойство человека? Да, оно сообразно естеству человека. Но может ли человек произвольно вызвать доверие? «Этот человек такой противный, я его терпеть не могу, но я даю себе слово, что с завтрашнего дня я буду во всем ему доверять». Бред, правда? Это невозможно. Уж если доверяешь, так доверяешь, это как-то приходит само собой, а если не доверяешь, то не доверяешь, и подозрительно будешь на него коситься. Невозможно себя заставить полюбить, невозможно себя заставить довериться кому-то. Это либо есть, либо нет. Это – дар! Вот этим отличается ветхозаветное понимание веры как верности и новозаветное – веры как доверия. Что требовалось в Йом Кипур, что и требовалось от тех римлян, которые доверяли себя своему первосвященнику, который себя убивал. Что требуется от нас ‒ довериться Богу в Иисусе Христе.

Как? А для этого существует Благовестие, как говорит апостол Павел: «Но ныне пришло Слово Божие, Благая Весть, которая одновременно есть и сила Божия для спасения всякому верующему». Слово Божие, которое проникает в нас и преображает нас. Это слово человеческое может вылететь и улететь. Слово Божие обладает энергией своего воплощения. Падает, правда, оно на подготовленную почву или неподготовленную – это уже во многом от нас зависит. Во всяком случае, вера приходит как дар. Как дар! Большое отличие! И если для ветхозаветных иудеев образцом веры был Авраам, который готов был отдать собственного сына – великий подвиг веры как верности, то в Новом Завете, у апостола Павла, Авраам тоже образец веры (потому что поверил Авраам Богу, и это вменилось ему в праведность). Но здесь Павел приводит другой пример. Он говорит, что Авраам верующий, но не как верный, а как доверившийся Богу. Помните? Еще и речь не шла ни о каком Исааке, ни о каком жертвоприношении, Исаака еще и не было на свете, а Авраам был старый, и Сара была ветхая, все, как говорят, «ее чрево омертвело». И вдруг Бог говорит: «Приду через год и будет у тебя потомство, сын. И потомство потом разрастется и будет как песок морской». Сара рассмеялась – «да куда, какое там у меня потомство!». А Авраам поверил. Доверился и не усомнился ни одной секунды, и это доверие вменилось ему в праведность. А уже потом Исаак родился, уже потом – верность и т.д.

То есть, если есть доверие, то тогда появятся и верность, и все остальное. А если есть верность, то доверие вовсе не обязательно придет. Я, например, могу принести присягу и обещать верность господину какому-либо: царю, военачальнику. И я сдержу свое обещание, вот просто из принципа сдержу. Я буду верным! Я его терпеть не могу, я его ненавижу, но я сдержу слово. Доверия никакого нет, а верность есть. Понимаете всю разницу между двумя понятиями? Доверие как дар Божий влечет за собой и все остальное, а верность еще не влечет за собой все остальное.

Ну, вот, это, пожалуй, самые центральные и основные понятия новозаветной сотериологии. Спасение от греха это есть возвращение к Богу из отчуждения, обретение истинной цели своей жизни, потому что грех есть амортия, промах – не туда попал, заблудился. А здесь восстановление истинного пути. Затем, спасение, естественно, и от смерти, потому что смерть – это именно «не туда попал». Затем, спасение от Закона, потому что Закон появляется только там, где есть грех. Где нет Закона, естественно – там нет преступления, где нет преступления – нет и наказания, нет наказания – нет покаяния, нет покаяния – нет спасения. То есть Закон для грешного человека необходим, но именно для грешного человека. Для человека безгрешного никакого Закона не нужно, потому что Закон – выражение воли Божией, а человек без греха уже живет в воле Божией, ему Закон не нужен.

Наконец, очень важное сотериологическое понятие – искупление. Но мы должны помнить, что это метафора великой тайны спасения, которая произведена Богом через Боговоплощение в Иисусе Христе. Это всего лишь метафора, великолепная метафора, которая помогает хоть как-то, хоть как-то приблизиться к этой тайне в наших категориях. И, наконец, важнейшее понятие – это вера, что спасение приходит не самодеятельностью, а от Бога, потому что это есть как бы новое творение. Во грехе человек впадает обратно в небытие, он умирает, уходит в ничто, в ничтожество. Извлечь его из этого ничтожества – это все равно, что сотворить новый мир из ничто. Воскресение – это и есть новое творение, которое произведено в Иисусе Христе и к нам приходит через веру в Иисуса Христа. Ибо если мы с Ним умираем для этого мира, то с Ним и воскресаем после того, как пройдем эту земную жизнь, как Он прошел эту земную жизнь от Своего рождения до смерти.

Но как Он уже при жизни ощущал в Себе Царство Божие и предлагал его окружению, так и мы во Христе можем уже в этой жизни ощущать в себе Царство Божие. Оно пока еще маленькое, как горошинка, как зернышко, но которое постепенно при наших усилиях, вместе с ростом нашей веры будет вырастать в нас в дерево при нашем стяжании Духа Святого.

На этом сегодня мы с вами закончим. Следующая встреча 19-го, в день Николая Чудотворца, через две недели.

Может, есть вопросы какие-то?

(Расшифровка далее – Л.Голубкова)

Вопрос:

Получается, Адам, он не был совершенным? Получается, что во Христе человек становится лучше, чем был Адам. А как же, если Адам был совершенным?

Ответ:

А разве в Библии говорится, что Адам совершенен был? Нет! Там говорится, что «и увидел Бог, что все хорошо весьма», но не было сказано, что он совершенен. Потому что совершенным человеком церковь Христова называет не Адама, а Христа. Это Он со-вер-шен-ный. И я хочу обратить ваше внимание на это слово «совершенный», «совершенство». Помните, я, по-моему, говорил, что оно происходит от греческого «телиос», что происходит, в свою очередь, от «телос» как «цель», «достигший цели». Адам был создан, но он был создан для того, чтобы идти дальше, к цели. А эта цель ‒ во Христе! А если бы мы достигли цели уже в Адаме, нам не нужен был бы Христос, нам надо было бы вернуться туда, назад.

Вопрос:

Батюшка, Вы меня простите, я уже просто уже не первый раз слышу, якобы говорят святые отцы такую фразу, что «вера без дел всего лишь бесовское богословие». Страшно произносить, но говорят именно так.

Ответ:

«Вера без дел мертва», совершенно верно. И это неоднократно повторяет апостол Иаков в Новом Завете. И мы прекрасно понимаем, что имеется в виду. Потому что когда апостол Павел, например, пишет, что «жить по плоти» и «жить по духу», то он объясняет, что «жить по плоти» значит исполнять греховные желания плоти и, в конце концов, двигаться навстречу своей смерти. А «жить по духу», то есть в вере, воспринимая Дух Святой, это значит жить уже таким образом, что ты будешь в Духе Святом творить добро. Конечно, вокруг себя изливать его, потому что сама по себе…. Ну, что значит вера? Вера ‒ это просто…Ведь вера должна быть реализована каким-то образом. Это понятно!

Вопрос:

То есть получается не искать, прямо идти искать эти дела, а просто по ходу, вот я как бы живу, и я сама по себе…

Ответ:

Конечно, ничего искать специально не надо. Не надо ничего искать специально! Вот мы будем говорить с вами об экклезиологии, о учении о Церкви, и там коснемся этого подробно… Но уже сейчас я могу сказать, что каждому человеку даются свои дары. И невозможно одному человеку обладать всеми дарами. Это заблуждение, или самомнение чрезмерное. Одному, говорит апостол Павел, дается слово знания, другому мудрости, третьему ‒ пророчества, четвертому ‒ дар исцеления, пятому ‒ благотворительности, и так далее, и так далее. Не думай, что тебе сразу все дано! Об этом так уж подробно он расписывает, буквально по пунктикам. Если ты миссионер, скажем, ‒ миссионерствуй. Не думай, что ты будешь там великим духовидцем, молитвенником. Если ты молитвенник, молись на здоровье, молись как можно больше – но при этом не думай, что ты будешь апостолом! Если ты благотворитель ‒ раздавай в простоте сердца, но при этом не думай, что ты одновременно будешь исцелителем. У каждого свое, не хватайся за чужое. Всегда чужое кажется лучше! Не надо! Делай свое дело и не выдумывай себе ничего лишнего.