Феодоровский собор,  25 мая 2007 года

Расшифровка  – И.Садикова

Сверка и корректура  –Л.Голубкова и О.Суровегина

Сегодня мы начнём беседу по новозаветной эсхатологии и продолжим её в следующий раз. Тема большая и достаточно важная.

Итак, эсхатология. Ну, что такое эсхатология, вы, наверное, знаете. Слово греческое. Происходит от слова ἔσχᾰτον, «эсхатон», что означает конец, край, предел. В греческом языке есть два слова, которые у нас переводятся одинаково – «конец»: одно слово эсхатон, сейчас я его напишу (пишет), а другое слово у нас тоже переводится «конец» – τέλος, «телос» (пишет).  Может, кто изучал философию, слышал такое слово –«телеология». «Телос» означает тоже «конец», но не просто конец как край, предел чего-то, а конец как цель. Он пришёл к концу – то есть к какой-то цели. Вот есть старт – и есть финиш, цель. Кстати, эти слова ведь однокоренные, в древнем языке «цель» и «тел» были одно и тоже. Славянское – цель, греческое–«тел».

Но речь здесь идёт в эсхатологии о конце чего? О крае, о пределе, о конце этого мира или века сего. Вот когда мы говорим «век сей», здесь тоже надо быть осторожными. Вы понимаете, в нашем языке мы с вами в каждой лекции с этим сталкиваемся: существует тысячи слов-предателей, то есть слова, которые, как нам кажется, мы понимаем, когда мы читаем библейские тексты или славянские, тем более тексты, которые по-русски и по-славянски в Библии звучат одинаково. Но смысл‑то разный, потому что смысл слов постоянно меняется. Таких слов множество, множество. Вот слово «век» – одно из таких слов-предателей, потому что для нас «век» – это какое-то количество времени. Век–сто лет. «Ему отмерен маленький век» –это значит, что он недолго проживёт. И так далее. Мы понимаем «век» в смысле времени. Но по-славянски «век» – вовсе не обязательно время. Слово «век» (пишет) по-славянски – это буквально перевод с греческого αιώνας, «эон». Кто изучал философию, а может и литературу, встречал это слово (пишет). Слово αιών – это перевод с еврейского «олам», оно не обязательно означает сто лет или человеческий век. Это слово означает – «мир», то есть, всё. То есть весь наш мир со всем его пространством, со всем его временем. Как говорят физики, пространственно-временная реальность нашего мира. Когда говорится о конце «века сего», то имеется в виду не миллион («через миллион лет будет конец века»). Имеется в виду конец вообще этого мира со всем его содержимым: и со временем, и с пространством, и с материей, и со всеми этими формами. Будет конец вот этому миру, и настанет новый мир.

По-русски лучше даже «мир» сказать. Вот то, что мы называем «мир». Когда мы говорим: «Слава Отцу, и Сыну, и Святому Духу, и ныне и присно, и во веки веков!» – то это не значит, что это бесконечно долго. Мы же не знаем, сколько будет длиться это время у нас: «веки веков».«Во веки веков» – это значит «в мирах миров», то есть не только в нашем мире, но и вообще. Бог‑Творец необязательно ограничивает своё творчество только этим миром. Мы же не знаем, может, множество других миров существует. Это такое литургическое выражение.

Надо помнить, что эсхатология – это наука о конце этого мира, не только этого века. И не только о конце во времени, но и о конце в пространстве. О том, когда и где этот мир кончится. А за пределами этого мира будет иной мир, уже новое творение Божие, которое от нас сейчас сокрыто в тайне. Тайна… Но всё тайное когда‑нибудь станет явным. Всякая тайна станет открытой. Отсюда возникает, уже возник в глубокой древности такой особый жанр священного литературного творчества, который называется «апокалиптика», от слова Αποκάλυψη, «апокалипсис» – откровение. Откровение чего? Откровение того, что от нас сейчас закрыто, то есть откровение какой-то тайны. Вот всякая тайна когда-нибудь станет «апокалипсисом», то есть открытой. Ну, об апокалипсисе мы, наверное, с вами в следующий раз будем говорить – о книге «Апокалипсис». Сегодня будем разбирать тоже апокалиптические отрывки, но не из этой книги.

Само слово «апокалипсис» (перевод у нас – «откровение») от глагола «калипто», что означает «отдёргивать занавеску». Апо-калипсис. Вот за занавеской что-то такое, что нам не видно; вот я «апокали́пто», то есть отдёргиваю занавеску, и мне открывается то, что за занавеской, за этим краем.

Конечно, для простого народа, для простого сознания, обычно конец этого мира совпадает с концом человеческой жизни, это понятно. И мы чаще всего эсхатологию мыслим как нечто лежащее за гранью нашей жизни, как о чём-то, что мы называем «посмертное существование». А что будет после кончины? Что будет после смерти? Тут существовали самые разные и существуют до сих пор самые разные точки зрения.

Если говорить предельно схематично и грубо, то существует три основных направления в представлениях о том, что будет после смерти. На самом деле, конечно, этих представлений сотни, но их можно сгруппироватьприблизительно в три такие большие группы.

Первая – это метампсихозис, или переселение душ. Ну, вы, наверное, слышали о том, что существует такое представление о переселении душ. Человек умирает, а его душа переселяется в какое-то другое существо, которое рождается в момент смерти человека. Если человек жил благой жизнью, то и его душа будет вселена в какое-то существо, достаточно хорошее, развитое, благое. А если человек жил плохой жизнью, то его душа переселится в какое‑нибудь гадкое существо, в какого-нибудь крокодила, а то и в беса какого-нибудь. Такая точка зрения о переселении душ существует до сих пор преимущественно в Азии, характерна для индуизма и для религий, связанных с индуизмом, – скажем, буддизм. Но для библейского сознания, для Библии, вот такое учение о переселении душ нехарактерно. Мы ни одного слова не встречаем в Священном Писании об этом. Это нам, так сказать, чуждо.

Вторая точка зрения: её можно озаглавить «оптимистическая» точка зрения. Она утверждает, что человек по своей природе бессмертен. Причём, эта оптимистическая точка зрения, в свою очередь, разделяется на две веточки. Одна из них говорит о бессмертии телесном, материальном. Такая точка зрения была характерна для Древнего Египта. Вы знаете, что египтяне бальзамировали своих умерших, заворачивали их во всякие пелены, клали в саркофаги, сопровождали… Дело в том, что они верили в то, что человек продолжает именно телесное существование после смерти, и поэтому его тело надо сохранить по возможности. Ну, конечно, нам этот мир – тот мир, куда уходит мёртвый, – нам не виден, но он существует и похож на наш мир. И там будет примерно то же самое, что у нас здесь, но только в зависимости от того, как человек прожил эту жизнь, и там он попадёт либо в хорошую ситуацию, либо в плохую. На всякий случай его надо сопроводить на тот свет всякими предметами, необходимыми для жизни. Пищу какую-то клали ему в могилу или в пирамиды эти огромные. Утварь всякую, денежки клали ему туда, потому что на границе между этим и тем миром существовала таможня, а на таможне спрашивают… Известно, что в Египте существовала Книга Мёртвых, а по Книге Мёртвых человека допрашивали, что он сделал хорошего или дурного в этой жизни, и в зависимости от этих его ответов его направляли либо туда, либо сюда. Но всегда можно было заплатить взяточку на таможне и попасть куда-то в место получше, поэтому денежки клали. Это чисто египетское представление, что человек бессмертен по своей телесно-материальной природе.

А другая веточка, которая говорит о бессмертии человека, утверждает, что человек телесно-то умирает и исчезает, но его душа сохраняется. Душа у человека бессмертна. Значит, тело изгнивает в могиле, истлевает, а душа возносится куда-то там. А тут уже разные представления были. Эта точка зрения о бессмертии человеческой души характерна для классической Греции, скажем. Человек умирает, его тело истлевает в могиле, а душу хватают полуптицы-полуженщины, такие вот духи, которые относят благие души на Острова блаженных, и они там наслаждаются на райских пажитях. А злые души относят на берег Стикса – это такое озеро, переплыв которое, человек попадает в ад, Аид, подземное царство мёртвых, откуда уже никакого исхода нет. Это тоже оптимистическая точка зрения, потому что она говорит о бессмертии человека, пусть даже в духовном плане.

Третья точка зрения. Её можно обозначить «пессимистическая» точка зрения, которая говорит о природной смертности человека. От человека ничего не остаётся: ни тела, ни души, вообще ничего, то есть человек умирает, и ничего нет. Вот такая точка зрения характерна была для Древнего Вавилона, а также для архаической Греции (не путать с классической Грецией). Вы знаете, что история античности делится на периоды, история Греции, в частности, и Рима. Архаический период – это примерно до V века до Р.Х., потом идёт классический период –с V по V-IV века, потом эллинистический период – это начиная с Александра Македонского до императора Августа, и потом римский период. Так вот, для самого древнего архаического периода было характерно представление о природной смертности человека: человек умирает, ничего от него не остаётся, он погружается вот в этот самый Аид, из которого нет никакого выхода – ад, Аид. И мы ничего об этом человеке не знаем больше.

Что касается Библии, то в ней нет единого учения о посмертном существовании. Но ведь Библия рождалась как собрание книг, религиозных представлений. Рождалась в маленьком израильском народе, окружённом великими империями: Египет, Вавилон, Ассирия, эллинистические царства, Рим. И естественно было, что очень многое Израиль заимствовал из окружающего мира, из окружающих культур. И вот в Библии отражены эсхатологические представления окружающих народов. Преимуществует, разумеется, пессимистическая точка зрения. От самых первых глав Библии говорится о человеке, что он прах, и когда человек умирает, то он прахом становится. «Земля еси и в землю отыдеши», – до сих пор поём мы во время отпевания и панихиды. То есть человек по своей природе, как существо тварное, смертен. Он смертен во всех отношениях. Бессмертным является только Господь Бог. Всё остальное тленно и смертно. Всё в этом мире.

Именно вот такая точка зрения пронизывает почти все библейские книги. Ну, почитайте, например, «Екклесиаст» Соломона, – вы увидите множество пессимистических высказываний на эту тему. Он говорит, например, (сейчас не помню, по памяти процитирую), что «живому ослу лучше, чем мёртвому льву» («Кто находится между живыми, тому есть еще надежда, так как и псу живому лучше, нежели мертвому льву» (Екк 9:4) – прим. ЛА). Потому что, пока живёшь, что-то знаешь, что-то видишь, что-то чувствуешь, а когда умрёшь, то уже ничего не видишь, ничего не чувствуешь, ничего не слышишь.Там нет ни жизни, ни любви, ни молитвы – ничего нет. Вообще всё, пустота.

Но эта точка зрения не является все-таки единственной, которая зафиксирована в Священном Писании. Уже с глубокой древности пробивалась и оптимистическая точка зрения. Например, когда Священное Писание говорит о взятии живым на небо Еноха праведного, Илии, который был вознесён на небо на огненной колеснице, уже здесь проскальзывает какая-то надежда, что небытие – не единственный удел человека после смерти, что может быть и продолжение жизни. Но особенно откровенно такая точка зрения о возможном продолжении жизни высказывалась уже великими пророками, например, пророком Исайей или пророком Иезекиилем.

Но! но… Возможное бессмертие человека в Библии, его жизнь после смерти, очень сильно отличается от оптимистического учения и египетского, и греческого. Потому что и египтяне, и греки говорили о бессмертии человека по своей природе. Библия этого не утверждает, она говорит, что по своей природе человек смертен. И бессмертие ему может быть только дано как подарок от Бога, только по благодати Божией. Только как новое творение, только как новое действие Святого Духа. Понятно, да, отличие? Одни говорили, что человек сам по себе бессмертен. Библия говорит: «Нет. Бессмертен только Бог. И если ты и можешь получить бессмертие, бесконечность, то только благодатью Божией, то есть как подарок от Бога». Понятно, да?

И вот это бессмертие может быть дано как воскрешение человека. Отсюда появляются представления о воскресении мёртвых. Впервые, пожалуй, они появляются именно у великих пророков. Вспомните, например, перед Пасхой читается в Великую Пятницу пророчество Иезекииля о мёртвых костях (они на поле), над которыми несётся Божий ветер – Дух Святой, и кости мёртвые поднимаются, облекаются плотью и восстают. Такое вот наивно-красочное представление о воскресении, которое присутствует в Библии.

Это учение о посмертном существовании и благодати Божией набирало силу. Уже ко времени Иисуса Христа оно было практически общепринятым. Его отрицали, пожалуй, только саддукеи. Вы знаете, что в Израиле тогда существовало несколько основных партий. Правящая партия – это саддукеи, это священники израильского Храма, Иерусалимского Храма, члены Совета семидесяти, то есть синедриона. Они вообще были очень консервативны и отрицали всё, что не входит в рамки Торы. Тора – это Пятикнижие Моисеево, первые пять Книг Библии (то, что мы называем иногда «Закон Моисеев»). Это книги Закона. Всё, что вне этой Торы, считалось так, это все человеческие выдумки. Зачем нам читать каких-то пророков, какие-то псалмы? У нас для этого нет времени, дай Бог, чтобы Тору изучить. Поэтому всякое учение о воскресении, об ангелах и все остальное – это было для них пустой звук.

Другая партия была – фарисеи. Фарисеи – это была очень большая партия, любимая народом, благочестивая. Достаточно учёные люди из израильского общества, которые пытались не только изучать Закон, но и толковать, применять к повседневной жизни. Они были новаторами в этом плане, ведь саддукеи отрицали всякие толкования Закона. Вот есть Закон. Как если бы мы сказали: «У нас есть Конституция, давайте её придерживаться. Всё остальное – выдумки юридические. Мы на них внимания не обращаем. Есть несколько пунктов Конституции, и достаточно». Так же и саддукеи. Они говорили, что есть Закон Моисея, а всякие там толкования – это всё чепуха. А фарисеи наоборот. Они были близки к народу и поэтому они понимали, что одной Конституцией не обойдёшься, что её надо уметь применять к каждому конкретному случаю, отсюда масса толкований возникала. Поэтому, что бы ни говорили фарисеи, саддукеи отрицали. Что бы ни говорили саддукеи, фарисеи отрицали. Поэтому, когда мы в Евангелии встречаем «фарисеи и саддукеи – лицемеры», то это немножечко наивно звучит, потому что невозможно было соединить эти две партии, они были абсолютно отличны друг от друга.

Так вот, фарисеи как раз и учили о воскресении мёртвых. И в самых поздних книгах Библии, которые не входят в канон, но являются книгами для чтения (например, книги Маккавейские)– вот там уже даже упоминается о возможности молиться за мёртвых. Единственный раз в Библии, по-моему, во второй книге Маккавеев есть призыв молиться за мёртвых. Эта книга, правда, неканоничная, но всё-таки там присутствует.

В Новом Завете эта мысль о воскресении подтвердилась фактом Воскресения. Так что тут уже для нас никаких сомнений быть не может.

Что касается посмертного существования как такового… А что после воскресения? Понимаете, там, где говорится о природной смертности человека, там нет представления о посмертном воздаянии. Раз человека не будет, так и воздавать некому – ни зла, ни добра. Нет и нет, и всё тут. Поэтому в Библии никакой мысли о суде Божием до поры до времени не присутствует. Какой может быть суд, если ничего не будет, если некого судить? Но учения оптимистические, которые говорят о природном бессмертии человека, естественно, приходят к мысли о суде. В Египте, например, я вам говорил, Книга Мёртвых. По ней судили того, кто в саркофаге уплывает в другой мир. У греков тоже полуженщины-полуптицы относили души умерших либо на Острова блаженных, там были такие поля блаженных, их называют «Елисейские поля» (В Париже есть Елисейские поля, как раз из Греции пришло название). Либо в ад, Аид, откуда выхода нет. А перед этим суд. Поэтому сама мысль о воскресении, то есть о посмертном существовании, тоже вызывала представление о суде. И представление о суде появляется вместе с мыслью о воскресении тоже впервые у великих пророков.

Ну, а куда же человек попадает после смерти? И после воскресения и после суда над человеком? А тоже: либо награждается, либо наказывается. И тут впервые в иудействе появляется представление о посмертном наказании и о награде. Когда человек награждается, то он попадает на небеса, или, как в Библии говорится, на лоно Авраамово. Об этом с вами мы уже говорили, о лоне Авраамовом. Это блаженное состояние, которое символизируется небесным радостным пиром. Но это, конечно, только символ. А человек, который наказывается после суда, попадает куда? Не в ад. Неправильно так мыслить. Он попадает в геенну огненную. Не путать эти два понятия! Ад – это понятие пессимистической точки зрения. Сейчас я объясню. Архаические греки, которые говорили о смертности человека – не классические греки, которые о бессмертии, а архаические, которые говорили о смертности, что человек умирает, – считали, что тело человека опускают в могилу, в могиле тело исчезает, истлевает. И останется только от человека как бы тень, воспоминание какое-то, отпечаток, там, под землёй. Существует некое подземное царство, как бы коллективная могила, которое называется по-гречески Ἀΐδης, «Аид» (пишет). Оно перешло к нам в славянский язык буквально без перевода, как слово «ад». Ад – это такое место, как бы коллективная могила. Это не место наказания. Фактически это ничто. Ведь слово «аид» (пишет) происходит от двух слов: от приставочки «а-», что означает «не» («а» в греческом языке означает «не»; ну, мы знаем: политичный – аполитичный). И «-ид». А в древности было «вид», только «в» превратилось в как бы английское «w», то есть просто в «ид». То есть «не-видимое». «Аид» (от глагола видеть) означает нечто невидимое. Место, которое невидимо и из которого ничего не видно. Мы о нем ничего и сказать-то не можем. Так, чёрный провал какой-то. Там никаких мёртвых нет. Там нет никаких мертвецов, там только тени их, о которых мы тоже ничего сказать не можем. Вот это ад.

Эта точка зрения, пессимистическая, она преимуществует в Библии. И в Библии этот ад по-еврейски называется «шеол». Так и переводится – ад. «Не остави души моей во аде» (Пс 15:10), – говорит псалмопевец, потому что «как я из ада могу восхвалять тебя»? Потому что из ада нет никаких молитв. Оттуда ничего не видно: ни Бога не видно, и Бог туда не проникает. Это просто ничто. Это шеол.

А вот когда в Библию проникает уже оптимистическая точка зрения о воскресении, в особенном ракурсе, и о суде, соответственно – о воскресении по благодати и о суде, то появляется мысль о двух состояниях, как я говорил: Авраамово лоно и геенна. Геенна – вот это место мучения. Ад – это не место мучений в Священном Писании. Это у нас ещё одно слово-предатель. Для нас сейчас ад – это место мучений, не только для нас. Это уже во времена Данте Алигьери было, помните, «Божественная комедия»: ад, чистилище, рай. Там круги ада. Да, Тартар ещё называют, это синоним.

Ад в Библии, когда встречается вам это слово, это означает шеол. Это ничто, это не место мучений. Место мучений – это геенна, или геенна огненная. Но этого слова в Библии Ветхого Завета вы ни разу не встретите, потому что само понятие о воскресении, о суде, о посмертном воздаянии – достаточно поздние понятия. И в канон Священных книг понятие геенны не вошло. Оно возникло только где-то в конце II в. до Р.Х. Само слово «геенна» происходит от названия огромной свалки за стенами Иерусалима как города. Туда горожане скидывали всякий мусор и там его сжигали: это вонь, это дым, оттуда шёл постоянный чад… Это стало символом загробного мучения. Вот такие представления о загробном существовании были в Древнем Израиле.

В христианстве уже в Евангелиях мы встречаем достаточно много эсхатологических мыслей, то есть мыслей о посмертном существовании. А точнее говоря, и о посмертном существовании. Но эсхатология, как я вам говорил, это не только посмертное существование, это существование в ином мире. Потому что эсхатон – это конец не только во времени, но и в пространстве. Существует несколько типов эсхатологии, представленных уже в Евангелиях и, тем более, в апостольских посланиях.

Во-первых, эсхатология, так сказать, временная (или её ещё называют «футуристическая» – от слова «футурум», «будущее»). Эсхатология будущего. То есть в будущем наступит конец во времени. Наступит конец этого мира. Когда-то придет такой момент, когда будет конец. Это будет в будущем. Но времена и сроки нам не дано определять, и нельзя определять (Деян 1:7 «Он же сказал им: не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти» – прим. ЛА). Это называется футуристическая эсхатология.

Существует эсхатология ещё «реализованная». Эта эсхатология, скорее, не временная, а как бы пространственная. Лучше всего эта эсхатология представлена в Евангелии от Иоанна. Иоанн почти ведь нигде не говорит о том, что будет когда-то. Он говорит о том, что есть уже сейчас. «Тот, кто верует, он уже сейчас на суд не приходит». Ведь суд, он вот сейчас, вот здесь. В каждый момент времени человек стоит перед судом Божиим. Если Бог видит, что он человек верующий, исполненный Духа Святого, то человеку даруется тут же и блаженное состояние — Царствие Божие. Ну, в Евангелии у Иоанна нет такого понятия «Царствие Божие», но, во всяком случае, мы понимаем, о чём идёт речь. То есть он уже, живя в этом мире, живёт иным миром, иным духом; он иной совсем. Он уже здесь сейчас в ином веке. Понятно, да? Эта точка зрения достаточно распространена была. Уже Господь Иисус Христос, когда Он вышел на Свою первую публичную проповедь (вспомните Его первые слова, первые слова Иисуса, зафиксированные в Евангелии от Марка)… Значит, Иисус был крещён в Иордане, потом искушаем в пустыне, и после этого, выдержав эти испытания, вышел на проповедь. Он пришёл в Галилею, проповедуя Евангелие Царства Божия и говоря… И вот здесь эти первые слова Иисуса Христа: «Исполнилось время и приблизилось Царствие Божие: покайтесь и веруйте в Евангелие» (Мк 11:15). То есть Евангелие, благая весть, в чем? «Евангелие» обозначает «благая весть». Божественная весть. В чём состоит благая весть, которую принёс Иисус Христос, что это? «Исполнилось время».

Дело в том, что с точки зрения Священного Писания, Бог назначает всему свой срок. У нас перевод «время» – это не совсем точный перевод. Там сказано «исполнился срок». Имеется в виду срок, назначенный Богом. То есть пришёл конец этого мира, имеется в виду. И в нашем переводе: «приблизилось Царствие Божие». Это не совсем точный перевод. «Приблизилось…». Ну, что значит «приблизилось»? Там – на лестнице или там, за углом где-то, но не здесь? По-гречески это не так: «исполнился срок, и здесь Царствие Божие». Где здесь? Да там, где Иисус Христос. Если Христос с нами, значит, там уже иное царство. Всё! Там уже не власть сатаны. Что значит «царство»? Царство ведь не смысле географическом (царство Российское или царство Шведское). А царство в смысле власти. Царствие – властвование, да? Значит, исполнился срок, и здесь уже власть Божия. Всё. Понятно, да? Не сатаны, не сил и властей века сего… Но для того, чтобы увидеть это, нужно откровение. С глаз и сердца человека должна спасть вот эта пелена, о которой пишет апостол Павел, которая закрывает сердца иудеев, скажем, до сих пор. Помните? «Покрывало лежит на очах и сердцах их» (2Кор 3:14,15).

Когда приходит Христос, то это покрывало, как говорит апостол Павел во Втором Послании к Коринфянам, снимается, срывается. Но не у каждого это происходит. Это даётся верой и благодатью. И тогда человек уже даже в этом мире ощущает радость и веяние Духа Святого и Царство Божие в любой ситуации. В любой! Опять же, если вслушиваться в слова апостола Павла, то можно вспомнить такие слова (Первое Послание Коринфянам, гл.5, в нашем переводе): «Всегда радуйтесь!». Это немножко неправильный перевод, там сказано: «Во всём радуйтесь!». То есть во всех ситуациях радуйтесь. Что бы с вами ни было, где бы вы ни находились, да даст вам Бог радость в этой ситуации! Это парадоксально, потому что как можно радоваться в скорбях? А вот можно. А вот можно! Для этого нужно именно преображение. Именно уже сейчас нужно вот это воскресение, о котором говорит евангелист Иоанн.

Но это слишком утончённая и слишком мистичная точка зрения. А в общем-то для простого человека, конечно, остается как и для древнего грека, как и для древнего египтянина и вавилонянина, и кого угодно, конец, эсхатология – это то, что со мной будет после смерти. А что тут делать?

Вот об этой эсхатологии тоже идёт речь в Новом Завете. И уже в Евангелиях, например, в самом раннем Евангелии – Евангелии от Марка 13-я глава вся эсхатологична. Здесь Иисус Христос пророчествует о грядущем конце. Сначала первые двадцать три стиха этой главы говорят о страшных бедствиях, которые постигнут иудейский народ. Иерусалиме, который будет разрушен, а христиан будут предавать в судилища, бить и т.д. «И когда вы увидите мерзость запустения», то «кто на кровле – не сходи в дом», чтобы взять что-нибудь. «Горе беременным и питающим сосцами в те дни, молите, чтобы не случилось бегства вашего зимою». «Бегите, бегите в горы…»  Ну, это предупреждение иерусалимским жителям. Как известно, в 70-м году I‑го века это пророчество полностью оправдалось. И благо было тем, кто не зимой бежал в горы, потому что зимой погибель была бы там в снегах и в холоде. Надо было спешно покидать дом, потому что римские войска разрушили Иерусалим, сравняли его с землёй, и всех евреев рассеяли по всей земле.

Но после этого, начиная с двадцать четвёртого стиха, идёт уже другая тема: «24 Но в те дни, после скорби той, солнце померкнет, и луна не даст света своего…». Здесь Иисус Христос цитирует пророка Даниила: «И тогда увидят Сына Человеческого, грядущего с небес с силою многою и славою. И тогда Он пошлет Ангелов Своих и соберет избранных Своих от четырех ветров, от края земли до края неба» (Мк 13:26-27). То есть речь идёт о Втором Христовом пришествии, уже о конце, действительно конце не только Иерусалима (как в первых двадцати четырёх стихах сказано), но и конце всего мира. О временах сказано следующее: «О дне же том, или часе, никто не знает, ни Ангелы небесные, ни Сын, но только Отец» (Мк 13:32). То есть нельзя гадать о том, когда это будет, потому что всем творением заведует, начальствует над творением, Бог-Творец. Как мы в Символе веры исповедуем: «Верую во единого Бога-Отца Вседержителя, Творца небу и земли (то есть, Творца всего космоса), видимым же всем и невидимым». Только Он знал, когда начать. Только Он знает, когда закончить. Даже Сын Божий, и Тот не знает. И Тому это не дано, потому что у Него совершенно другие Божественные функции. Поэтому неправы, конечно, те христиане, которые в безумии начинают рассчитывать эти самые времена и сроки – это всё фантазии и болезненные состояния ума.

Первая христианская проповедь после Пятидесятницы, когда, например, апостолы стали выходить на проповедь в языческие страны (в частности, апостол Павел), во многом опиралась на представление о грядущем довольно скором конце. Правда, о времени нельзя было размышлять, но все были уверены в том, что это вот-вот-вот будет. Уже сам Иисус Христос во время Своей земной жизни пророчествовал, что ещё не успеет уйти из жизни это поколение, как всё это свершится. Но мы знаем, что это так не произошло, и толкуем эти слова Иисуса Христа более духовно. Но, тем не менее, первые христиане были очень уверены в скором конце и ожидали его с радостью. Это мы сейчас с ужасом думаем о конце, о нашей смерти. Каждому существу страшно думать о своей смерти. Не хочется. Мы слишком привязаны к этому миру и вовсе не хотим его покинуть. Тем более мы в ужасе думаем о возможном конце всего мира, хотя представить себе это очень трудно.

Первые христиане были совершенно иного настроения. Мы об этом с вами уже говорили. Достаточно вспомнить, что собою представлял древний мир, и как тяжела была жизнь в этом мире, чтобы понять все надежды на грядущее избавление от скорби этого мира по пришествии Бога и наступлении Царствия Божия.

Первую проповедь на эту тему, тему Второго Христова пришествия, мы находим у апостола Павла. В самом-самом раннем из произведений Нового Завета – в Первом Послании к Фессалоникийцам в 4 главе начиная с 13-го стиха. Это место мы читаем во время отпевания. Помните: «Не хощу же вас, братие, не ведети о умерших, да не скорбите, якоже и прочии не имущии упования….» – у всех на слуху, это во время отпевания читают. Вот именно там апостол Павел успокаивает фессалоникийских христиан, которые очень скорбели о том, что вот-вот придёт Христос с небес, Которого они ожидают… А Христос придёт – настанет суд Божий: христиане все будут в Царствии Божием, а все грешники осуждены. Таковы были их мысли, но, пока они утешались такими мыслями о скором пришествии Христовом, время шло, их знакомые, близкие постепенно умирали, так и не дождавшись Иисуса Христа, Его пришествия. И христиане начинали очень скорбеть по этому поводу, потому что они представляли себе очень наивно конец этого мира и будущий век. Они думали, что те, кто умер, они уже навсегда исчезли, сошли в этот самый ад. А те, кто жив, они встретят Христа. Вот мы живы: Христос придёт, он меня спасёт. А те, кто умер, он уже и не увидит Христа, он уже исчез в могиле. И они очень скорбели.

И вот апостол Павел этих наивных, простодушных фессалоникийских христиан утешает. Он пишет: «Не хочу же оставить вас, братия, в неведении об умерших, дабы вы не скорбели, как прочие, не имеющие надежды. Ибо, если мы веруем, что Иисус умер и воскрес, то и умерших в Иисусе Бог приведёт с Ним. (Куда приведёт? К вечной жизни) Ибо сие говорим вам словом Господним, что мы, живущие, оставшиеся до пришествия Господня (видите, апостол ещё до сих пор верит, что он останется до пришествия Господня), не предупредим умерших (то есть не опередим умерших), потому чтоСам Господь при возвещении, при гласе Архангела и трубе Божией сойдёт с неба» («При возвещении». Это неудачный перевод греческого слова, которое означает «приказ». По приказу. Кто прикажет? Бог- Отец, конечно, потому что только Он знает, когда придёт конец. Вот Бог-Отец прикажет, тогда архангел затрубит, Сам Господь сойдёт с неба, ‒ Господь Иисус Христос имеется в виду), и мёртвые во Христе воскреснут прежде; потом мы, оставшиеся в живых, вместе с ними восхищены будем на облаках в сретение Господу на воздухе, и так всегда с Господом будем»(1Фес 4:13-17). Вот так апостол учит о воскресении мёртвых, что они не исчезнут навсегда, но воскреснут. Он повторяет пророческое учение о воскресении и о нашем преображении, преображении тех, кто не успел умереть, а застанет Второе Христово пришествие.

А потом также, как Иисус Христос, в 5 главе апостол убеждает христиан не гадать о временах и сроках:

«О временах же и сроках нет нужды писать к вам, братия,

ибо сами вы достоверно знаете, что день Господень так придет, как тать ночью» (1 Фес 5:1-2). То есть как вор. «Тать» ‒ вор. Вор ведь не предупреждает о своем приходе. Так же и мы ничего не знаем о нём.

Такова эсхатологическая проповедь первым древним христианам, пришедшим от язычества. Пожалуй, гораздо более подробно апостол Павел останавливается на эсхатологических вопросах в Первом Послании к Коринфянам, это 15-я глава. Помните, что всё Первое Послание к Коринфянам начинается с проповеди о Кресте. Апостол в первой главе так великолепно описывает значение Креста Господня. И остаётся впечатление, что апостол всё время пишет о Кресте, о Кресте, о смерти и ничего о воскресении на протяжении четырнадцати глав? А только для того, чтобы в конце концов закончить это послание великолепной пятнадцатой главой о воскресении. Начинается с Креста Первое Послание к Коринфянам, заканчивается воскресением.

Коринф, конечно, город столичный. Это не отдалённая Фессалоника (хотя Фессалоника тоже столичный город, но это дальняя Македония), а Коринф ‒ это Ахайя, более образованный народ там жил. И в Коринфе разные, разные были точки зрения на посмертное существование, но преимуществовала эллинистическая точка зрения о том, что никакого телесного воскресения быть не может. Ведь греки, как я вам говорил, в классический период верили в духовное воскресение. Что душа бессмертна. Это душа будет жить вечно, а тело, оно истлевает в могиле. И поэтому всякое представление о телесности воскресения было грекам абсолютно чуждо. Вспомните, Книга Деяний нам рассказывает, что когда апостол Павел пришёл проповедовать впервые в Афины, и встал среди народа, и начал говорить о воскресении Иисуса Христа из мёртвых, то над ним страшно посмеялись. Сказали: «О чём это он болтает? Иди отсюда. В другой раз тебя послушаем». Посмеялись ‒ это ещё ничего. Хорошо, что не побили, потому что греки могли и побить: для них сама мысль о телесности воскресения была чем-то чудовищным. Потому что они воскресение понимали очень примитивно: они понимали его как реанимацию. Вот человек умер, вот как у нас реанимируют кого-нибудь. Ну хорошо, когда реанимируют только что умершего: он оживает вроде в том теле, в котором только что биологически умер. А если произойдет реанимация умершего несколько дней, а то и месяцев, тому назад? Что там поднимется из гроба, можете себе представить? Скелеты всякие или истлевшие трупы. Для греков было чудовищно думать даже об этом. Тем более что материальную, телесную жизнь они считали источником всяческих бедствий. Душа потому томится и потому скорбит, что она именно в этом теле, и в задачу человека входит именно истребление этого тела, а вовсе не продолжение телесной жизни. Душа свободная, свободная, вольная, вот она будет парить в небесах с Богом! А тело-то, пусть оно истлевает, зачем оно нужно?

И поэтому Павла совершенно понять не могли. Здесь мы сталкиваемся с проблемой языка. Снова язык, язык, язык, язык! Слово-то одно и то же ‒ «тело», «сома» по-гречески. Но понятия-то разные вкладывали в это слово. Да и мы-то подчас понятия разные вкладываем. Апостол Павел понимал тело в библейском смысле, как целое, как человека в его целостном смысле. Это не обязательно материальный человек, это человек как таковой. Он может быть вот такой, как мы сейчас, материальный,а может быть преображённый в славе Божией. Но это всё равно будет человек, как целое! Вот что такое библейское «тело». «Цело» ‒ тело. Целое человека. А грек под телом понимал именно мясо, кожу, кости, сало, ограниченное вот этой формой, которая истлевает, конечно. Материя. И поэтому они используют одно и то же слово, но разные понятия вкладывают. Павел говорит о воскресении человека, а они думают о воскресении плоти: вот этого мяса и костей.

Естественно, что, когда апостол Павел общается с коринфскими христианами, то там продолжалась та же полемика о телесном воскресении. Коринфяне просто не понимали, что это такое, и спорили между собой. И апостол Павел в Первом Послании к Коринфянам затрагивает эту эсхатологическую тему о том, что будет после смерти:

1 Напоминаю вам, братия, Евангелие, которое я благовествовал вам, которое вы и приняли, в котором и утвердились…

3 Ибо я первоначально преподал вам, что и сам принял, то есть, что Христос умер за грехи наши, по Писанию,

4 и что Он погребен был, и что воскрес в третий день, по Писанию,

5 и что явился Кифе, потом двенадцати;

Здесь апостол Павел приводит первое христианское исповедание веры, которое легло в основу нашего Символа веры. Заметьте, что, значит, Иисус умер и погребён, по Писанию, воскрес в третий день, по Писанию. Это повторяется в нашем Символе веры. Но это очень разные, самое первое, это начаток. Ведь наш Символ веры когда родился? В 325 году, и потом продолжение было на Втором соборе, то есть в IV веке. Но до этого Символ имел свою базу. Вот здесь первая основа, источник его. В этом Символе веры апостол Павел утверждает смерть и погребение, воскрешение и явление. Погребение как доказательство подлинности смерти, а явление как доказательство подлинности Его воскресения. Он пишет о том, что мы свидетели, апостолы – двенадцать.

6 потом явился более нежели пятистам братий в одно время, из которых большая часть доныне в живых, а некоторые и почили;

7 потом явился Иакову, также всем Апостолам;

Видите, как интересно: Павел отличает двенадцать от апостолов. Двенадцать тоже апостолы, но это двенадцать, особый круг, а апостолов было гораздо больше. Это те, которые посланы на проповедь. Апостол значит«посланник». Мы тоже все это знаем: для нас существуют апостолы и равноапостольные ‒ Константин, Елена, например, равноапостольная Нина ‒ это же тоже апостолы.

8 А после всех явился и мне, как некоему извергу. Это очень забавно. Кто такой «изверг»? Для нас сейчас изверг ‒ это какой-то страшный человек, ирод, маньяк какой-то страшный. «Изверг»‒ это буквальный перевод с греческого ἐκτρώμα, «эктрома». Буквально означает «извергнутый», имеется в виду извергнутый плод, то есть выкидыш, недоношенный младенец. А почему апостол Павел так себя называет? Да потому что:

9 Ибо я наименьший из Апостолов, и недостоин называться Апостолом, потому что гнал церковь Божию.

Он наименьший, ведь те-то двенадцать, даже если учитывать Иуду, они все жили и путешествовали вместе с Иисусом Христом. Они были свидетелями и Его суда, и смерти, и воскресения. Апостол Павел ничего этого не знал и не видел. Более того, уже потом он гнал Церковь Христову. Он пришел к апостольству только в недавнее время. Он не выношен, как те плоды. Поэтому он себя и называет таким «недоноском». Изверг означает «недоносок».

10 Но благодатию Божиею есмь то, что есмь…

12 Если же о Христе проповедуется, что Он воскрес из мертвых, то как некоторые из вас говорят, что нет воскресения мертвых?

Ну, да. Раз Христос воскрес, значит, уже в принципе телесное воскресение существует, тем более что о нём свидетели есть. А иначе, все эти люди, которые о том свидетельствуют, оказываются лжецы.

17 А если Христос не воскрес, то вера ваша тщетна: вы еще во грехах ваших.

18 Поэтому и умершие во Христе погибли…

20 Но Христос воскрес из мертвых, первенец из умерших.

Это слово «первенец»‒ очень интересное слово, оно довольно часто встречается в Новом Завете, да и в Ветхом тоже. Кого мы сейчас называем первенцем? Первого родившегося в семье ребёнка. Но это неправильный перевод. То, что здесь переведено как «первенец» ‒ это греческое слово ἀπαρχὴ (пишет), которое означает первый плод урожая, который приносился в жертву Богу. Всё первое: первое яблочко сорвали с яблоньки, ‒ это для Бога. Таким образом, если Бог принимает эту жертву, то Он освящает весь следующий урожай, который будет обильным и освящённым. Первая кисточка винограда, первое вино, которое выжали, первый сноп, первый хлеб, который выпекли в этом году, первый телёночек, который родился, ‒ вот всё это первое приносилось Богу. Вот это первый плод. Поэтому, когда апостол Павел говорит о том, что Христос (в нашем переводе) «первенец из умерших», то имеется в виду, что это первый росточек из-под земли (ведь Его погребли), который поднялся и который был вознесен, освящён, то есть Он был отдан Богу. Он же теперь на небе, у Бога. А раз Он освящён (ἀπαρχὴ – это освящённый первый плод), значит, будет большой урожай; значит, все воскреснут и будут освящены. То есть само это слово уже означает всеобщее воскресение и освящение.

21 Ибо, как смерть через человека, так через человека и воскресение мертвых.

Имеется ввиду Адам, через него смерть пришла, а через нового Адама всеобщее восстание. Как в Адаме все умирают, так в Христе все оживут.

Апостол Павел приводит несколько доказательств. Не в прямом смысле логических доказательств, но всё-таки доказательств воскресения мёртвых. Первое доказательство от свидетельств: были свидетели. Либо всех назвать лжецами, что они видели Христа, явление Его после смерти, либо всё-таки поверить. Это пятьсот человек и сам апостол Павел. Это, так сказать, историческое доказательство.

Затем он приводит два психологических доказательства.

29 Иначе, что делают крестящиеся для мертвых? Если мертвые совсем не воскресают, то для чего и крестятся для мертвых?

Вот это креститься «для мёртвых», по-гречески креститься «за или вместо мёртвых» ‒ это странный обычай, который существовал в Древней Церкви и был ещё в I-II веке; официально соборно осуждён где-то в конце II — начале III века. Простые люди, наивные, простодушные люди, что делали? Когда умирали какие-то близкие люди, которые готовились ко крещению, хотели креститься, но внезапная смерть настигла их (мало ли: разрыв сердца, несчастный случай произошёл)… Умер человек, не будучи крещёным. Люди начинали скорбеть об этом человеке: «А хорошо бы, если он был крещёным!» А как быть? И вот крестились вместо мёртвых: то есть живой христианин брал на себя имя мертвеца и как бы за него и от его имени крестился. Такое наивное понимание о крещении как о каком-то магическом акте, волшебном акте. С христианской точки зрения это, конечно, нелепость. Но постольку, поскольку в народе это существовало, до поры до времени в Церкви это терпели. А потом уже осудили. Скажем, мёртвый лежит на столе, приготовленный к погребению, во гробе. А живой в это время крестится, и его спрашивают (как бы у мертвеца): «Хочешь ли ты креститься во имя Господа Иисуса Христа?» И тот отвечает «Хочу». То есть апостол Павел что здесь говорит? «Если бы вы не верили в воскресение вашего этого близкого умершего, разве бы вы стали совершать эти действия? Значит, вы так переживаете? Значит, вы все-таки верите?» Это такое психологическое доказательство, интуиция воскресения.

Второе доказательство следующее, тоже психологическое:

30 Для чего и мы ежечасно подвергаемся бедствиям?

31 Я каждый день умираю: свидетельствуюсь в том похвалою вашею, братия, которую я имею во Христе Иисусе, Господе нашем.

32 По рассуждению человеческому, когда я боролся со зверями в Ефесе (ну, со зверями не в прямом смысле, конечно, а просто его преследовали), какая мне польза, если мертвые не воскресают?

То есть само существование тех же самых первых апостолов, подвергавшихся бедствиям. То есть они были настолько уверены как свидетели в воскресении мёртвых, в воскресении Иисуса Христа, что готовы были ради своей уверенности в этом, знания этого, идти на любые бедствия и скорби. Тоже доказательство не логическое, а, скорее, такое психологическое.

А дальше с 35-го стиха самый главный, быть может, вопрос обсуждается. «Ну, ладно, ‒ скажут греки,‒ пусть воскресение мёртвых, но воскресение-то духовное, а тело-то истлело!» Павел пишет:

35 Но скажет кто-нибудь: как воскреснут мертвые? и в каком теле придут?

36 Безрассудный! …

И Павел говорит о том, в каком теле придут. Конечно, всё, что находится за гранью нашего непосредственного восприятия, мы не можем описать в пространственно-временных категориях. Потому что если этот материальный мир исчезнет, и возникнет совершенно иной мир, то мы-то не имеем опыта этого иного мира и поэтому не можем описать его в терминах этого мира. Если у нас здесь метры, сантиметры, километры, то там-то ничего этого не будет. Потому я просто не могу описать ни длину, ни ширину того, в каком теле… Тут вид материальный, вес, скажем. А там-то веса никакого не будет! Совсем другое ‒ непредставимое. Но! Уверенность в том, что будет, у нас есть. Эту уверенность мы можем описать только путём метафор, то есть путём каких-то символов, почерпнутых из образов этого мира. Всё, что нам непонятно, неведомо, но в чём мы уверены, мы можем описывать только образами, которые даны нам в этом мире. Это называется «метафора», или «образ». Вот и здесь апостол Павел прибегает к образу растения, семени. Он пишет:

36 Безрассудный! то, что ты сеешь, не оживет, если не умрет.

37 И когда ты сеешь, то сеешь не тело будущее, а голое зерно, какое случится, пшеничное или другое какое;

38 но Бог дает ему тело, как хочет, и каждому семени свое тело.

В самом деле. Всё новое появляется после смерти старого. Сам принцип новизны в этом и состоит. Мы бросаем в землю семя и ждём, когда же взойдёт. Но ведь восходит не семя. Скажем, бросили семя пшеничное, и восходит не такое большое пшеничное зерно, а восходит растение! Злак со своим стеблем, листьями, цветами, колосом, с корешками. Совсем другое! Было зёрнышко, а стало растение. Форма изменилась. Сущность осталась, а форма изменилась! Вот это изменение формы при сохранении сущности (ну, вы знаете в биологии: гусеница, а из неё куколка ‒ она же не похожа на гусеницу; из куколки вылетела бабочка, бабочка отложила яичко, из яичка появилась гусеница. Гусеница ‒ куколка ‒ бабочка ‒яичко ‒гусеница). Всё это как называется в биологии? Метаморфоза. Это очень сложно. Кто читал книги по биологии, зоологии, знает, какие сложнейшие вещи происходят там со всякими червяками. Удивительные вещи бывают! Вот. Метаморфозы. То есть это изменение формы при сохранении сущности называется греческим словом (пишет) μεταμόρφωση ‒ «метаморфос». Метаморфоза. «Мета», μετα ‒ изменение, перемена. А слово μορφή, «морфе» означает способ существования. То есть, изменение способа существования при сохранении сущности. А по- латыни будет: «морфе» ‒«форма», а «мета» ‒«транс». Получается: трансформация. Трансформация ‒ это то же самое, что метаморфоза. А по-славянски как будет? «Мета»‒«пре-», «морфе» ‒ «образ». Преображение. Буквальный перевод  метаморфозы и трансформации ‒ это преображение.

Преображением мы называем именно изменение формы существования при сохранении сущности. Об этом здесь апостол Павел и пишет:«Было зёрнышко, из него выросло растение». Это тоже самое существо: и зёрнышко, и растение,‒ это одно и то же существо, но в разных формах существования. Так же и каждый человек представляет собой самостоятельное существо, но он преобразится, и каждый из нас получит такое тело, какое ему даст Господь Бог. Каждый в своём теле. А уж какое, зависит не от нас… То есть, оно зависит от нас, но больше-то зависит от Бога.

Дальше Павел пишет, что существует много разных тел:

39 Не всякая плоть такая же плоть; но иная плоть у человеков, иная плоть у скотов, иная у рыб, иная у птиц.

40 Есть тела небесные и тела земные; но иная слава небесных, иная земных.

Здесь под словом «слава» имеется в виду сияние, красота.

41 Иная слава солнца, иная слава луны, иная звезд; и звезда от звезды разнится в славе.

42 Так и при воскресении мертвых: сеется в тлении, восстает в нетлении;

43 сеется в уничижении, восстает в славе; сеется в немощи, восстает в силе;

44 сеется тело душевное, восстает тело духовное. Есть тело душевное, есть тело и духовное.

А почему это? Что значит «душевное»? Вот ещё одно слово-предатель. Точнее, здесь даже два слова-предателя. Сейчас мы «душевным» человеком называем доброго, нежного, отзывчивого, сострадательного человека. Но не так в Библии, потому что в Библии «душевный» совсем другой смысл имеет, не имеющий к доброте никакого отношения. «Душевные» люди могут быть добрыми, могут быть и злыми, могут быть мерзавцами, могут быть святыми. Но все они «душевные». А почему? Потому что «душевный человек» ‒ это ссылка на Книгу Бытия, 2:7, где сказано: «И сотворил Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою». Вот отсюда «стал человек», т.е. первый человек Адам, «душою живою». Поэтому все люди, происходящие от Адама, «душевные».

А во второго Адама, то есть в Иисуса Христоса, было уже вдунуто не дыхание жизни, а Дух Святой. Духом Святым, как в Пятидесятницу для каждого из нас Дух Святой сходит. И вот второй Адам уже «духовный». От Духа. Первый «душевный», а второй «духовный». Только и всего. Душевный означает просто человек земной, а духовный ‒ это уже человек небесный. То есть уже преображённый, хотя иногда и невидимо. В нас сосуществуют и душевный, и духовный. «Есть тело душевное, есть тело духовное».

45 Так и написано: первый человек Адам стал душею живущею; а последний Адам есть дух животворящий…

51 Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся… «Изменимся». По-гречески ‒ все мы претерпим метаморфозу, то есть преобразимся.

Апостол Павел не хочет сказать, конечно, что обязательно конец света наступит вот-вот. Но может быть… Ведь мы же не знаем, когда. Те, кто умрут, те воскреснут. А те, кто ещё будет жив, те преобразятся в момент конца этого света.

Таково эсхатологическое учение в Новом Завете, если не говорить о его частностях и о подробностях, которые предсказываются уже более основательно и более подробно в последней книге Библии ‒ Апокалипсисе. Вы знаете, книга Бытия (первые главы) говорит о начале творения этого мира, а в Апокалипсисе (это последняя книга Библии) ‒ говорится о конце этого творения, этого мира и о начале нового мира. И вот поэтому нам надо заняться книгой Апокалипсиса с вами хотя бы кратенько.

Сегодня еще несколько минут осталось, и я с вами поговорю о названии этой книги и о том, в каком стиле она написана. Названия наших книг очень условны. Ведь они пришли в позднее время ‒ уже во II веке. Сначала это были какие-то отдельные папирусы, листочки. Вот Евангелие, вот Павел пишет свои письма, рассылает… А кто-то в Церквах собирал всю эту литературу, подшивал всё вместе. Образовывались уже целые книги ‒ кодексы. У этих кодексов пронумеровывались странички, и надо было указывать оглавление. А в оглавлениях надо было указывать, что под этими страничками, что на той или иной страничке, то есть названия давать какие-то. Ведь Матфей же не писал: «От Матфея Святое Благовествование». Это уже название, которое дали собиратели. Поэтому наши названия часто бывают очень условные. По традиции мы их сохраняем, но на самом деле они часто неправильные. Ну вот, в частности, книга «Апокалипсис». У нас называется «Откровение святого Иоанна Богослова». Это неправильно или не совсем правильно, лучше сказать. Сама книга начиналась в первой строчечке. Название уже другие давали. О чём говорит книга-то сама? Первая строчка: «Откровение Иисуса Христа, которое дал…» Это не откровение Иоанна Богослова. Это откровение Иисуса Христа! Это очень важно для понимания. Но мы привыкли к «Откровению Иоанна Богослова».

О чём эта книга? Первое слово уже говорит хотя бы о чем ‒ откровение. Я вам уже говорил: «апо-калипсис» ‒ от-кровение, «отдёргивание занавески». Существовало очень много апокалипсисов в то время. Это была очень популярная литература в I веке до Р.Х. и в I веке по Р.Х. Это иудейская литература. Иудейских апокалипсисов до нас дошло великое множество, а христианских ‒ не так уж и много. Вот в каноне у нас только одно произведение, Иоанна Богослова. А вне канона есть, например, книга «Пастырь» Ермы (одно время она входила в канон в некоторых Церквах). Ну, и апокрифические апокалипсисы христианские тоже существуют, но их немного.

Апокалипсис ‒ целый жанр. Что это за жанр? Апокалипсис всегда говорит об откровении тайны, об откровении трансцендентного мира. Слово «трансцендентный» означает «потусторонний». Потусторонний в пространстве и во времени. То есть то, что за пределами нашего пространства и нашего времени нам неведомо, но некоторым людям это Бог открывает. И вот описание этого и составляет содержание апокалипсиса, откровения. То есть все апокалипсисы строго эсхатологичны (от слова «эсхатон» ‒ «конец»). Они описывают, что за концом, за пределами нашего мира. А что за пределами? Описать это невозможно, можно только намекнуть на это путём символов и метафор. Поэтому все апокалипсисы очень символичны и очень метафоричны. Они используют совершенно особый язык символов и метафор, который надо знать. Если мы не знаем этого языка, то мы ничего не понимаем.

Наш  Апокалипсис очень богат символами. Здесь сотни символов. Преимущественно они взяты из Ветхого Завета. Есть также символы, взятые из языческой мифологии, из астрологии и из политической жизни современного мира конца I века.

А что же открывает нам, и как нам передаётся это откровение? В первых же строчках нам сообщается путь передачи откровения. Смотрите:

1 Откровение Иисуса Христа, которое дал Ему Бог, чтобы показать рабам Своим, чему надлежит быть вскоре. И Он показал, послав оное через Ангела Своего рабу Своему Иоанну,

2 который свидетельствовал слово Божие и свидетельство Иисуса Христа и что он видел (Откр 1:1-2).

Здесь излагается цепочка откровения (рисует схему): вот Бог, который открывает Своему Сыну откровение; а Христос посылает ангела Своего рабу Иоанну, чтобы он свидетельствовал нам, рабам. Это называется цепочка откровения, она кратенько дана в первых двух стихах. И затем вся структура книги Откровения следует этой цепочке. Вот Бог даёт откровение Иисусу Христу ‒ это излагается только в 5-ой главе. До этой главы ничего не открывается. С 5-ой главы у Бога появляется в деснице книга, свиток, запечатанный семью печатями. Этот свиток содержит в себе тайну конца этого мира. Но никто не может открыть, снять эти печати, заглянуть в этот свиток. И Иоанн начинает плакать и рыдать, потому что никто не может открыть эту тайну. Значит, в свитке описан конец этого мира и наступление мира иного ‒ Царства Божия. В этом мире находитсяцарство сатаны, царство зла, а в свитке сказано, а как же осуществится Царство Божие, царство добра и справедливости. А если никто не может открыть и заглянуть туда, то и осуществить его невозможно. Поэтому Иоанн плачет: если никто не откроет книгу, то всегда здесь будет царить зло. Вот он плачет, но ему говорится: «Не плачь, вот есть один, кто может открыть эту книгу. Это Агнец, Сын Божий Иисус Христос». И Иисус Христос начинает снимать печати с этого свитка. Но пока не снята седьмая печать, этот свиток невозможно открыть. А там семь печатей, которые последовательно снимаются, и только  когда снимается седьмая печать, свиток открывается. Иисус Христос через ангела передаёт его Иоанну, как открывается свиток, только в десятой главе. Только здесь Иоанну открывается суть того, что там написано. А Иоанн открывает нам это только начиная с  одиннадцатой главы. То есть для нас Откровение начинается только с одиннадцатой главы. До одиннадцатой главы никакого откровения, собственно, нет. Только, так сказать, предисловие. Вот эта цепочка, в первых двух стихах, она разворачивается затем на протяжении всей книги. Это откровение.

Но помимо того, что эта книга представляет собой откровение тайны, она ещё представляет собой другой жанр. Смотрите:

3 Блажен читающий и слушающий слова пророчества сего…

Значит, то, что здесь написано,‒ это пророчество. А что такое пророчество мы знаем: пророческая литература, её много в Ветхом Завете (пророчество Исайи, Иезекииля, Иеремии, Даниила, Осии и т.д.). А в Новом Завете это единственная пророческая книга. Итак, это не только откровение, Апокалипсис, но и пророчество ‒ προφητεία, «профетия», это целый жанр. А чем отличается пророчество? И вообще, что такое пророчество? Мы сейчас под пророчеством (вот ещё одно слово-предатель) понимаем какое-то предсказание будущего. Так? Большинство людей так понимает, но это неправильно. То есть для нас, может, это и правильно, это наше понимание. Но в Библии-то пророчество ‒ это совсем другое! В Библии ‒ изложение воли Божьей для человека сейчас и здесь. Это не предсказание будущего, а то, что сейчас и здесь происходит, что сейчас и здесь надо делать. Это изложение воли Божией. «Про-рочество»: говорение ‒ «рочество», за ‒ «про», за Бога. Пророк ‒ это голос Божий, данный ему в настоящий момент. И поэтому нельзя ни в коем случае пророчество отождествлять с предопределением (как у нас сейчас: цыганки там, предсказания, гадания и пр.). Нет. Потому что пророчество никогда, ничего не предопределяет. Предопределения, гадания строго-настрого запрещены Библией! Потому что Бог сотворил человека свободным существом. Не куклой, не марионеткой, которая запрограммирована, как компьютер или машина какая-нибудь. А свободным существом, поэтому его предопределить невозможно. Человек может поступить всегда по-своему (если он не превратился в какую-то зомбированную машину). Человек всегда может поступить по своей воле. Бог ему будет говорить одно, а он по‑своему поступит. Бог ничего не может сделать с сердцем человека. Ничего! Потому что Он Сам сотворил человека свободным. И тем самым ограничил собственную свободу Божественную. Это очень важная мысль! Единственное, что можно предсказать,‒ это то, что не зависит от воли человека. Да, так и нас учёные предсказывают: затмения какие-нибудь, кометы-то там летят, можно заранее предсказать. Мы можем даже цунами предсказать и гибель, соответственно, тысяч и тысяч людей. Или войну какую-нибудь политологи могут предсказать, голод можно предсказать, потому что известно, что на будущий год будет неурожай. То, что от меня никак уже не зависит. От меня не зависят ни война, ни голод, ни цунами, ни комета, ‒ то можно предсказать. А то, что зависит от человека, никак предсказать нельзя. Вот это пророчество. Вот эта книга – это пророческая книга, ибо она говорит, что надо делать. Пророчество может не предсказывать, а только предупреждать. Пророчество говорит: «Вот воля Божия. Если ты сделаешь, будет так-то. Не сделаешь, будет так-то». Пророчество может содержать в себе какое-то предупреждение, угрозу, но не предсказание.

Далее, читайте дальше:

4 Иоанн семи церквам, находящимся в Асии: благодать вам и мир…

Так начинается всякое послание. Помните, у апостола Павла? Любое послание, какое вы ни откроете в Библии, начинается: «Павел ‒ церкви такой-то, благодать вам и мир…». «Иоанн ‒ церкви такой-то, благодать вам и мир…». Это послание. Это послание семи асийским церквам, которые дальше перечисляются. Эти церкви находились в римской провинции Асии, сейчас это Турция (поясняет географическое положение) Вот Средиземное море, вот город Эфес, вот окружная дорога. По этой окружной дороге находилось семь церквей. Вот этим семи асийским церквам и направляется послание. Это циркулярное окружное послание, или энциклика (от греч. ενκυκλιος — окружной). Ну, семь ‒ это число полноты, то есть символизирует всю вселенскую Церковь. Значит, это послание всем нам, всей Церкви.

Итак, книга Апокалипсис, Откровение, в трёх жанрах написана. Во-первых, это апокалипсис ‒ откровение запредельных тайн. Во-вторых, это пророчество, откровение воли Божьей. И, в-третьих, это просто конкретное послание.

Об остальных свойствах этой книги мы будем говорить в следующий раз.

Помолимся.