Феодоровский собор, 18 мая 2007 года
Расшифровка – Л.Голубкова
Сверка и корректура –Л.Голубкова и О.Суровегина
Сегодня довольно простая беседа о смысле Вознесения и Пятидесятницы, поскольку она вскоре у нас отмечается, затронем.
Вообще говоря, о Вознесении Иисуса Христа нам повествует только один евангелист – евангелист Лука. Больше мы ни у кого о Вознесении не читаем. Причем, конечно, о пребывании Иисуса Христа на небе было известно и задолго до Луки, с самого начала христианства, о чем свидетельствуют другие тексты Нового Завета. Но вот о самом факте в пространстве и во времени, видимом факте Вознесения ‒ нам рассказывает только Лука, причем делает это из совершенно особых своих богословских соображений.
Первоначально, как показывают нам библейские исследования, факт Воскресения и факт Вознесения не отделялись друг от друга. То был как бы единый процесс, причем процесс, не носящий физический характер (мы не можем его измерить в сантиметрах, в метрах или в секундах, часах), потому что это переход уже из нашего мира в мир иной, где не действуют ни наши законы, ни наши меры. Поэтому мы нигде не найдем конкретных описаний Воскресения, никаких свидетелей мы не знаем. Единственное исключение – это евангелист Лука, и то он не описывает Воскресение, а описывает уже явления после Воскресения в течение сорока дней и Вознесение. Причем, как я сказал, он делает это из своих особых совершенно, богословских соображений. Каких соображений?
Следующих. Для раннего христианства была очень характерна вера в то, что наступил конец света. В этом и Евангелие Иисуса Христа! Помните, первые Его слова, которые произнес Он во время Своей публичной деятельности (Мк 1:15): «Исполнился срок, и приблизилось Царствие Божие» (то есть конец света – уже не царство сатаны, а Царство Божие). «Покайтесь и веруйте в это Евангелие». Какое Евангелие? То, что исполнился назначенный Богом срок, и вот уже здесь Царство Божие.
И, конечно, это Царство Божие подобно горчичному зерну. Но оно растет, горчичное зерно, и в скором времени оно вырастет в прекрасное большое дерево. Такие образы мы видим в Евангелиях. Все первые христиане были глубоко убеждены в том, что скоро уже наступит конец реальный и окончательный. То есть это горчичное зерно, наконец, вырастет в большое дерево, и будет Второе Христово пришествие. Этот мир упразднится, и новый мир возникнет, вот такое чудесное деяние. Об этом говорил Иисус Христос, и о временах и сроках нам не положено ни задумываться, ни мечтать, – все это должно произойти внезапно, и Христос явится как тать в нощи. Все это нам известно из христианского предания.
Итак, первые христиане очень остро жили именно этим ожиданием.Но жизнь-то тяжела была. Это мы сейчас живем в относительном комфорте. Поглядите вокруг себя. Даже чисто в историческом плане. Вот недавно отмечали годовщину Победы над фашисткой Германией. Представьте себе, вряд ли кто может из вас, может быть, только родители, а, может быть, кто-то из своего детства помнит военные и послевоенные годы, весь тот ужас, который люди переживали… А на фронте что было! Всякая война – это кошмар. Вот мы живем (большинство из нас, я не имею в виду тех, кто воевал в Афганистане, Чечне, в других «горячих точках») в комфорте уже многие десятилетия – это счастливое время, редкостное время. В истории вообще никогда такого не было! Ни в одной стране, тем более в России. И поэтому для нас вот эта острота бедствий, эта близость какого-то кошмара, смерти, скажем – к нам приходит эта мысль, но мы гоним ее от себя; большинство не задумывается даже… Даже в Средние века, во времена Возрождения, скажем, представьте себе жизнь Европы. Я уже не говорю об античных временах! Жизнь Европы, скажем, в 14-15 веке, когда через каждые 5-10 лет случалась чума, которая косила каждые 2/3 населения: вот утром человек жив, а вечером его уже нет. И все это поджидало на каждом шагу: болезнь, голод, страшный голод! Мы такого и не знаем сейчас! Смерть была всегда рядом, жизнь была ужасна, этот мир казался страшным, и тем более это было в те далекие времена, в античном мире. И, конечно, люди, особенно несчастные, бедные люди, задумывались над тем, когда же, наконец, придет конец этому и наступит царство справедливости, царство блага и добра, Царство Божие. Ждали. Ждали очень напряженно.
Но вот Христа уже нет. Вот образовалась Церковь. Вот проходит первое поколение, вот проходит второе поколение христиан. Да что ж такое? А Христос все не приходит. Все нет и нет Его. Как это осознать? Что об этом думать? Ведь все же ждали, а Он все не приходит. Это надо было как-то объяснить, как-то переосмыслить вообще все свои представления об истории, о конце этого света и о Втором Христовом пришествии. Так постепенно и появляются такие сочинения, как Евангелие от Луки и Книга Деяний, которые появились где-то в конце 80-е годы первого столетия, то есть спустя почти полстолетия после событий Воскресения, Вознесения и Пятидесятницы.
И целью Евангелиста Луки было показать, что дело Христа на земле еще не закончено, и Христос продолжает еще жить на земле, только в другом виде, в другом образе – в образе Тела Христова, то есть Церкви. Он живет в Духе Святом, или Духом Святым. Иисус Христос и Его земная жизнь, воплощенного и вочеловечившегося Сына Божия, закончилась, началась Его небесная жизнь: воскресение, вознесение, седение Его одесную Отца, как мы и исповедуем в нашем Символе Веры. И теперь, как Он и обещал, Он послал Духа Своего Святого на Своих учеников и апостолов, чтобы Дух Святой вселился в них. Как мы сейчас молились:«Царю Небесный… прииди, и вселися в ны, и очисти ны…», так Дух Святой сошел на учеников и апостолов. Ведь смотрите: как Дух Святой некогда сошел на Деву Марию, и Она зачала ребёнка Иисуса Христа – человека, во всем на нас похожего, кроме греха: со всеми болезнями, со всеми ограничениями человеческой жизни, вплоть до самой смерти. Так же теперь Дух Святой, по обетованию древних пророков, пророка Иоиля, в частности, по обетованию Иисуса Христа, сходит на людей. И это как бы второе уже зачатие, только теперь уже не Христос в Его конкретной единичности, а Тело Христово как Церковь, которая представляет собой коллективного Христа. И вот Церковь должна именно как вот такой коллектив, корпорация (от латинского слова «корпус» ‒ тело), Церковь должна пройти от самого своего рождения до самого конца тот же путь, какой прошел Иисус Христос. Ну, по-своему, конечно, каждый христианин по-своему проходит путь от рождения до смерти, со своими несчастиями, со своими радостями, горестями, со своими ограничениями. Но если он останется верен до конца, то Тело Христово воскреснет, вознесется, и наступит Царствие Божие.
Вот эту мысль о том, что история продолжается, что место земного Иисуса Христа заступает Святой Дух, действующий в людях, и это действие Святого Духа в людях называется Церковь Христова или Тело Христово, ‒ вот эту мысль и высказывает евангелист Лука в обоих томах своего сочинения: то есть в Евангелии и в продолжении – во втором томе, это книга Деяний. Евангелие говорит о первой части, о земном деле Иисуса Христа от рождения, от зачатия до смерти и Воскресения. Это граница. После этого книга Деяний идет, где говорится о деле Тела Христова. Можно сказать ‒ это не книга Деяний апостолов (ведь из апостолов там говорится только о Петре и Павле, а об остальных там упоминается в двух-трех словах, не более того, а апостолов-то было, как мы знаем, двенадцать). Так вот, второй-то том лучше бы было назвать «Деяния Духа Святого».
Иисус Христос заповедовал проповедовать Его Евангелие от Иерусалима и до конца Вселенной. Ну, под Вселенной тогда понимали, конечно, Римскую империю, географические представления людей того времени были очень ограниченными. Вот Римская империя – это то, что они знали. О Китае даже никто никогда не слышал, тем более о Японии, ее как бы и не существовало. Так вот до границ Римской империи, которая сама себя называла «Экуменой», то есть Вселенной. От слова икос – дом. (Знаете такие слова – экология, например? Что такое экология? Наука об окружающей среде, то есть о доме, в котором мы живем.) И вот книга Деяний говорит нам о том, как апостолы несут благую весть сначала по Иерусалиму, затем в Галилее, затем уже расходятся в лице апостола Павла в Грецию и до самой столицы Римской империи, то есть до конца Вселенной ‒ уже из столицы эта весть будет распространяться повсюду.
Граница между этими двумя эпохами у евангелиста Луки пролегает вот здесь, в этом факте Воскресения и, как он нам говорит, Вознесения, то есть прославления Иисуса Христа ‒ окончательного седения одесную Бога-Отца. И между этими двумя фактами пролегает сорок дней (от Пасхи и до Вознесения). Причем эти сорок дней мы не можем исторически доказать: сколько времени было точно, может быть, 39, может быть, 41, ведь это же не так важно. Как у других евангелистов, так и у евангелиста Луки, числа и другие символы играют роль именно символическую: то есть они не говорят, как все совершалось, а они говорят о содержании, о том,что все это означает. Сорок – это было число известное, из Священного Писания, из Библии. Сорок – это число священное и означает время испытания перед началом какого-нибудь исторического события. Ну, скажем, сорок лет блуждания по пустыне Израиля, помните, перед тем как он вселился в землю обетования, и началась, собственно, история народа Божия. Сорок дней Моисей проходил испытания, перед тем как он поднялся на гору Синай. Сорок дней искушения Иисуса Христа в пустыне – между тем временем, когда Он крестился, и Дух Святой сходит на Него. Он крещен, Дух Святой сошел на Него, но перед началом Своего исторического земного служения Он проходит сорок дней испытания, вот это искушение. Так же и здесь: апостолы узнают о пустой гробнице, о Воскресении Иисуса Христа. Они еще не совсем понимают, что такое произошло, а это время испытания их веры, сорок дней проходит, и, наконец, на них находит Дух Святой, и они теперь начинают свое историческое служение как Церковь. Так что это чистая символика.
Что касается той формы, в которой описано Вознесение, царственное положение Иисуса Христа одесную Бога Отца, то есть на Небе, ‒ это, конечно, основа церковной апостольской веры. Вообще говоря, само небесное положение, одесную седение, одесную Бога ‒ это образ очень древний. Вы знаете, что одесную – этосправа. А как слева будет? Ошу́юю. Шуйца ‒ это левая рука, десница – это правая рука.Так вот, справа от царя находился, если, например, царь сидит на троне, его ближайший преемник или его ближайший помощник, первый министр какой-нибудь, какая-нибудь фигура, наиболее значимая. Если люди располагаются за пиршественным столом, то справа от хозяина всегда его ближайший, самый любимый друг. Положение справа ‒ это положение, наиболее близкое к власти, наделённость властью. Само выражение «седи одесную Мене, доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих» пришло из 109-го псалма, и это один из самых возлюбленных псалмов, который постоянно цитируется в Священном Писании применительно уже не к царю Давиду, не к царям Израиля, а применительно к Мессии – к Иисусу Христу.
Самые ранние свидетельства о пребывании Иисуса Христа на Небе, о Его Вознесении, не как о физическом факте, который описывает Лука, а просто факт убеждения в том, что после Воскресения Иисус Христос пребывает, не достигаемый для зла, на Небе, одесную Бога Отца ‒ самые ранние свидетельства гораздо раньше дошли до нас, чем Евангелие от Луки или Книга Деяний. Это, прежде всего, послания апостола Павла. Апостол Павел в Послании к Филиппийцам со 2-го по 11-ый стих цитирует дошедшее до него песнопение. Это не Павел придумал, это он взял уже из предания до него церковное песнопение – гимн Иисусу Христу. Может быть, мы с вами его неоднократно разбирали. Это Послание к Филиппийцам, 2, 6-11. Вот там говорится впервые (из того, что до нас дошло) о небесном пребывании Иисуса. Процитирую этот гимн в синодальном переводе:
6 Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу;
7 но уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек; (Фил.2:6)
Это первая строфа, которая говорит, как бы о снисхождении Сына Божиего на землю, о вочеловечении. Он смирил Себя и спустился на Землю. Принял образ раба, как человек, и по виду став, как человек. А дальше следующие строки с 8-го стиха:
8 смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной.
9 Посему и Бог превознес Его и дал Ему имя выше всякого имени,
10 дабы пред именем Иисуса преклонилось всякое колено небесных, земных и преисподних,
11 и всякий язык исповедал, что Господь Иисус Христос в славу Бога Отца.
(Фил.2:8-11):
То есть в славе Богу Отца пребывает Иисус Христос теперь на Небе. Сказано, что после того как Он исполнил Свою земную задачу: смирил Себя до самой смерти крестной ‒ Бог превознес Его. То есть не просто вознёс, скажем, как Илью или Еноха, а превознёс. Мы сейчас не придаем слишком большого значения этим приставочкам. Пре – значит, выше всего. Не просто вознёс, а превознёс. Не на небо, а на Небеса. Небо – астрономическое небо, а Небеса – это Божественная сфера.Превознес Его и дал Ему имя выше всякого имени. А какое имя выше всякого имени? Имя Божие, конечно, да. Имя Божие. Чтобы люди знали, что Иисус Христос ‒ это воплощенный Бог, и Ему отныне будет поклоняться всякое колено небесных существ, ангельских, да?, земных, то есть людей, и преисподних, то есть даже демонов. И всякий язык исповедует что? Исповедует имя Божие: что Господь ‒ Иисус Христос. Помните: мы с вами рассуждали об имени Божием. Имя Божие было открыто Моисею при неопалимой купине, когда Моисей спросил у Бога: «Как Тебя звать?». Это книга Исход 3:13. И Бог ему ответил. Он назвал Свое Имя. И это имя нельзя было произносить под страхом смертной казни на протяжении всей еврейской истории. А потом даже звучание этого имени забылось, и теперь, даже если кто-то и захотел произнести это имя – не может. Что это за имя? Яхве. Но мы-то произносим, потому что мы все-таки не иудейской религии люди. Филологи, во всяком случае, считают, что это священная тетраграмма, которая пишется следующими четырьмя буквами: JHWH (пишет на доске). Произносится Яхве. А что означает, собственно: Тот, Кто присутствует. Тот, Кто всегда здесь всегда со своим народом. .Ну, это я так перефразирую. Присутствующий. И, поскольку это имя запрещено было произносить (только один раз в году оно произносилось в Святая Святых), а когда Храм-то ведь был разрушен еще в 6 веке до Рождества Христова при Навуходоносоре; тогда и вообще прекратилось произнесение этого имени. 80 лет евреи в плену были в Вавилоне, никаких богослужений не было; имя не звучало. А поскольку не звучало, гласных-то мы не знаем, то и не знаем теперь, как его произнести. Были всякие попытки произнесения, иногда почти анекдотического характера. Или как сейчас ходят, проповедуют Иего́ву. Это один из вариантов произнесения: Иегова, у иеговистов, но это фантазия, это фантастика.
Так вот, это имя произносить нельзя, а что-то произносить надо было. А что? А произносили так называемые имязаменители, среди которых наиболее часто произносилось слово «Адонаи́». То есть когда видели в тексте имя Божие, а оно на каждой странице встречается по сто раз, но произносить-то его нельзя, а читать-то надо! Адонаи́, по-гречески Кириос. И это слово из греческой Библии попало во все остальные переводы… Так что Господь, Кириос – это через греческий перевод имени Божиего Адонаи, имязаменитель имени Божиего. То есть, если где-то в тексте встречается «Господь», это означает Имя Божие. Не само имя Божие, а за ним стоит имя Божие.
Поэтому и сказано в Послании к Филиппийцам, что, когда Иисус был превознесен, то «Бог даровал Ему имя выше всякого имени, чтобы перед именем этим преклонилось всякое колено» и всякий язык исповедовал (то есть громко признал, произнес) первое христианское исповедание: «Господь ‒ Иисус Христос». На земле Он был просто «господин Иисус», да? Ну, как мы обращаемся: господин такой-то…Это просто человеческое обращение. Ауже когда Он стал на небе, то Он стал Господь. Это Его новое имя. Поэтому у апостола Павла, например, во всех его посланиях слово «Господь» обозначает всегда и только Иисуса Христа. Но не земного (для людей на земле Он еще не был Господом, никто никогда не признавал Его на земле Господом, то есть Богом), потому что даже имя это нельзя было произносить! А вот для христиан, когда Он на небо вознесся, Он стал Господом.
Вот об этом и говорит сам факт Вознесения: что Вознесение подчеркивает Его Божественное положение сейчас на небе. Раз Он Бог, то, следовательно, Он и Господь. А слово «Господь» ‒ это замена имени Божиего. А Имя Божие означает что? Как я сказал, присутствие Божие. Яхве означает «Присутствующий», «Тот, Кто здесь». Вот Он здесь, Он наполняет собой все. Помните, как мы молимся? «…Иже везде сый и вся исполняяй», то есть: «Царю небесный (то есть Дух Святой), Утешителю, Душе истины… Иже везде сый…» Ну, по-гречески: «Тот, Кто везде присутствует». «Присутствующий». «И вся исполняяй» ‒ то есть все наполняет.
Вот раз Христос вознесся, значит, теперь Он обладает этим именем, а, значит, Он везде присутствует и все наполняет силою Своею, то есть Духом Своим Святым. Весь смысл Вознесения не в том, что Господь улетел куда-то! Это всего лишь образ, метафора. А в том, что Он, наоборот, все наполнил. Понятно, да? Потому что Он, Бог, как человек (Он Богом был всегда как Сын Божий), но после воплощения Он стал человеком, и теперь, как человек и как Бог, Он уже все наполняет. Это полное преображение человеческой природы, человеческого существа. Обожение, так мы это называем. И вот это наполнение Духом Святым создает Тело Христово, то есть продолжение как бы Его жизни на земле уже в такой как бы корпоративной форме, в форме Тела Христова ‒ в форме Церкви. Поэтому вслед за Вознесением и идет Пятидесятница.
Мы поговорили немного о первых свидетельствах божественности Иисуса. Я говорил об этом – Послание к Филлипийцам, 2 глава, с 6 по 11 стих. Это самый-самый известный христианский гимн, который с древнейших времен дошел до нас, то есть один из самых первых. Есть еще несколько подобных вещей. Христиане с самого начала верили в то, что Иисус – Божественный, это просто Лука выразил в красочной исторической форме в 80-е годы. Но верили в это всегда. Вот еще более раннее произведение, чем Филиппийцы, ‒ Первое Послание к Фессалоникийцам. Это вообще первое из всего, что до нас дошло из христианских времен, Первое Послание апостола Павла к Фессалоникийцам. И там Павел пишет, что христиане проповедуют язычникам, чтобы они «ожидали с небес Сына Божьего, Которого Он воскресил из мертвых, Иисуса»(1Фесс 1:10). «Ожидали с Небес», потому что Он на небе уже. Или в 4 главе того же Первого Послания к Фессалоникийцам Павел говорит о Втором пришествии, что «Сам Господь… при гласе Архангела и трубе Божией сойдет с неба»(Фесс 4:16) ‒значит, Он уже на небе. То есть это вера в небесное положение Иисуса Христа, как человека, как Богочеловека, присутствует в Церкви самого начала. То же самое написано в книге Откровений.
Что касается тех образов, которые использует евангелист Лука для описания Вознесения, то они взяты из разных источников. Как образованный человек, он же ведь из язычников, из эллинов, и, конечно же, обладает и эллинской культурой, и библейской культурой. Поэтому он помнит прекрасно об источниках, то есть использует источники для литературной формы своих описаний.
Вообще говоря, о вознесении существовало два основных источника, для образов вознесения ‒ это греко-римский мир и Библия. В греко-римском мире было известно два типа вознесения. Во-первых, это путешествие души на небеса и возвращение, и рассказов о том, что там, на Олимпе, видела эта душа, где-то еще… И также телесное восхищение. В этом был уверен весь греко-римский мир, что особо избранные, конечно, люди, восхищаются на небо богами. Ну, вспомните, например, знаменитое… Вообще само слово «восхищение» в смысле «телесный подъем». Ведь люди же очень слабо себе представляли, что такое законы природы. И в такой наивно-легендарной мифическое форме отражали какие-то свои верования, в частности ‒ в форме такого похищения людей с земли на небо. Первое из известных нам таких сообщений ‒ это сообщение мифологического характера. Боги на Олимпе (мы с вами уже говорили об этом) питались амврозией и пили нектар. Но разливать-то было некому, не было виночерпия. А были они все равны. Они же не будут разливать друг другу, потому что роль официантов-виночерпиев была рабской ролью, и богам не присуща, конечно. Ну, и они взмолились Зевсу и даже потребовали от него и сказали: «Достань нам виночерпия, мы же не будем друг другу разливать нектар ‒ божественное вино!» И тогда Зевс по поручению всех богов (сколько было там? Двенадцать, конечно), по поручению одиннадцати остальных богов отправился на землю в виде орла, летел над Грецией, над Пелопоннесом, над страной Аркадия, и увидел там красивого пастушка, схватил его и вознес на Олимп. Вот так этот пастушок вчера еще был человеком, а сегодня стал богом на Олимпе, и стал виночерпием; его звали Ганимед. И вот таких восхищений было много: Геракл был вознесен, затем знаменитый врач мифический такой, может быть, он и был в истории, ‒ Асклепий, по-латыни его называют Эскулап (наверное, слышали это нарицательное слово для врача). Асклепий был такой врач, которого за его подвиги врачевства боги вознесли его на Олимп, и с тех пор он стал знаменитым богом. Храмы Эскулапа строились по всей Римской империи и приносили колоссальные доходы, конечно. Там происходила масса исцелений.
Вот восхищение – похищение, то есть боги похищали людей. Само слово «восхищение», «вознесение» стало синонимом обо́жения, преображения. Это было в языческом мире. Ну и в иудейском мире достаточно много подобных сообщений. Путешествие души на небо с возвращением, нет, даже не души, а тела, но это очень поздние иудейские источники. «Завещание Авраама» ‒ это мифическое сказание о жизни Авраама (позже христианства даже возникло). Или, скажем, после того как умер Авраам, согласно этим апокрифическим сказаниям, его душа тоже возносится на небеса. Библия сообщает нам о телесном вознесении: Енох, Илия, Ездра, Варух ‒ тоже были вознесены телесно. Или Библия говорит нам о божественных посланцах на земле, которые спускаются на землю: какие-нибудь ангелы, принимающие вид людей, которые говорят от имени Бога, а затем восхищаются на небо.
Кстати, об Илие, прочитаем, что здесь сказано (4 Цар):
«9 …Илия сказал Елисею: проси, что сделать тебе, прежде нежели я буду взят от тебя. И сказал Елисей: дух, который в тебе, пусть будет на мне вдвойне.
10 И сказал он: трудного ты просишь. Если увидишь, как я буду взят от тебя, то будет тебе так, а если не увидишь, не будет.
11 Когда они шли и дорогою разговаривали, вдруг явилась колесница огненная и кони огненные, и разлучили их обоих, и понесся Илия в вихре на небо.
12 Елисей же смотрел и воскликнул: отец мой, отец мой, колесница Израиля …
Вот такое вознесение. Конечно, подобные рассказы влияли на фон повествований евангелиста Луки: и в Евангелии в 24-й главе, и в 1-ой главе книги Деяний. Прочитаем эти рассказы (Лк 24:36-53):
36 Когда они говорили о сем(ученики), Сам Иисус стал посреди них и сказал им: мир вам.
37 Они, смутившись и испугавшись, подумали, что видят духа.
38 Но Он сказал им: что смущаетесь, и для чего такие мысли входят в сердца ваши?
39 Посмотрите на руки Мои и на ноги Мои; это Я Сам; осяжите Меня и рассмотрите; ибо дух плоти и костей не имеет, как видите у Меня.
40 И, сказав это, показал им руки и ноги.
41 Когда же они от радости еще не верили и дивились, Он сказал им: есть ли у вас здесь какая пища?
42 Они подали Ему часть печеной рыбы и сотового меда.
43 И, взяв, ел пред ними.
Этот рассказ о последнем явлении Иисуса Христа у евангелиста Луки, конечно, призван запечатлеть, свидетельствовать о том, что Иисус появлялся в телесном виде. Это тело Христово перед ними. Не просто дух какой-то, а именно Он как целостная индивидуальность, целостная личность.
44 И сказал им: вот то, о чем Я вам говорил, еще быв с вами, что надлежит исполниться всему, написанному о Мне в законе Моисеевом и в пророках и псалмах.
45 Тогда отверз им ум к уразумению Писаний.
46 И сказал им: так написано, и так надлежало пострадать Христу, и воскреснуть из мертвых в третий день,
47 и проповедану быть во имя Его покаянию и прощению грехов во всех народах, начиная с Иерусалима.
48 Вы же свидетели сему.
49 И Я пошлю обетование Отца Моего на вас; вы же оставайтесь в городе Иерусалиме, доколе не облечетесь силою свыше. (Сила свыше ‒ Дух Святой).
Вот интересно, смотрите: здесь два фактора, которые подтверждают, которые открывают умы к пониманию того, что произошло с Воскресением. Во-первых, явление Иисуса Христа в телесном виде (когда Он явился в телесном виде и спросил: есть ли у вас здесь какая пища), то есть совместная трапеза. И затем слова Писания:«И Он им напомнил слова Писания». У Луки все это не случайно. Дело в том, что вы представьте себе состояние первых христиан, ну, самых первых христиан после Воскресения, после Пятидесятницы. Они собирались, как нам сообщает книга Деяний, собирались вместе. Когда? В первый день недели, то есть после субботы за трапезу Господню. Так Господь им заповедал на Тайной вечери, ну то, что мы сейчас называем «литургия», «евхаристия», у католиков «месса», «преломление Хлеба», «причастие», да?. Вот они собирались. И когда они собирались за этой трапезой, они остро, намного острее, чем мы сейчас, ощущали действие Духа Святого в них, такое действие, которое подсказывало им, что здесь Христос, Он присутствует, Господь, Яхве присутствует, Он здесь, среди нас. Вот это ощущение, которое невозможно выразить словами, иначе как я сейчас говорю; можно было описать его, можно было петь о нем, можно было гимны сочинять, но главное ‒ оно присутствовало, это ощущение, что Иисус Христос не мертвый где-то там в гробу истлевает, а Он живет в них и среди них. И они чувствовали это преображение внутреннее Духом Святым, которое апостол Павел так прекрасно описывает в виде харизмы, в виде тех даров Святого Духа, которые в них наблюдаются. Каждый сам в себе наблюдает.
И все это сопровождалось причастием, то есть преломлением хлеба по заповедям Иисуса Христа и питием Святой Крови в виде вина, и чтением из Священного Писания. Как и у нас, сейчас на литургии, ведь это продолжается уже 2000 лет. Литургия разделяется на две части: Литургия Слова (или Литургия оглашенных, как мы ее называем) и Литургия Тела Христова, Литургия Святых Даров, или Литургия верных. Мы причащаемся написанному и читаемому Слову Божию (это в первой части), а затем причащаемся и телесному Слову Божиему, воплощенному под видом хлеба и вина). Вот это было и с самого начала. Только тогда оно давало острое ощущение Присутствия.
Об этом же и здесь говорится. Вот как они же не узнавали Его. Не понимали ничего. Путники в Эммаус. Вот Он идет с ними эти 30 километров подряд. Они ничего не понимают, Кто с ними такой. И только тогда, когда они преломили хлеб (помните это место), вдруг глаза их открылись. Здесь просто описана литургия первая: преломление хлеба, причастие и чтение Священного Писания – вот этих мессианских мест, которые позволяют людям уразуметь, что с ними произошло. Что жизнь со смертью не кончается, что есть смысл во всем, что этот смысл дается им Духом Святым.
Ну и дальше.
50 И вывел их вон [из города] до Вифании и, подняв руки Свои, благословил их.
51 И, когда благословлял их, стал отдаляться от них и возноситься на небо.
52 Они поклонились Ему и возвратились в Иерусалим с великою радостью.
53 И пребывали всегда в храме, прославляя и благословляя Бога.
Описание этого события: как Он их благословлял, как они поклонились, как они прославили Бога ‒ это все почти дословно взято из книги Премудрости Иисуса, сына Сирахова. Евангелист Лука использует литературные мотивы и образы, которые уже существуют в Библии, ничего особого уже своего не придумывает, потому что его собственная концепция – это богословская концепция. Он первый, можно сказать, создатель богословия истории. Дело в том, что первое собственно историческое сочинение в истории – это Евангелие и Деяния от Луки. До этого никаких «историй» в нашем сегодняшнем смысле ‒как науки ‒ не было. Были исторические описания событий, то есть фактография ‒ бессмысленное нанизывание друг на друга всевозможных исторических фактов. Как у Геродота: и мифические, и исторические факты… Просто перечисление фактов, будь то Тит Ливий, будь то Светоний, будь то Тацит ‒ все лучшие историки древности, они не знали концепции исторического развития, истории. Только Библия знает, что такое история. Потому что у них история никуда не ведет. Они не представляли себе не только, что такое законы природы, ведь такого понятия просто не существовало. Это мы сейчас, в рациональный век науки и техники, в принципе знаем, что такое законы природы, начиная, там, с Ньютона, например, знаем, что камни всегда падают на землю. Они над этим просто не задумывались, они не знали, что есть какие-то законы. Также и не знали законов общественного развития, законов истории, они об этом просто не задумывались, не было такого понятия. А ведь все эти вещи открывают путь к естеству, то есть познанию законов природы. Открывают путь к познанию того, что такое история как процесс, а не просто как смесь случайных фактов. Только Священное Писание, причем даже израильское ‒ Ветхий Завет, а уж тем более в Новом Завете евангелист Лука. Вот здесь история имеет смысл, цель. Во всем Яхве, во всем присутствует Он. Ну, как говорил Эйнштейн: «Бог в кости не играет». Он не случайно все делает, Он делает по Слову Своему, по замыслу, со смыслом. Во все, в этот мир вкладывает смысл, который отражается в виде законов природы.Это уже позже люди осознали. И в исторический процесс Он вносит Свой смысл. Все идет к цели. Все телеологично (целесообразно, в результате разумной воли Творца ‒ прим. ЛА). Все исполнено не только начального действия какого-то толчка. Как магнит притягивает к себе иголочки железо, так же и все процессы этого мира притягиваются куда-то, к тому, что Тейяр де Шарден назвал точкой Омега ‒то есть к Отцу, к этой цели. Все из Бога, и все к Богу, и все в Боге. Он есть Альфа и Омега! Это открывает только Священное Писание, только иудейская религия и только христианская религия. Язычество просто не знает, что такое история. А вот Лука и показывает нам, что история движется, движется к своей цели, к концу. Вот третий этап исторического развития, этап Духа Святого, в котором мы живем.
Все это замечательно! Просто люди, когда читают, обычные, простодушные люди читают, они же не задумываются над этими вещами. Это ведь богословие все, правда? Но оно просветляет наше сознание, помогает нам лучше понять смысл читаемого. Что это не просто какие-то опять же факты, как в языческих историях, а все это имеет смысл. В связи с такими удивительными сообщаемыми нам событиями в такой яркой повествовательной форме ‒ вознесение, как Он стал удаляться… Все это наглядно, так наглядно. Все это событие такого чудесного характера, да? Стоит немножечко поговорить о смысле чудес, чудесных рассказов в Библии. Ведь вы же понимаете, что Священное Писание с самых первых страниц сообщает нам очень много всевозможных удивительных событиях, которые мы называем «чудеса», «чудо чудное, диво дивное». Чудо. То, чему чудятся, то, чему дивятся, чему удивляются. Начиная с самых древних рассказов, помните, десять казней египетских. То лягушки с неба там падают какие-то, то саранча налетает, то дождь кровавый идет… Потом Моисей видит терновый куст, который горит и не сгорает. Гора Синай трясется, и Закон дается из этого грома и из молний. Манна падает с неба, скалы источают источники, люди идут по морю, как посуху, от звуков труб падают стены Иерихона, солнце и луна останавливаются, исцеляются больные, воскрешаются мертвые, возносится Илия на огненной колеснице. Все это, конечно, такие необычные и такие яркие рассказы! И их называли, да и мы сейчас называем «чудесами». Почему-то у нас никто не возносится среди нас ни на огненной колеснице, и солнце мы не видим, чтобы останавливалось. А вот в Библии солнце останавливается, и колесницы летят по небесам огненные! Но это не значит, что чудеса кончились. Просто нужно понять, а что это такое, о чем говорит нам Библия.
Дело в том, что для очень многих людей, именно начиная с эпохи Возрождения, по всей видимости, может, даже чуть позже ‒ с XVIII века, с эпохи Просвещения, эти чудеса библейские были во многом причинами для того, чтобы разувериться в Библии. Для очень многих чудо, о котором сообщает Библия, есть повод и причина для того, чтобы перестать верить в Бога вообще. Масса же таких людей: «Ну что это такое?!», «Ну какие там чудеса!», «Ну что там чепуха всякая написана!» И поэтому очень важно понять, что же такое чудо.
Те, кто отрицает все это рационально, а происходит это после эпохи Возрождения, как я уже сказал, когда появляется современная наука рациональная, воспринимают эти чудеса как нарушение законов естества, нарушение законов природы. А постольку, поскольку законы природы незыблемы и нарушаться не могут, то, с точки зрения большинства естествоиспытателей, подавляющего большинства, скажем так, то, конечно, и никаких чудес быть не может, а, следовательно, Библия лжет. Самая распространенная точка зрения ‒ чудеса мешают верить в Бога.
Но за всем этим стоит глубокое заблуждение, глубокое недопонимание, причем, недопонимание с двух сторон: и рационалистов, которые отрицают чудеса и говорят, что такого не бывает, и тех, кто защищает чудеса и говорит, что так вот все и было. Это глубочайшее заблуждение, которое пронизывает почти все общество. Дело в том, что все эти рассказы о библейских чудесах (а я говорю здесь как экзегет, как исследователь Библии) всегда требуется уяснить. Дело в том, что всякое слово, которое нам говорится, требует перевода, требует интерпретации. Если я сейчас скажу вам что-то по-немецки, то большинство из вас не поймет, надо перевести. Если я вам буду говорить на формулообразном языке математики, вы, наверное, ничего не поймете, нужно будет как-то наглядно объяснить все это хотя бы на пальцах, сделать какой-то перевод. Ведь люди же не знают других языков: ни языка иностранного, ни языка музыкального (нотную грамоту не знают, скажем).
Язык всегда требует перевода. Любой текст требует перевода. Перевод по-гречески называется «герменевтика», от имени бога Гермеса (об этом мы с вами много говорили). И язык Библии всегда требует перевода, перевода из одной культурной среды в другую. Потому что культурные среды в географическом и в хронологическом порядке очень сильно отличаются друг от друга. Вы можете хоть тысячу раз прочитать там какого-нибудь Лао-Цзы, его знаменитый трактат «Дао Дэ Цзин», и не понять ни одной строчки. Ну да, слова вроде бы понятны. Но о чем все это? Ничего не понятно… Для этого надо объяснить, надо войти в ту культуру, пережить её изнутри, чтобы понять, о чем там говорилось. Человек открывает Библию, начинает читать, ему кажется, что слова-то все понятны вроде бы. Но…что называется «смотришь в книгу ‒ видишь фигу». Он же ничего не понимает конкретно, потому что надо же войти в ту культуру.
Помните, я вам рассказывал историю с преподобным Германом Аляскинским? Это был конец XVIII- начало XIX века. Он здесь учился в Петербургской Духовной Академии, был замечательный человек, очень талантливый, прекрасный монах. Его послали на самую отдаленную окраину Российской Империи ‒ на Аляску, где-то там, где индейцы всякие, в Северную Америку, на Алеутские острова, Камчатку, в те края. И когда он туда приехал, ему надо было миссионерствовать среди этих диких племен:индейцы, эскимосы, чукчи, алеуты. Ну, во-первых, он как человек очень любвеобильный, конечно, стал изучать язык и культуру тех примитивных народов, чтобы понять их и переводить на их язык хотя бы самые простые христианские молитвы. Ну, «Отче наш», да? «Хлеб наш насущный дай нам днесь». Какой хлеб-то? Эскимосы даже никогда не видели, что такое хлеб, и они не знали, что это! Для нас это исполнено глубочайшего смысла. Хлеб – это сама жизнь! Он питает нас. А они не знали, что это такое. Ни пшеницы, ни ржи, ни овса у них никогда не росло тысячелетиями. Они просто не видели даже, и для них это просто пустой звук. А что делать? А перевести-то надо! Поэтому он уяснял смысл – не форму, форма была непонятна ‒ хлеб, для них это слово непонятно. На любом языке произнеси, хоть по-латыни, хоть по-гречески ‒ абсолютно непонятно, да? Нужно было выяснить, а что стоит экзистенциальное, то есть жизненно важное, за этим словом. А что стоит? То питание, которое дает нам жизнь. Слово «хлеб» для нас‒ это символ, это указатель на нашу жизнь. А что дает жизнь эскимосам или там индейцам Аляски? Ну, рыба, конечно! Поэтому он и перевел: «Рыбу нашу насущную дай нам днесь!» И тогда всё стало понятно! Ну, конечно, это сейчас появились новые переводы, потому что сейчас все всё знают и все всё имеют, везде есть гипермаркеты. (Смех в аудитории). Возможно, на Камчатке нет, но на Аляске наверняка. Все всё знают.
И вот первые путешественники из Скандинавии ‒ католические миссионеры ‒прибывают в Гренландию, там тоже эскимосы жили. Ну, вот как перевести: «Легче верблюду пройти сквозь игольное ушко…» Ну какие там верблюды в Гренландии в XVI веке? Ну откуда они там возьмутся? Это сейчас по телевизору хотя бы видишь, что такое верблюд. «Легче моржу пройти (зал смеется) сквозь игольное ушко…», ну, понятно. И вот таких переводов много…
Вот это и называется герменевтика ‒ то есть объяснение, перевод, истолкование. Надо выяснить смысл! Экзегетика всегда выясняет смысл, это научное исследование смысла. А потом этот смысл уже художественным, вдохновенным образом переносится в герменевтике на другой язык ‒ на язык другого народа, на язык другой географической широты или исторической ступени.
Поэтому, когда мы читаем Священное Писание, не нужно думать, что мы все это понимаем. Нужно войти в дух и сознание человека, людей, при которых создавались эти тексты. Люди, которые отстоят от нас на два-три тысячелетия, у которых был совершенно иной менталитет, психика-то была та же самая, и физика примерно та же самая, а вот менталитет, который развивается не сразу, в науке, скажем. У них не было такой науки, как у нас, представлений наших не было. Было совершенно иное миропонимание и мировоззрение.
И когда современный человек, особенно человек XVIII века, рационалист говорил о том, что «ну как же так, это же противоречит законам природы, этого не бывает!», он не понимает того, что у древних людей не было ни малейшего представления о том, что такое закон природы. Они об этом даже не задумывались. Законы природы стали изучаться гораздо позже, в позднее Средневековье. Вот, пожалуйста, в эпоху Возрождения. Вот, пожалуйста, уже потом Ньютон появляется с его представлениями о всемирном тяготении, о законах движения планет и так далее. До него еще Галилей, конечно, Коперник… То есть то, что так важно для нас, то, на чем строится наша технология, техника, вся наша жизнь, весь наш комфорт кругом (мы ведь используем законы природы) ‒этого не было! Просто не было! И люди мыслили не естественно-научно, и поэтому они чудеса не понимали как нарушение законов природы. Это мы их понимаем, потому что мы думаем о законах природы. Они не знали, что это такое. И они понимали это не как нарушение законов природы. И поэтому ни в Библии Ветхого Завета, ни в Библии Нового Завета ‒ нигде не проводится различие между удивительными событиями, которые были удивительными, но, тем не менее, законы не нарушают, и удивительными событиями, которые, с нашей точки зрения, действительно, нарушают законы.
Взять, например, тех же лягушек, которые падали с неба. Или, скажем, манна небесная. Или кровавый дождь. Это удивительно всегда, любой из нас удивится, если увидит лягушку, которая на него упала с неба. Тем более дождь из лягушек. Но все ученые знают суть этого явления и понимают, откуда это происходит сейчас. Знают вихри, которые поднимают из болот каких-то там лягушек, например. Или рыб. Ведь были же такие случаи, когда целый дождь из рыбы шел, например. Или вихрь захватывает какого-то человека или даже целый дом и уносит наверх. Ну,это сейчас все объяснимо с точки зрения метеорологии, с точки зрения изменения давления и т.д., то есть объяснимо, хотя не становится менее удивительным, потому что это редкое событие. Но мы же все равно удивимся, если сверху на нас рыба упадет!
Так же удивлялись и древние. Но они не задумывались о законах или не-законах, для них это просто было удивительно. А постольку, поскольку у них была вера в Бога Творца (или в богов ‒ у язычников), то они знали, что Яхве присутствует. Бог, Он не просто, как вXVIII веке у рационалистов-деистов, трансцендентный бог-часовщик, который завел мир, и он движется, а Он там сидит себе и смотрит. Бог во всем, Он присутствует! Он Яхве, Он есть,Он все исполняет, наполняет, и все, что происходит, происходит не без Его вмешательства. Поэтому и все чудесное, и не-чудесное воспринималось как действие Божие.
Отсюда совершенно иное восприятие. Абсолютно иное. Всякое событие, в котором Бог проявляет свою силу, считалось зна́мением Божественной силы, Божественного вмешательства. И обычно это что-то удивительное. И, поскольку люди всегда могут чему-то дивиться, испытывать чудное, удивительное, поэтому Бог наполнял жизнь людей гораздо сильнее, чем сейчас для нас, потому что многое мы относим за счет простых законов природы. А они этого не знали, они всё воспринимали как действие Божие.
Кроме того, ведь надо еще понимать, что за всеми библейскими рассказами, во всех этих рассказах важно в первую очередь не само описываемое событие, а что за этими событиями стоит‒ смысл. Смысл события! Важна не лягушка, которая упала с неба, да бог с ней, с этой лягушкой! А то, что Бог действует!Да это Бог этими казнями египетскими показывает Свою силу и мощь против языческих волхвов. И важна не саранча, которая летает, а то, что это Бог за всем стоит и действует! И, конечно, непритязательные рассказы иногда появляются такие, которые усиливают это ощущение чудесного и ощущение действия Божия. Это характерно для народа.
Многое может быть объяснено с научной точки зрения ‒ то, что им даже не приходило в голову объяснять иначе как действием Божиим. А многое не может быть объяснено. Об этом нам говорит литературная критика Библии. Потому что рассказы о чудесах не являются какими-то протоколами историческими. Действуют разные формы, разные жанры. Существуют ведь различия между гимном, народной песней, исторической хроникой, придворной хроникой. Наконец, такие сообщения, как солнце, которое остановилось, луна, которая остановилась. Или вознесение на огненной колеснице! Или пребывание Ионы во чреве китовом целых три дня! Невозможно иначе воспринять, как какое-то преувеличение, как восточную гиперболу. И мы были бы очень наивными, если воспринимали бы все это в буквальном смысле. Так что всегда надо все-таки вникать в смысл сообщаемого, а главное ‒ в психологию и менталитет той культуры, которая все это проживает.
Хотя, конечно, никто не заставляет нас верить так или не так. Как говорил в очень древние времена Григорий Богослов, один из великих учителей и отцов Церкви: «А что касается таких предметов, как ангелы, демоны, чудеса и прочее, то в таких предметах и достигать цели не бесполезно,и ошибаться безопасно». То есть это оставляется на волю человека. Но за всем должна стоять вера в Бога ‒ самое главное, что должно двигать человеком, независимо от его культурного состояния.
Итак, чудеса призваны быть зна́мениями силы Божией. Вот об этом мы говорили с вами уже, когда рассуждали об Евангелии от Иоанна. Там вообще Иоанн отказывается даже говорить о чудесах. Все удивительное у него или не очень удивительное ‒ это зна́мение. Помните? Вот он говорит о воде с самарянкой. Она воспринимает ее как простую воду. А Иоанн говорит, что эта вода‒ это зна́мение источника Воды Жизни. Он дает хлеб. Все воспринимают его как просто хлеб. А Иоанн говорит, что не это ведь важно, поймите, это же зна́мение, указывающее на Хлеб Жизни. И так далее. Все Евангелие от Иоанна построено на том, что люди воспринимают все буквально, вот так, как оно есть. А он говорит, что нет, за этим стоит гораздо более глубокий смысл, не это важно.
Ну, хорошо.Теперь перейдем немножечко ещё к Пятидесятнице. Значит, через десять дней после Вознесения состоялся праздник Пятидесятницы. И евангелист Иоанн ‒ это тоже единственный человек, который сообщает нам об этом событии, о сошествии Духа Святого в день Пятидесятницы. Сейчас у нас его называют день Святой Троицы. Был период, когда люди знали только Бога-Отца, потом Бог-Сын, Который взошел на небо, а теперь открывается еще и Бог-Дух Святой нам. Вся Троица открылась.
О Пятидесятнице говорится в книге Деяний, если вы помните, в начале второй главы. День Пятидесятницы ‒ это великий иудейский праздник, пятидесятый день после Пасхи, когда все иудеи должны были собраться в Иерусалиме. Все, со всего мира. Иудеи тогда были в рассеянии, по всему миру, по всей империи, даже за границами империи. Но все должны были, абсолютно все, собраться в Храме, принести жертву и молиться. Ну, разумеется, не все это могли сделать. Хорошо иерусалимлянам или тем, кто живет в ближайшей области, даже не в столь ближайшей ‒ в Галилее, например. Но все сходились в Иерусалим, старались! Кроме больных, скажем – да и то на носилках тащили. А тем, кто в Африке, в Риме, в Испании, скажем, как им быть? Каждый год не поедешь. Посылали деньги. Но обязательно какой-то знак твоего присутствия в Иерусалиме должен был быть.
1 При наступлении дня Пятидесятницы все они были единодушно вместе.
Это имеются в виду двенадцать апостолов и Дева Мария.
2 И внезапно сделался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра, и наполнил весь дом, где они находились.
3 И явились им разделяющиеся языки, как бы огненные, и почили по одному на каждом из них.
4 И исполнились все Духа Святаго, и начали говорить на иных языках, как Дух давал им провещевать.
5 В Иерусалиме же находились Иудеи, люди набожные, из всякого народа под небом.
Имеются в виду иудеи, которые проживали в разных странах, в разных провинциях Римской империи.
6 Когда сделался этот шум, собрался народ, и пришел в смятение, ибо каждый слышал их говорящих его наречием.
7 И все изумлялись и дивились, говоря между собою: сии говорящие не все ли Галилеяне?
8 Как же мы слышим каждый собственное наречие, в котором родились.
9 Парфяне, и Мидяне, и Еламиты, и жители Месопотамии, Иудеи и Каппадокии, Понта и Асии,
10 Фригии и Памфилии, Египта и частей Ливии, прилежащих к Киринее, и пришедшие из Рима, Иудеи и прозелиты,
Интересно, что здесь перечисляются практически все, почти все тогдашние провинции Римской Империи.
11 критяне и аравитяне, слышим их нашими языками говорящих о великих делах Божиих?
12 И изумлялись все и, недоумевая, говорили друг другу: что это значит?
13 А иные, насмехаясь, говорили: они напились сладкого вина.
Все пьяные… А Пётр сказал, что нет, еще только третий час дня, мы не пьяные. А что такое третий час дня? Часы начинали отсчитываться в шесть часов утра. Значит, третий час – это девятый час утра. Откуда здесь пьяные появятся? До обеда никому нельзя было пить, у иудеев это считалось беззаконием.
Так что они не пьяные – а они исполнились Духа Святого! Ясное дело, что здесь Лука рассматривает очень популярный в то время дар Духа Святого ‒ дар языкоговорения, который тогда уже понемножку стал сходить на нет после критики апостола Павла в адрес этого дара. Но все-таки в Церкви он еще существовал, и пару столетий он еще держался. Конечно, не надо воспринимать это языкоговорение как говорение на иностранных языках. Это ино-говорение. То есть это даже не говорение, там такой глагол не употребляется, они не стали «говорить». Ну, я вам уже неоднократно объяснял, что в греческом языке есть два глагола, которые у нас оба переводят «говорить», но на самом деле они обозначают очень разные вещи (пишет на доске). Глагол «лего» – говорить членораздельно, как я сейчас говорю, словами, от «логос». И глагол «лало», это звукоподражание, нечленораздельное звукоизвержение. «Ла-ла-ла-ла» – что-нибудь такое. Слоги, слова, какие-то отдельные фразы, мелодические обрывки, попевочки какие-нибудь. Глоссолалия – так она называется, то есть языкоболтание, языколепетание буквально, а у нас называется и в переводе – языкоговорение, потому что у нас оба эти глагола переводятся как «говорение». И при этом апостол Павел нам говорит, что, помимо этого дара вдохновенной, «ангельской», как он говорит, речи… («Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею…» (1Кор 13:1) Человеческими – это как я сейчас говорю, а язык ангельский – это глоссолалия. Так вот, этот язык никому непонятен. Чтобы его понять, нужно обладать еще одним даром, даром Духа Святого; это дар, как он его называет, – дар герменевтики, то есть перевода, толкования язы՜ков.
В Первом Послании к Коринфянам,в самом начале 12 главы, апостол Павел перечисляет все дары Святого Духа, среди них последний дар –глоссолалия и истолкование. Если я приду в Церковь,то хочу лучше пять слов сказать понятным языком, чем тьму слов на этой глоссолалии. «Если только не найдется никто, кто меня переведет», то есть обладающий даром толкования. Толкование по-гречески – герменевтика, перевод.
Так что мы здесь видим, в сообщении Луки, что апостолы начали говорить-глоссолалить, а вокруг стоявшие обрели дар понимания. Каждый понимал, как будто бы на его языке, вовсе не переводил. Тот же Петр говорил «ла-ла-ла…», что-нибудь такое, да, а эти из разных народов, но каждый понимал это на своем языке. То есть у каждого был еще дар понимания, толкования. Ну это, опять же, такое интересное сообщение опять же в такой яркой-яркой форме.
Дух Святой как будто огненные языки… Откуда это? Дело в том, что язык– орган речи. Это слово Божие. Но слово Божие, оно очень часто в Библии изображается иногда как меч обоюдоострый, как огнь, пожигающий и судящий, как испытающий. Огнем испытывалась, ну, скажем, руда, какая-нибудь, очищается. Слово Божие носит очистительный огненный характер. Отсюда эти языки, как органы слова Божия, каждому даются, да? В образе такого огня. Это библейские образы, неоднократно встречающиеся в Священном Писании. Да, в исполнение пророчества Иоиля все это происходит. И вот с тех пор рождается Церковь… Да, о глоссолалии было, конечно, много споров. И говорили, что здесь они говорят на иностранных языках. Нет, нет. Конечно, у евангелиста Луки это не совсем очевидно, но у апостола Павла абсолютно очевидно. Но в нашем переводе не совсем, вы посмотрите. Например, Первое Послание к Коринфянам, 12 глава, 10 стих: «иному чудотворения, иному пророчество, иному различение духов, иному разные языки…» – это в нашем переводе, но нет там этого в греческом. «…ἄλλω̨ δὲ ἐνεργήματα δυνάμεων ἄλλω̨ δὲ προφητεία ἄλλω̨ δὲ διακρίσεις πνευμάτων ἑτέρω̨ γένη γλωσσω̃ν ἄλλω̨ δὲ ἑρμηνεία γλωσσω̃ν». Там стоит совсем другое (пишет на доске и комментирует) γένη γλωσσω̃ν – некие, или разные, способы языкоговорения. Значит, иному – не разные язы͐ки, а иному – разные способы языкоговорения. Дело в том, что языкоговорение было многих видов и многих способов. Вот, например, если кто-нибудь из вас был у пятидесятников, у каких-нибудь харизматиков, то мог слышать иногда, например, какие-то слоги, которые они произносят. Иногда это какие-то отдельные слова, перемежающиеся и повторяющиеся, иногда какая-то фраза, как будто человека заклинило, а иногда это просто подвывание какое-то, мелодическое или не очень.
Я вспоминаю как (это было давно, лет 20 тому назад) с отцом отца Александра, нашего настоятеля, с отцом Владимиром Сорокиным, мы, студенты и преподаватели, ну, в основном студенты, а преподаватели были как сопровождающие, приехали в Соединенные Штаты Америки. И там нам устроили строили очень большую программу посещения по множеству штатов, и нагрузка была колоссальная, каждый день надо было посетить там несколько церковных учреждений, собраний. И вот мы попали в штат Джорджия, в город Атланта, в субботу вечером. Нам сказали: «Ну, вот, в 6 часов у вас по программе, значит, посещение какой-то церкви». Ну, я не помню, как эта церковь называется, у них общины в Америке называются очень забавно, там же тысячи всевозможных церквей. У нас вот Православная Церковь, Католическая, Лютеранская, там, баптисты, ну 5-6, не больше. А у них там миллион этих всяких церквей. И вот одна из них – «Белая лилия» или «Красная розочка», у них такие сентиментальные названия. Так вот, подъезжаем мы к этой церквушке, как, может, вы видели в американских фильмах: ну простенькая такая деревянная церквушка с колокольней, со шпилем. И вот 6 часов. Думаю: суббота, сейчас начнется богослужение. Но никого не было. В церковь входим – чистенькая церковь. Но там «черный» район. Пожилая черная женщина убирает что-то, моет между стульями, между проходами, а мы ее спрашиваем: «Где все?» – «Никого нет». «Ну, а когда ваше начальство-то придет?». Мы уже думали, что все отменили, но начальство-то, раз нас пригласили, должно прийти, а никого нет. «Иисус Христос?» – спрашивает она (дружный смех в зале). – «А Он придет в 7 часов».
Ну, хорошо. Мы там поболтались по окрестности, в 7 часов приходим, церковь уже наполнена: все аккуратненько одеты, все почти черные, белых было человек пять, не больше. Детишки сидят сбоку – прямо на полу, а все остальные взрослые – на скамьях. И ровно в 7 часов открывается центральный проход и по коврику, по дорожке, проходит на трибуну (у них там престола нет, а такая кафедра стоит) такой симпатичный, в синем костюме с бордовым галстуком и в белой рубашечке чернокожий пастор, проходит прямо туда, встает. Он поприветствовал нас, все любезно поклонились, поаплодировали (а мы сидели там, в конце). И потом начинается богослужение. И как! И вот мы тут в первый раз видели и слышали, как происходит богослужение, по-настоящему такое глоссолальное. Я не знаю, исполнено ли оно Духа Святого или какого иного духа, но форма-то была такая. Значит, этот пастор после приветствия сказал… Да, там сбоку сидел служитель какой-то пожилой, и перед ним Библия лежала. Он показал на эту Библию и сказал: «Ей». И он взял эту Библию и понёс «ей» – какой-то там тётеньке, которая сидела. Передал ей Библию. Она благоговейно её взяла, и пастор сказал: «Открывай». Это, знаете, как гадают по Библии… (Смех в зале). «Читай!». Она начала читать что-то с 53-й, по-моему, главы Исайи. Хорошее место! Она успела прочитать три или четыре слова. «Стоп»,– сказал он ей, и начал проповедовать. Ну, о чем он там говорил, мы с трудом понимали, конечно, потому что это южный язык, негритянский. Нам потом говорила наша переводчица, что ничего особенного не говорил, просто примитивную проповедь. Но что интересно: там он говорил минуту-полторы, но потом его речь начала преображаться, она становилась какой-то ритмичной. Ну, вот как, знаете, сейчас музыка, она, правда, уже сходит со сцены, стиля рэп. Ну, слышали, наверное. Вот примерно такой был ритм. И постепенно даже слова стали превращаться в отдельные слоги, мелодически звучащие довольно красиво, в джазовом таком ритме. Так вот, если вы слышали псалмы, которые поет Луи Армстронг или Элла Фицджеральд, то вы помните, как там слог кончается – получается такой ту-та-ти-ту-та. Вот точно так же, но только очень красиво, между прочим. И вдруг как будто бы с него пелена сходит так – раз! А, да, пока он это говорил и это «пел» (глоссолалия была!), все раскачивались там в экстазе, прихлопывали и говорили: «o, yes!», «о, God!», «we love Him!» (произносит несколько фраз по-английски). А потом раз! Как будто пелена сошла: «Читай дальше» (смех в зале). И опять… И вот так трижды повторялось. А потом выходили они один за другим, как у апостола Павла написано, чтобы каждый по очереди. И тоже пели и потом сами переводили то, что они говорят (а, всякую ерунду…). Вот такая глоссолалия! Именно не разные языки, а разные способы пения, языкоговорения. Вот об этом речь идет.
Точно так же, наверное, было и в день Пятидесятницы.
Ну что же? Вопросы будут какие-нибудь?
Вопрос:
То, что это произошло именно в Вифании. Как-то это толкуется, объясняется
Ответ:
В Вифании… Видите ли, вы имеете в виду сообщение евангелиста Луки, да? Я не встречал никаких особых толкований. Вероятно, это такое предание. Но интересно то, что у евангелиста Луки, в Евангелии Луки, время Вознесения не отделяется от времени Воскресения. Оно буквально на следующий день произошло, а в Деяниях Вознесение через сорок дней отмечается. Разные предания, наверное… Я не знаю, честно говоря.
Вопрос:
Такой вопрос. Вот, когда Иисус сказал Марии: «Не прикасайся ко Мне, Я еще не ушел к Отцу Моему»…
Ответ:
Ну, это просто. Дело в том, что евангелист Иоанн тоже подчеркивает постоянно этот промежуток времени между Воскресением, явлениями и окончательным восхождением. Но он не описывает Вознесения, не описывает. Но из его слов можно понять, что оно еще будет, просто он не описал его. Он не восходит, но Ему абсолютно необходимо туда пойти, Он вовсе не хочет оставаться, и не должно Ему оставаться здесь, на земле. Поэтому, когда Мария Магдалина – как, помните, в Преображении Симон-Петр говорил: «Ах, хорошо бы нам здесь построить кущи и остаться с Тобой!» Не удалось! Так же и здесь Мария Магдалина хочет удержать Его, а Он ей говорит: «Не хватайся за меня!» У нас перевод: «Не касайся меня», а там смысл-то какой? «Не хватай», в смысле «не удерживай меня здесь, потому что Я еще не отошел. А вот когда отойду, тогда Я буду со всеми вами».
Вопрос:
О Втором пришествии (вопрос неразборчивый)
Ответ:
— Не положено нам знать, когда это будет. Дело в том, что мы должны различать между индивидуальной… Ну, об эсхатологии мы еще будем с вами говорить в следующий раз. Мы должны различать между индивидуальной и универсальной эсхатологией. Ведь конец света для каждого наступает с его собственной кончиной. Когда, мы же не знаем. Что нам тогда до этих просторов космических!?
Вопрос:
Я подходила к одному монастырю, две женщины говорят: «Как сказал отец Ианнуарий в своей лекции (вот, я и хотела бы уточнить), враг искушает человека делами справедливости без любви». Вот в таком духе. (Зал, видимо, наблюдая изумление о.Ианнуария, взрывается смехом)
Ответ:
Я, конечно, не припомню, чтобы я что-то подобное говорил. Это уже переосмысление. Герменевтика, одним словом. Вероятней всего, речь шла о сопоставлении справедливости и любви. О том, что любовь часто поступает несправедливо. По благодати мы часто действуем по любви, а не по справедливости. Точно так же, как и Бог через Иисуса Христа воздействовал не по справедливости, а по любви. Помните, как у апостола Павла сказано: «Бог пришел спасти грешных». Но Ветхий Завет и Закон Моисея настаивают на правде, понятой как справедливость. А помните, везде устанавливается справедливость: око за око, зуб за зуб. Это было очень революционно, потому что одно око за одно око. Не два ока за одно. Люди за око могли и целую деревню перерезать. Один зуб за зуб – не челюсть за зуб, а только один зуб. Жизнь за жизнь. И так далее: справедливость. И с точки зрения Закона, всякий грешник смертию умрет. Потому что нарушитель Закона Божия должен умереть, на веки, погрузиться в шеол – в небытие. И вдруг Послание к Римлянам нам говорит, и вдруг появляется Евангелие, которое говорит совершенно противоположное. Нет праведного ни одного! Нет ни единого: ни язычника, ни иудея – все грешны, все подвержены суду, все должны погибнуть. Нет ни одного достойного. Но Бог сделал так, что спасает. Пренебрегая справедливостью, Он спасает по любви грешников через Иисуса Христа.
Так что справедливость и любовь – вещи немножко разные.