Феодоровский собор, 10 апреля  2009 г.

Расшифровка – Наталья Шацова

Сверка и корректура  – Л.Голубкова и О.Суровегина

Итак, сегодняшняя тема – это современные переводы, имеется в виду на русский язык, Священного Писания. Тема такая большая по объёму, что, конечно, охватить все переводы или как-то сконцентрироваться на них более-менее подробно совершенно невозможно. Но сделаем хотя бы общий обзор этой темы.
Вы знаете, что первые попытки перевода на русский язык были предприняты ещё при Петре I. Но те переводы не сохранились. Можно себе представить, насколько они были несостоятельны. Переводил, кстати, немец на русский язык с помощью какого-то русского священника, один из сподвижников Петра.
Затем появились переводы, если из серьёзных переводов брать, архимандрита Филарета, будущего митрополита Филарета (Дроздова). Он перевёл Евангелие от Иоанна. Этот перевод впоследствии вошёл в перевод 1823 года при Александре I как перевод Российского Библейского общества. Это был полный перевод Нового Завета. Не всей Библии, а именно Нового Завета. И перевод этот был сделан под патронатом Министерства образования и Синода. Но в скором времени он был запрещён, и, хотя тираж не был уничтожен, но, по-моему, он так и не распространялся. Это в связи с запретом деятельности Российского Библейского общества как раз в 1823 году. Общество руководилось князем Голицыным, а его обвинили в сектантстве. Тогда состояние высшего общества было несколько экзальтированным, мистически экзальтированным и полным всяких мистических сектантских устремлений. В том числе и самого императора Александра I.
Потом появился ненапечатанный, сохранившийся в рукописях (или частично напечатанный), перевод Василия Жуковского. Вы знаете такого знаменитого русского поэта и переводчика.
Надо сказать, что если перевод Филарета (Дроздова) (перевод Библейского общества) производился с греческого оригинального языка… Хотя, конечно, не с оригинала, вы же понимаете, что греческого оригинала мы просто не имеем. Его нет. Можно переводить с какой-то греческой рукописи, это да, а с какой рукописи, мы не знаем. И есть подозрение, что многие переводы Российского Библейского общества делались даже не с греческого языка, а с других иностранных языков, более известных, чем греческий, в то время. Таких, как французский язык. Сейчас доказано, например, что Послание к Галатам переведено с французского языка. Так что ценность этого перевода Российского Библейского общества невелика, конечно, и по своей сути, и по своему исполнению. Хотя бы уже потому, что отдельные части Нового Завета (я говорю сейчас о Новом Завете, Библию целиком тогда ещё никто не переводил) распределялись между разными академиями, а в разных академиях – между разными преподавателями. И поэтому это был такой хор голосов без всякого стилистического единства. В общем, салат какой-то стилистический. Потом он усреднялся, конечно, потому что всё это проверялось какой-то комиссией. Но во всяком случае, этот перевод неполноценный. Ни в каких отношениях. Но он, как я говорил, был запрещён.
Перевод Жуковского. Он был долгое время неизвестен широкой публике, только избранным людям. Например, Николаю Васильевичу Гоголю, который был в приятельских отношениях с Жуковским, каким-то другим отдельным лицам. Близкие приветствовали этот перевод, но никто не рекомендовал его публиковать, потому что все считали, что его публикация вызовет отрицательную реакцию со стороны власть предержащих. Расхождения, скажем, с церковнославянским текстом, в той или иной мере, воспринималось консервативно настроенной публикой как чуть ли не ересь. Но и сам перевод Жуковского тоже не обладает большими достоинствами. Да, он написан на более понятном, более современном для его времени русском языке. Вы знаете, что Жуковский, конечно, его поэзия, она всё-таки написана уже на языке, так сказать, пушкинской эпохи – нам более понятном и близком, чем язык Сумарокова или даже Державина, язык XVIII века. И, тем не менее, сам Василий Жуковский не знал греческого языка. Вот такой был пробел в его образовании. Дело в том, что вот мы сейчас думаем: до революции, мол, в классических гимназиях изучали обязательно латынь, греческий язык. Да. Но это было уже начиная с реформы образования, где-то с середины XIX века. А до этого не очень большое значение придавали этому ни в домашнем, ни в школьном воспитании. Да и школ как таковых, гимназий, тогда ещё не было. В лицее, скажем, где Пушкин учился, там преподавали всё это. Но это была такая элитарная школа. А так, в общем, мало кто знал. Эпоха Славяно-греко-латинской академии давно прошла. В духовных академиях и духовных семинариях, конечно, это всё изучалось. Но это только в духовных, а Василий Жуковский не учился в духовной академии или духовной семинарии. Так что он переводил с церковнославянского языка. Т.е. это перевод с перевода, с перевода, с перевода. Ну, можете себе представить всю ценность такого перевода! И, тем не менее, всё-таки это было новое слово в русской литературе и в русской библеистике, хотя бы в силу того, что это был более понятный язык. О точности перевода мы не говорим. Рукописи Жуковского на долгое время исчезли вообще, неизвестно, где они. И лишь только совсем недавно, пару лет тому назад (боюсь ошибиться, там два, три, четыре года) они всплыли в Соединённых Штатах благодаря тому, что наследники, потомки Жуковского у себя не только нашли эти рукописи, но и напечатали. У нас недавно было издано великолепное научное издание здесь, в Петербурге, этого перевода Жуковского.
После этого или одновременно с этим стали появляться переводы Ветхого Завета протоиерея Герасима Павского, который был преподавателем Ветхого Завета и еврейского языка здесь, в Духовной академии Петербурга. Это переводы, как утверждают знатоки, очень ценные, потому что Павский был большим знатоком гебраистики. Однако в связи с тем, что он стал распространять свои переводы без цензурной санкции, и сам он был наказан (лишён всяких почестей, лишён возможности где бы то ни было преподавать), и перевод этот тоже был запрещён.
Наконец, всем нам известный перевод, которым все мы пользуемся фактически – это Синодальный перевод, который появился в 60-х годах XIX века. Здесь уже полная Библия: и Ветхий Завет, и Новый Завет. И, конечно, несомненны плюсы этого перевода – русский язык, всё-таки более или менее понятный. Но язык очень всё же архаичный, что уже с самого начала было замечено. Это язык даже не середины XIX века и даже не язык Пушкина, а всё-таки несколько славянизированный, более приближающийся к языку Державина.
Разные книги, конечно, переведены по-разному, с разной степенью точности, с разной степенью таланта. И опять же здесь действовал тот же самый принцип: распределялись книги по разным академиям (четыре академии тогда было) и в каждой академии ещё по нескольким преподавателям. И опять тот же самый эффект – стилистическая разноголосица, либо всё подстрижено под одну гребёнку. Мы с трудом различаем Марка от Матфея, от Луки, от Иоанна. Они все говорят как бы одним языком, хотя это были люди совершенно разные: разного происхождения, разных задач, разного стиля, разного образования. А здесь они все говорят одним и тем же довольно суконным языком.
Все эти недостатки были сразу замечены. Критика обрушилась на этот перевод. Он был, кстати, рекомендован только для домашнего чтения и лучшего понимания Слова Божия, но ни в коем случае не для публичного, скажем литургического, использования.
Иногда у нас появляются такие соображения у некоторых, что в православной церкви существует канонический перевод. Это, конечно, большое заблуждение. Никакого канонического перевода и даже канонического текста Библии Церковь не знает. Каноничным был бы оригинал, вышедший из-под пера Матфея, или Марка, или Иоанна. Но их же у нас нет, этих оригиналов! У нас же есть только рукописи, списки. Списки, списки, списки, тысячи, десятки тысяч списков, и ни один из них не похож на другой. А какой считать за «канонический»? Почему именно вот Синайский Кодекс будет хорошим, а Ватиканский Кодекс плохим? Александрийский Кодекс хорошим, а Кодекс Ефрема плохим? Непонятно. Никаких критериев тут нет. Поэтому никаких канонических текстов у нас нет.
Тридентский собор Римской церкви канонизировал латинский перевод – Вульгату так называемую, но после этой канонизации уже буквально через три года туда пришлось вносить несколько сотен исправлений, в этот канон. Наука не стоит на месте, и всегда находятся какие-то погрешности, какие-то ошибки, которые надо исправлять. Итак, никакого канонического перевода у нас нет, хотя некоторые христианские деноминации в России принимают Синодальный текст как канонический официально. Прежде всего это евангельские христиане- баптисты. Не знаю, как сейчас, но долгое время они считали этот текст каноничным, в нём нельзя изменить ни одного слова. Конечно, это глупость. Ну, что делать? Это просто от невежества идёт.
После этого процесс переводческой деятельности не остановился. И это понятно, потому что уже само появление, скажем, книг Нового Завета, который повествует нам об основателе христианства Господе Иисусе Христе и содержит в себе слова Господа… Подумайте, на каком языке они содержат слова Господа? На Его родном языке? Нет. Мы же не знаем слов, произносившихся Самим Господом Иисусом Христом. Т.е. к нам пришло уже Писание – не сразу, конечно, а через век примерно после смерти и воскресения Господа – не на родном языке основателя нашей религии, а в переводе, в греческом переводе. Т.е. мы знаем Господа только в переводе Его слов. Так что уже само начало христианского Писания как бы санкционирует появление переводов. И в дальнейшем, конечно, появились сразу переводы и латинские, и эфиопские, и второй латинский, а затем и грузинский, армянский, готский, славянский и так далее, так далее. И до сих пор переводы продолжают появляться, что вполне понятно. Ежегодно в мире появляется порядка сотни новых переводов Писания. В том числе и несколько переводов на русский язык. Ну, хотя бы по одному-то в год появляется. Если вы наблюдаете за соответствующей литературой, то можете даже и перечислить их.
Но вот Синодальный перевод. Он сразу вызвал, ещё в середине XIX века, бурную реакцию. С одной стороны – восторга, что всё-таки мы имеем, наконец, полную Библию на русском языке. Мы видим, что это да, действительно труд-то великий, и он уже составляет часть нашего литературного наследия. И многие изречения из Ветхого и Нового Завета мы знаем не иначе, как именно в русском переводе. Многие, конечно, по-славянски мы помним, а многие уже и в русском переводе, славянский уже забывается. И именно в переводе Синодальном.
Но наряду с восторгами появились и критические отзывы. Особенно яростным противником и критиком Синодального перевода был обер-прокурор Синода. Кто в то время у нас был обер-прокурором Синода? Долгое время был он. При Александре III. Константин Победоносцев, конечно. Знаменитый. Он яростно критиковал этот перевод. И, познакомившись с кусочками перевода Василия Андреевича Жуковского, хвалил перевод Жуковского. И начал делать собственный перевод. И сделал его, перевод Нового Завета. Но в согласии с самим направлением мыслей Победоносцева – консервативным, часто реакционным даже, его перевод отличался чрезмерной архаичностью, чрезмерным буквализмом и славянизированностью. Этим отличался и перевод Василия Жуковского, но у Победоносцева ещё «круче», так сказать. Это был такой архаичный перевод и язык, который сейчас читался бы нами с большим трудом. Уж лучше по-славянски мы бы читали тогда. Но, тем не менее, в связи с тем, что Победоносцев был фигурой значительной, даже более чем значительной, можно сказать – он руководил всей идеологией Российской Империи на протяжении многих десятилетий, его перевод неоднократно печатался, перепечатывался. И мало кто осмеливался высказываться критически в его адрес.
А критика была. Критика со стороны духовных академий, наиболее серьёзных профессоров духовных академий, таких как профессор Николай Никанорович Глубоковский, который, правда, не публиковал [свое мнение – прим. ЛА], но в его записях, вот у нас в архивах, сохранились его критические замечания на Синодальный перевод, на перевод Победоносцева.
Ну, а потом что? Потом всё исчезло, все эти попытки перевода начиная с начала первой мировой войны. Затем революция. Какие уж тут переводы? Всякая богословская деятельность и всякая библейская деятельность в нашей стране замерла на долгие, долгие десятилетия. Церковная жизнь сохранялась, к счастью, не угасла совсем. Но научная – богословская и библеистическая жизнь, конечно, просто исчезла. И это несмотря на то, что именно XX век породил мощные изменения в науке, как вы знаете, вообще: начало XX века сравнимо, пожалуй, по своему такому интеллектуально-научному всплеску с XVI – XVII веком. Наверное, сравнимо с появлением Галилея, Коперника, которые точно так же перевернули все представления о мире даже. Тогда же появляются и новые переводы Лютера, перевод короля Иакова (английский), французские переводы, блестящие для того времени. И филология, и наука естествознания шли как-то всегда рука об руку и развивались вместе. Точно так же и начало XX века. Уже мир Галилея и Коперника теперь перевернулся вместе с появлением Макса Планка и Альберта Эйнштейна, а потом уже и генетики. И филология тоже, и философия, и библеистика претерпели очень сильные изменения. Начало XX века было началом очень больших преобразований. Я бы сказал, что в последние годы снова намечаются какие-то мощные изменения в мировоззрении людей, но об этом сегодня говорить не будем.
Но наша держава, наша Церковь осталась за рамками всех этих преобразований. Она как бы едва-едва пользовалась хотя бы теми достижениями, которые были достигнуты к концу XIX века. А дальше – провал. Дальше полный провал, пропасть. И это несмотря на то, что сейчас, в настоящее время, если вы посмотрите на количество переводов, на просто библейские исследования научные, изучение каждого слова Библии и т.д., то вы видите, что количество научной (я не имею в виду популярную литературу, которая у нас на лавках лежит, нет), научной литературы, научных журналов во всём мире появляется по библеистике гораздо больше, чем, скажем, по ядерной физике или по генетике. Гораздо больше. Но у нас-то в библиотеку не поступает ни одного журнала до сих пор. Почти ни одной книги по библеистике у нас не поступает до сих пор! В мире всё это полнится и переполняется. У нас до сих пор почти никаких нет исследований. Т.е. всё на уровне лёгкого оттаивания. Я бы не сказал, что плюс один градус по Цельсию, но 0,1 градуса с плюсом, но не более того. Так что вот в такой мы ситуации.
И тем не менее. Сначала русская эмиграция за границей начала предпринимать какие-то попытки к овладению новыми знаниями в области библеистики. Одним из плодов таких попыток, очень слабых попыток при этом, было появление перевода епископа Кассиана (Безобразова). Надо сказать, что это талантливый труд. Начат он был где-то в тридцатые годы. Потом, по-моему, продолжал работать над этим переводом Нового Завет епископ Кассиан во время Второй мировой войны. Закончен он был уже после войны и вышел. Вышло издание этого перевода, и потом оно переиздавалось неоднократно. И у нас тоже, в последние уже годы, в девяностые и двухтысячные годы переиздавался этот перевод Кассиана (Безобразова). Чем он отличается и что в нём нового, в этом переводе?
Епископ Кассиан был человеком консервативных взглядов, потому что он обучался до революции в Духовной академии и старался не раздражать православную публику какой-то чрезмерной новизной. Его перевод консервативен. Он далеко не отступает от уже всем известного, уже имеющегося на слуху Синодального перевода. Его русский язык – это почти язык Синодального перевода. Но что там нового? Это то, что он воспользовался новейшими исследованиями в области текстологии. Я уже говорил, что мы не можем определить, с какого текста переводили деятели Российского Библейского общества в начале XIX века. Мы не знаем, с какого текста переводил архимандрит, впоследствии митрополит Филарет (Дроздов). Мы не знаем, с каких текстов сделан наш перевод Синодальный. Просто не знаем. Ну, иногда можно догадаться, что с какой-то вот этой рукописи. Иногда мы видим, что это с французского, оказывается, перевода сделано. И т.д. Тут полная неопределённость. Поэтому проверить этот перевод – точный он, неточный– у нас нет никакой возможности, просто никакой. Если бы мы знали, что точно вот с этой рукописи переведено, мы бы хотя бы проверили. Но мы же не знаем.
Так вот, эта неопределённость (которая характерна не только для русских переводов, но и для всех иностранных переводов прошлых веков) была устранена Кассианом (Безобразовым), потому что он воспользовался плодами науки текстологии и стал переводить так, как переводят ныне абсолютно все переводчики на все языки мира, – то есть с апробированного критического текста, с так называемого «гипотетического оригинального» текста, который найден благодаря научным усилиям. Я уже говорил, что оригинальный текст мы никогда не найдём. Это всё утрачено 2000 лет тому назад. Но наука текстология позволяет нам найти «гипотетически оригинальный» текст путём исследования массы рукописей. Зная их генетику, можно в конце концов прийти к каким-то выводам. Как, знаете, в науке генетике? Можно же, исследуя генотип массы людей, определить, от кого они происходят. Сейчас наука ведь к этому пришла. Вот точно также генетические связи между различными рукописями позволяют более или менее точно прийти к оригиналу.
Так вот, Кассиан (Безобразов) переводит с оригинала. И многое в его переводе поэтому может вызывать у нас удивление.
Например, посмотрим Евангелие от Луки. Помните, у евангелиста Матфея есть, в начале Нагорной проповеди, «блаженны»: «блаженны нищие духом…»(Мф 5:3),«блаженны плачущие, яко тии утешатся» (Мф 5:4). А если вы откроете Синодальный текст, у Луки кое-что есть из Нагорной проповеди Матфея, но в другой связи сказано. Вы знаете, что евангелист Матфей брал высказывания Иисуса Христа, тематически похожие друг на друга, объединял их вместе в единую какую-то композицию и создавал такие великолепные композиции из речей Иисуса Христа. Например, пятая, шестая и седьмая главы Евангелия от Матфея – мы их называем «Нагорная проповедь». Конечно, она состоит просто из отдельных кусочков, которые Матфей соединил и сделал как бы единый текст – связал тематически; в общем, родственные высказывания.
А евангелист Лука, у него не было такой задачи композиционной, поэтому он брал так, как он находил, высказывания Иисуса Христа и в разные места своего Евангелия помещал. И вот кусочки как бы «Нагорной проповеди» у него тоже есть. Только Иисус произносит их не на горе, а посреди ровного места, поэтому у евангелиста Луки она называется «Напольная проповедь». Не на горе, а на поле. И вот смотрите: если вы читаете наш Синодальный текст, то вы не найдёте никакой разницы между Матфеем и Лукой.
У Матфея – «Блаженны нищие духом, ибо тех есть Царство Небесное» (Мф 5:3). Это – пятая глава у Матфея.
Читайте у Луки, шестая глава: «Блаженны нищие духом, ибо ваше есть Царствие Божие» (Лк 6:20). То же самое, что и у Матфея.
А Кассиан, он по оригинальному тексту уже переводит и поправляет. У Матфея действительно – «Блаженны нищие духом, ибо тех есть Царство Небесное». У Луки – «Блаженны нищие, ибо ваше есть Царство Божие». Чувствуете разницу? Отсутствует слово «духом»; помимо мелкой разницы, есть ещё разница основная, что «блаженны нищие духом».
Мы видим, что у Луки – «блаженны алчущие», «блаженны нищие». Его Евангелие вообще имеет социальную направленность. Это известно было ещё со святоотеческих времён, всегда все подчёркивали, что Евангелие от Луки – это Евангелие милосердия к нищим, к плачущим, к несчастным людям, к бедным.
У Матфея другие задачи, он всегда стремится одухотворить то, что он воспринял из предания. Поэтому у него не просто нищие блаженны, как у Луки, а «блаженны нищие духом». Не просто «алчущие», т.е. те, которые голодные, а «блаженны алчущие и жаждущие правды» (Мф 5:6). Всё это одухотворяется. Но это типично для Матфея. И вот именно этот момент особенности Луки и отличия Матфея от Луки, конечно, здесь в согласии с текстологическими исследованиями Кассиан воспроизводит.
Почему в нашем Синодальном тексте Матфей и Лука абсолютно похожи друг на друга? Это результат сглаживания текстов. Сглаживания в средневековье. Вот представьте себе: переписчик переписывает Евангелие от руки. Делает рукопись. Первое, что он переписывает, – это Евангелие от Матфея, которое у всех на слуху. Он списывает с какой-то рукописи. А дальше он видит, что у Луки чуть-чуть отличается. Но он-то помнит, что Иисус Христос у Матфея говорил вот так-то. И он думает, что, конечно, тут всё было неправильно у Луки. Просто случайно переписчик ошибся. И он исправляет. Он делает так же, как у Матфея. Это так называемое выравнивание текста, приведение его к какому-то единству. Тем самым полностью сглаживаются особенности отдельных евангелистов, особенности их церковной жизни, их богословия, их характера, их стиля и т.д. Вот это так называемые византийские тексты. А оригинальный древний текст был несколько иным, древний. Тем и отличается епископ Кассиан. В общем и целом, его Новый Завет читается примерно так же, во всяком случае для непосвящённого в тонкости человека, как и Синодальный текст. Это довольно архаичный язык, хотя в трудных местах он поправляет.
Это за границей было. Вот епископ Кассиан (Безобразов). Я, кстати, рекомендую его тексты, его перевод. Вообще человек, который хочет изучать, по-настоящему изучать Священное Писание, не должен ограничиваться чем-то одним. Ведь перевод – это страшно трудное дело, и не бывает идеальных переводов, это мы должны понимать. Поэтому, если ты хочешь изучать и если у тебя под рукою нет хороших комментариев (а где их достанешь, хорошие комментарии? Нигде не достанешь. Только в лучших библиотеках, а таких у нас одна-две на всю страну), поэтому нужно хотя бы несколько переводов взять и попытаться сравнивать их друг с другом, и уже самому, обладая мозгами, как-то раскидывать: что лучше, что тебе больше нравится, что меньше. Хотя, конечно, это не совсем верный путь.
Дальше появились переводы уже не заграничные, а наши, в родной стране, здесь. И начался этот процесс в шестидесятые годы XX века. Когда уже несколько ослабли узы коммунистической цензуры, можно было уже что-то такое предпринимать и делать. Потом, правда, были и заморозки, но всё-таки можно было что-то обойти.
Пожалуй, первый такой опыт, причём замечательный опыт переводческой деятельности Библии принадлежит Сергею Сергеевичу Аверинцеву. Вы знаете, легендарная фигура. Недаром же у Вознесенского Андрея, поэта, даже в одном из стишков рифмуется: «интеллигенция» – «Аверинцев». Люди постарше помнят, что в конце шестидесятых и в семидесятые годы начало появляться издание двухсот томов «Всемирной Литературы». Двести томов в суперобложках таких. Довольно скучное издание внешне, но внутренне, конечно, очень содержательное. Это «Библиотека Всемирной литературы». И первый том этой «Всемирной Литературы» был посвящён древней поэзии. И там был раздел библейская, или израильская (я не помню, как она называлось) поэзия, там были опубликованы некоторые книги из Ветхого Завета в переводе. Например, Книга Иова в переводе Аверинцева. Аверинцев, будучи человеком чрезвычайно талантливым, очень верующим человеком и знавшим множество древних языков, перевёл Книгу Иова, сопроводив собственными примечаниями и предисловием, постаравшись воспроизвести на нашей родной лингвистической почве то, что он видел в еврейском оригинале. Дело в том, что Книга Иова, за исключением одной –полутора глав (это большая книга), представляет собой поэму. Это стихотворное произведение, причем замечательные стихи. Конечно, воспроизвести поэтическую стилистику ближневосточной поэзии адекватно на русском языке почти невозможно. Но что-то сделать в этом направлении было можно. И вот Аверинцев переводит. Конечно, используя ритмику. Ведь наша поэзия ритмична. Мы знаем, что эта ритмика – слогова′я ритмика, речевая ритмика, мелодическая, в поэзии. Но на Востоке в Библии это не так. Там ритмика не слоговая – там ритмика понятий. Иногда, правда, там бывают рифмы и ритмы в нашем понимании, но это очень редко.
Посмотрим, например, как перевёл Аверинцев, хотя бы маленький кусочек. Это ведь большая книга. Вот, скажем, какую-нибудь главу из последних, где Бог отвечает Иову на все его жалобы, все его упрёки Богу. И отвечает Иову, указывая на творение собственное. Вот начало 39-ой главы. Он ему говорит: «что ты упрекаешь Меня, Творца?»
Знаешь ли ты время рождения серн?
О рождающих ланях печешься ли ты?
Считаешь ли месяцы, что они тяжелы,
и знаешь ли срок, когда им родить, —
когда они, приседая, мечут детей,
освобождаются от своих мук?
В силу приходят чада их,
расходятся и не вернутся к ним.

Кто дал зебре волю ее
и узы дикого осла расторг…

И так далее. Ну, чувствуется всё-таки, что это европейская поэзия, да? Аверинцев очень точно следует тексту, но укладывает его в такую привычную для нас ритмику белого стиха. И в том, что его перевод весьма точен, можно убедиться, если сравнить с более научным переводом Книги Иова.
Вот перевод, о котором я позже скажу:

Определишь ли, когда горным козам рожать?
Следишь ли ты за родами ланей?
Сочтёшь ли, сколько месяцев вынашивать им?
И когда принести потомство?
И когда присесть, и разродиться? И вытолкнуть бремя наружу?
Чтобы росло их лето на воле их потомство, а затем оставило их навсегда.

Кто пустил на волю дикого осла?
Онагра из пут избавил? …» и т.д.

Ну, в общем, ритмика тоже немножко чувствуется, но у Аверинцева она более ярко выражена, конечно. То же самое он делает с псалмами, например, со знаменитым Шестопсалмием, которое в Церкви читается на утрене. Это было новое слово в нашей переводческой деятельности библеистической. Впоследствии Сергей Сергеевич Аверинцев переводил и Евангелие. Полностью перевёл Евангелие от Луки, от Марка и не полностью Евангелие от Матфея, сопроводив всё это своими примечаниями.
После стали появляться переводы как грибы после дождя. Особенно преуспели в этом особенно уже в девяностые годы, после перестройки. Обо всех я говорить не буду, конечно. Появился многократно издаваемый перевод, который называется «Радостная Весть» – перевод Валентины Кузнецовой. Он издаётся и переиздаётся большими тиражами, постоянно везде продаётся. Валентина Николаевна Кузнецова – человек талантливый, которая получила грант на перевод от Международных Библейских обществ. Центр Библейских обществ находится в Лондоне. Библейские Лондонские общества имеют филиалы практически во всех странах мира, где это допустимо. За исключением, конечно, некоторых арабских стран, мусульманских, или, скажем, Северной Кореи. Ну, у нас, например, существует Российское Библейское общество как филиал Лондонских Библейских обществ. И вот Кузнецова получила грант, поехала в Великобританию и там жила некоторое время, изучала библеистическую литературу и сделала перевод Нового Завета. Не сразу он появился, но постепенно появлялась книга за книгой.
Все современные переводы я бы разделил на две категории: переводы принципиальные и переводы беспринципные. Что это значит? Переводы беспринципные – так я называю просто переводы, когда переводчик переводит как ему представляется лучше, как ему хочется, руководствуясь исключительно собственным вкусом и больше ничем: «Вот так мне кажется лучше». Таких переводов довольно много. Они большой ценностью вряд ли обладают, хотя, конечно, бывают хорошие. А переводы принципиальные – это такие переводы, которые следуют какой-то принципиальной идеологической установке. Ну, например, вот перевод того же Кассиана (Безобразова). Это принципиальный перевод. Какими принципами руководился переводчик? Не слишком отступать от довольно консервативного Синодального текста, не вызывать раздражения, хотя бы чисто словесного, у людей и следовать научному тексту, гипотетическому оригинальному тексту. Т.е. есть какие-то принципы.
Перевод Кузнецовой – это принципиальный перевод. Но какими принципами она руководствуется? Принципами, которые ей были продиктованы теми Библейскими обществами Лондонскими, которые и оплатили её работу по гранту. А какие принципы Библейских обществ? Ведь эти общества занимаются огромной миссионерской деятельностью по всему миру уже не первое столетие. И переводы появляются из года в год десятками. Десятки переводов на самые неизвестные языки мира, и всё это благодаря деятельности вот этих Библейских обществ. Но у них есть такой принцип: перевод должен быть понятным. Этот принцип, понятно, как он появился. Представьте себе, что перевод делается с Нового Завета, словарь которого достаточно велик (он написан на великом древнегреческом языке). И вот этот перевод делается на язык, в котором всего-то триста — четыреста слов. А больше-то и нет! Есть же такие языки каких-нибудь полупервобытных племён. А надо переводить. Ведь Господь сказал: «Идите научите все народы». Им же надо переводить! А как? Как перевести? Матфея, Господи Боже мой, Иоанна – на язык, на котором можно сказать: «Это камень, это дерево». На язык, который не знает абстрактных понятий, в котором всего-то несколько сотен слов, которые обозначают определённые предметы и действия, и больше ничего! А надо. А что делать? А что делать в таких случаях? И тут разрабатывается такой принцип – принцип перевода по смыслу. По-английски они это называют – принцип перевода message. Т.е. каждый текст – будь то отдельное Евангелие, Послание апостола Павла, Апокалипсис, какой угодно текст, несёт свой message людям. Т.е. какое-то послание людям. Слово message означает «послание». Какое-то послание, какую-то весть людям, основную. Вот надо уловить этот message, это основное содержание, ядро этого послания и вот его постараться передать всеми доступными средствами. Задача, конечно, очень трудная и, разумеется, ни в коем случае не подходит к развитым языкам: к таким, как немецкий, французский, английский, русский, какие-то другие, китайский, какой угодно. То есть языки культурные, развитые. Зачем же переводить только основной message? Надо постараться перевести текст как таковой по возможности. Со всеми его тонкостями, со всеми нюансами, с гаммой смыслов, заключённых в каждом предложении.
А message даёт только один-единственный какой-то основной смысл. Таковы переводы Библейских обществ. Их очень много. Переводы, так сказать, «для простого народа». Ну, понятно, когда это переводится на язык какого-нибудь племени острова Борнео. И другое дело, когда появляются такие переводы на немецкий, английский или русский язык. На языки развитые. Но они появляются. Это так называемые «good news for modern man» – «благая весть для современного человека». А под современным человеком они понимают какого-то полудебильного, безграмотного, скажем, американца, или англичанина, или русского, или кого угодно – то есть так называемого «простого» человека, который никогда в жизни не читал ни Пушкина, ни Толстого, ни Шекспира. А уж тем более Библию. Вот ему как бы message. Ну, пытаются. И такие переводы появляются.
И надо сказать, что Валентина Николаевна, она, увы, поддалась, ну, поневоле, потому что ей был всё-таки заказ, вот такой идеологии перевода простого текста для простого человека. Но какой такой простой текст? Ведь мы, когда открываем, скажем, апостола Павла, мы сталкиваемся со сложнейшим текстом, который несёт на себе нагрузку столетий религиозной традиции, о котором уже современники Павла говорили, что он пишет о каких-то маловразумительных вещах. Им уже трудно! Помните, Пётр же ведь так отзывается о Павле: что в его посланиях есть нечто неудобовразумительное. Ну, какое же тут простое, если даже умнице такому, как апостол Пётр, было не всё там понятно. Ведь требуется наука, требуются богословы, чтобы разобраться во всём этом. А перевести на язык «ням-ням» – это очень просто. Оказывается, «это писалось простыми рыбаками для простых дворников». Ну что? Ну, ерунда, конечно! Даже простые рыбаки были тогда очень образованные в иудейской среде. Они хотя бы знали своё Священное Писание. Все могли его цитировать. А это Писание – это древняя сложнейшая литература. Не говоря уже об огромном количестве всевозможных терминов, которые употребляются там. Иногда и простые слова, которые стали терминами. Это же надо учитывать. И в развитых языках, особенно прошедших уже культуру христианскую, конечно, всё тоже превратилось в термины.
Приведу простейший пример. Ну, скажем, открываем у Кузнецовой третью главу Матфея. Вот появляется Иоанн Креститель. Креститель! Т.е. он крестил. И мы понимаем прекрасно, что такое «крестить», что такое «крестил». Каждому человеку, по-моему, любому человеку, знающему русский язык, понятно, что это такое. Нет, оказывается, всё-таки термины надо переводить буквально. Буквальный перевод терминов, буквальное понимание терминов всегда приводит к абсурду. Ну, представьте себе: я говорю сейчас: «Я живу на Земле, которая окружена магнитным полем, по которому ориентируются мореплаватели». Компасы… Магнитное поле. Всем нам понятно, что это такое. Каждый понимает, кто хоть немножко в школе учился. А можно представить себе поле, на котором растут магниты – как растёт кукуруза на поле, пшеница. А то и магниты растут какие-то… Буквальное понимание-то терминологии приводит к абсурду. Я уже неоднократно приводил пример. Скажем, электроны летают, да? Электроны летают вокруг атомов. Все мы понимаем, что это такое. Мы понимаем, что это термины. А переведите буквально. Как перевести на русский язык «атом»? Неделимый. А как «электрон» перевести на русский язык с греческого? Янтарь. Мы же не можем сказать: «Вокруг неделимого прыгают янтари». Никому ничего непонятно будет. Мы говорим: «Вокруг атомов движутся электроны». Это термины. Также со словом «креститель», «крещение». Как по-гречески «крестить»? Βαπτιστή, баптизо. Крещение – βάπτισμα, баптизмо. А буквально как перевести это? Погружать, омывать. Ну, «погружать» Кузнецова не переводит, она переводит так – она рассказывает об Иоанне: «К нему приходили все жители. Они признавались…». Исповедать, исповедать грехи – ведь у нас же тоже есть такой термин. Он уже тогда был термином! У нее: «признавались в грехах». Вот почему-то она избегает этого слова – «исповедать». Потому что это церковный термин! «Признавались в грехах. А он омывал приходивших в реке». Ну, взял мыло и мыл, да? «И, увидев, что к нему приходят для омовения многие фарисеи и саддукеи, он сказал им: «Змеиное отродье…» и т.д. Т.е. «крестить» – она переводит «омывать». Но ведь омывать можно всё, что угодно. Любую кастрюлю можно омыть. А «крестить» – это всё-таки специфика здесь есть! Даже мы уже чувствуем из контекста, что это не просто омывать, что это ритуал был такой. Это слово «омывать» превратилось уже в технический термин, который у нас есть в языке. Почему бы его не использовать? Но нет! Вот надо всё попросту переводить. И ей кажется, что «омывать» проще и понятнее, чем «крестить»!
А бывают уж и совсем такие простые вещи. Старается Валентина Николаевна избегать таких «церковных» слов и архаичных несколько слов. Поэтому она, не сомневаясь, в семнадцатой главе Откровения пишет: «Пришёл один из семи ангелов, тех, у которых были семь сосудов, и заговорил со мной: «Смотри, я покажу тебе, какая кара ждёт великую шлюху, сидящую у многих рек»». Ну и дальше: «На лбу у неё написано имя, оно – тайна, Вавилон. Великая столица – мать шлюх и мерзостей земных». Почему-то Валентине Николаевне показалось, что «блудница» – это слово слишком архаичное. И попахивает некоей церковностью, нравственными какими-то церковными увещеваниями. А вот «шлюха» – это так просто; любому понятно, кто такая шлюха. Давайте так и переведем. И вот это на каждой странице. Т.е. принцип у человека есть. Она очень талантливый человек. Я не хочу ничего сказать. Валентина Николаевна – это очень талантливый человек, но у неё был принцип, который ей был продиктован. И вот она это использует таким образом. Это принципиальный перевод.
Дальше у нас появился целый ряд переводов, таких как «Слово Жизни», который используется, в основном, в протестантской русскоговорящей среде; появились научные переводы московского Библейского общества – это переводы из Ветхого Завета, отдельными такими книжечками много, много их выходило. Вот я захватил с собой: Книга Бытия, Книга Притч, Книга Экклезиаста, Книга Иова. Это переводы, выверенные по оригинальному еврейскому тексту. И в этом плане они очень ценные для изучения. Но многое здесь для нас звучит непривычно просто потому, что слишком точно переведено и часто не согласуется с нашими традициями. Но я бы порекомендовал читать эти книги.
Не так давно в Соединённых Штатах появился новый перевод православного человека, из старой эмиграции: Гелий (не знаю его отчества), его фамилия Вишенчук-Вишенька. Перевод, который сопровождён небольшими комментариями. Это перевод Нового Завета, перевод Псалтири, Книги Иова и Экклезиаста. Перевод, в котором чувствуется влияние, кстати, Кузнецовой, потому что он наверняка знаком был с ее переводом, мне так кажется, потому что у него тоже «шлюха» блистает вовсю в Книге Откровения. Перевод, я бы сказал, довольно вольный и немножечко для нас непривычный, потому что, когда открываешь его, чувствуешь, что здесь говорит не современный русский человек, а человек дореволюционный. Вот уже чувствуется язык эмиграции.
Я бы хотел остановиться на некоторых конкретных примерах, чтобы сравнить и посмотреть, что же всё-таки предпочтительнее. Где лучше, точнее и где не столь точно переведено. Я взял для примера несколько кусочков. Ну, можно взять любой, конечно, стих и сравнить несколько переводов.
Я взял начало Нагорной проповеди. Это Матфей, пятая глава, третий и четвёртый стихи, сначала на них остановимся. Потом – семнадцатый и восемнадцатый стихи.
Итак, всем нам известный текст. Читаем церковнославянский:
3 Блажени нищии духом: яко тех есть Царствие Небесное.
4 Блажени плачущии: яко тии утешатся.
На что надо обратить здесь внимание, в этом церковнославянском тексте? А вы знаете, что церковнославянский стремится быть калькой. Это не совсем калька, но всё-таки он стремится быть калькой. Т.е. подстрочником, буквально повторяя слово за словом.
Единственное, что здесь всё-таки, в этом переводе, всем нам очень привычном, неточно, если мы сравниваем с греческим текстом, это вот «Блажени плачущии». Ведь речь идёт не о плачущих. Все мы знаем, что такое «плакать». Это лить слёзы в результате чего-либо. Ну, больно тебе или горе у тебя какое-то – и плачут люди. Так не об этом здесь речь! Это вот у Луки, там точно – «плачущие». Это как везде у Луки: блаженны нищие, блаженны голодные, блаженны плачущие… А я вам уже говорил, что Матфей всегда стремится одухотворить, повысить планку. Поэтому у него не просто нищие. А с чего это нищие будут блаженны? Нищие духом, т.е. люди смиренные. Затем, не просто алчущие и жаждущие – голодные. А алчущие и жаждущие правды! Потому что просто голодные, с его точки зрения, далеко не всегда могут быть блаженны. Они могут быть злыднями, эти голодные, противными. Здесь речь о другом – об одухотворённом голоде.
Затем: у него не просто «плачущие». Ну, мало ли кто от чего плачет? Может, от своей же злобности плачет, кто его знает? Не об этом речь. Это всё у Луки, у него попроще. А Матфей одухотворяет. У него не плачущие, в том-то и дело! А блаженны рыдающие над покойником. Ведь он же думает о воскресении мёртвых. Они утешатся. Все же воскреснут! У него… ну. вот как это передать? Ну, рыдающие – тоже нет. Скорбеть, скорбеть над чем-то. Поэтому скорбящие скорее, чем плачущие. Ну вот, церковнославянский это не учитывает. У него одинаково – плачущие там и плачущие здесь. И надо сказать, что так же переводят и большинство старых наших переводчиков.
Ну, вот приведу, как Жуковский перевел это место:
3. Блаженны нищiе духомъ: понеже ихъ есть Царствiе Небесное.
Вот, чувствуете, эта архаика начала XIX века – «понеже»; никто же сейчас так не говорит.
4. Блаженны плачущіе: понеже они утѣшатся.

Синодальный перевод, всем нам известный:
3 Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное.
4 Блаженны плачущие, ибо они утешатся.
Почти так, как церковнославянский.

Перевод Кассиана (Безобразова), как я говорил, он не слишком отличается от Синодального:
3. Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное.
4. Блаженны скорбящие, ибо они будут утешены.
Вот здесь у Кассиана две поправки от всех прежних переводов. Во-первых, не плачущие, а скорбящие. Он попытался точнее передать текст Матфея. Это не просто слёзы лить, а скорбеть. Это уже нечто более духовное. Затем: не они утешатся, как перевели все прежние переводчики, а они будут утешены. Дело в том, что в «Блаженных» у евангелиста Матфея почти все глаголы стоят в пассиве, в страдательном обороте. Не утешат-ся – возвратный залог, да? А будут утешены. Кем? Богом. Это так называемый «страдательный божественный», очень характерный для Нового Завета. И Кассиан это подмечает. Не просто утешатся. Мы же привыкли говорить: «Зачем ты пошёл в церковь?» Или: «Зачем ты пошёл в монахи, в монастырь?» – «А я хочу спасаться». Ведь с точки зрения грека, если бы греку перевести это – я буду спасаться, он скажет: «Да ты что, ты еретик или кто ты такой?» Это немыслимо с богословской точки зрения. Человек не может спасаться, «спасать себя». Возвратный глагол. Или по-гречески – медиальный. Это невозможно! Человека Бог спасает, Христос его спасает. Сам себя человек спасти не может никак. Везде должен быть пассив. Но русские не любят пассивный страдательный оборот. Заменяют его возвратным. Поэтому утешатся. А Кассиан точно переводит: «они будут утешены». Кем? Богом. Потому что воскресение будет всеобщее.
Дальше. Кузнецова Валентина Николаевна. Ну, ей не нравится слово – «блаженны». Это слишком церковно! Это слишком архаично! Это слишком специфично! Это слишком терминологично! Попроще как-нибудь перевести надо. «Простые рыбаки для простых дворников». Она переводит:
3. Как счастливы те, что бедны ради Господа!
Нищие духом – бедны ради Господа. Тут всё искажено, конечно. Большое заблуждение – переводить слово «μακάριος» (макариос, «блаженный») словом «счастливый». Блаженный – это не тоже самое, что счастливый. Уже древние греки… Не только в Новом Завете, не только в Ветхом Завете, но уже у Гомера и до Гомера это слово «μακάριος», «макариос» никогда не относилось просто к человеку; «μακάριοι» всегда только боги были! Это состояние божественного блаженства. Именно состояние высшее по сравнению с тем, что есть на земле. Но это подмечали хорошо все прежние переводчики, переводя совершенно особенным образом – «блаженны».
Вот кто-то из немцев:

Вы блуждаете там в вышине,
В горнем свете, блаженные боги! (Ф. Гёльдерлин)

Боги блаженны. Так же и люди, которые входят в Царство Небесное, они обожествляются, обоготворяются, Богу уподобляются. Поэтому они становятся блаженными. А счастливым может быть каждый из нас. Вот пятак нашёл на дороге – и счастлив.
Это нехорошо. Это неправильно. Но она просто следует этим принципам библейских обществ:
3. –Как счастливы те, что бедны ради Господа! Царство Небес – для них.
4. Как счастливы те, что скорбят! Вот здесь она правильно перевела всё-таки: «скорбят».
Бог их утешит. Вот здесь правильно передано.
Т.е. видите: она очень талантливый человек. Она очень хорошо знает текст и переводит правильно. Но искажает его там, где она встречает так называемые, с её точки зрения, «архаизмы» и «церковности».

Вишенчук-Вишенька так переводит:
3. Блаженны нищие духом. Они снискали себе Царство Небесное.
4. Блаженны скорбящие. Они утешатся.

Ну и Аверинцев:
3. Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное.
4. Блаженны скорбящие, ибо они будут утешены.
У Аверинцева точнее всех, пожалуй. Потому что он переводит не Царство, а так, как в славянском, точнее – Царствие. Царство и Царствие – это несколько разные вещи. Царство – это скорее административно-географическое понятие. А Царствие – это понятие о власти. Царствование. Вот мы чувствуем, ощущаем эту разницу, да? Царствие Божие. Царствие человеческое. А царство? Царство бывает Российское, царство Английское, царство Китайское, да? Это разные вещи, всё-таки. Речь идёт, конечно, о власти Божией. О сфере, в которой властвует Бог. По-славянски это хорошо передано. И точно так же переводит Аверинцев.
Дальше. Вот такой очень интересный, тоже из Нагорной проповеди, кусочек, который вызывает всегда удивление. В Нагорной проповеди, как вы помните, Иисус Христос критикует толкование Закона, а иногда даже и Закон в его традиционной передаче – Закон Моисея: «Вот древними сказано то-то и то-то, а Я вам говорю вот это и это». Ну, скажем, Закон разрешает развод, а Он не разрешает развод. Т.е. Христос противоречит Закону. «Древними сказано: возлюби ближнего твоего и ненавидь врага твоего, а Я вам говорю – возлюби врага твоего, молись за него» и т.д. Т.е. критикует и Закон в его традиционной передаче. И это было возмутительно с точки зрения окружающих. Закон – это ведь сама святыня, это же Тора, это сама Премудрость Божия, воплощённая в буквах. Она сошла к нам с небес! Ведь она же существует раньше, чем существовал весь мир! А тут появляется какой-то человек, который имеет наглость ставить своё мнение выше, не цитировать великого Моисея. Т.е. это слова возмутительные, почему они и приводят Его на крест в конце концов.
И вдруг в начале той же самой Нагорной проповеди (Мф, гл. 5), в нашем Синодальном тексте, читаем следующее:
17 Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить.
18 Ибо истинно говорю вам: доколе не прейдет небо и земля, ни одна иота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все.
И как мы это себе представляем, когда читаем? Мы сразу задаём себе вопрос: а как же с этими словами согласуется последующая критика Закона? Здесь Он говорит, что всё должно сохраниться до последней йоты, пока всё не исполнится, до тех пор, пока все мы не исполним закон Моисея до последней йоты или черты. А мы ничего этого не делаем! Ведь вы же субботу не соблюдаете, да? Мало ли чего вы не соблюдаете! Ведь этих заповедей и законов были сотни. Мы же их не соблюдаем! Ничего мы не соблюдаем! Только самые основные, самые привычные. Не убиваем никого. Ну, иногда воруем, но и то немного. Вот и всё. Как это совместить с нашей этикой? И с собственными словами Иисуса Христа? Непонятно.
Это действительно трудное место. А вот если мы читаем по-гречески, там всё понятным становится, и ни у кого не возникает никаких сложностей. Правда, при этом надо немножечко поглубже всё-таки изучать Священное Писание. В частности, евангелиста Матфея. Если вы изучаете слова евангелиста Матфея, то вы понимаете, что слово «исполнять» и слово «исполняться» у него всегда и только (а он часто употребляет это) применяется к исполнению ветхозаветных пророчеств. Например, Иосиф берёт Младенца и Матерь Его и бежит в Египет, «да исполнится реченное Господом через пророка…» (Мф 2:15) И вот: пришли воины в Вифлеем, перебили младенцев, «Тогда исполнилось реченное через пророка Иеремию, который говорит: глас в Раме слышен…»(Мф 2:17-18) и т.д. И постоянно у него: «дабы исполнилось реченное…» Всегда вот этот глагол «исполниться» у него применяется только к исполнению, к осуществлению реченного пророками Ветхого Завета.
Поэтому, когда мы читаем по-славянски:
17 (Да) не мните, яко приидох разорити закон, или пророки: не приидох разорити, но исполнити,
Мы понимаем, что имеется в виду исполнить, т.е. осуществить пророчество ветхозаветных пророков. В частности, пророка Иоиля, который говорил о том, что настанут времена, когда люди не будут изучать этот написанный на каменных скрижалях закон, потому что закон будет в их сердцах. Написанный на скрижалях плотяных, на скрижалях сердец. Что и делает Иисус Христос, когда Он говорит, что не то человека оскверняет, что входит, а то, что в его сердце и выходит из его уст. Т.е. закон, писанный в сердце. Не на скрижалях каменных, а на скрижалях плотяных, сердца, то, что и утверждает Иисус Своей Нагорной проповедью. Т.е. исполняет то, что было предсказано пророками. Вот в каком смысле.
Ну а дальше, когда говорится:
18 Аминь бо глаголю вам: дондеже прейдет небо и земля, иота едина, или едина черта не прейдет от закона, дондеже вся будут,
Тут уже нет глагола «пока не исполнится всё», как переводит наш Синодальный перевод. И, кстати, только Синодальный перевод, почему он и вводит нас в заблуждение (потому что мы это соединяем с исполнением закона: «пока ни одна йота, ни одна черта не прейдет, пока не исполнится все»). Речь-то не об этом! Там другой глагол. Если мы точно будем переводить, то получится следующее:
«Воистину говорю вам, пока не прекратится (не прейдет, не исчезнет) небо и земля, ни одна йота и ни одна черта (имеются в виду чёрточки в еврейском письме, а йота – это самая маленькая буковка) из закона не исчезнет до тех пор, пока всё это не прекратится».
Пока не совершится вот это прехождение неба и земли, т.е. до конца века. Не об исполнении Закона в смысле соблюдения Закона говорится, а о существовании Закона. Действительно, до тех пор, пока существует этот мир, до тех пор, пока он стоит, до тех пор здесь на земле, увы, закон, любой закон: конституция России, конституция Соединённых Штатов, международный закон ООН, какой угодно закон, Моисеев Закон, религиозно-нравственный закон – они необходимы для этого мира. Потому что не будет закона – мы все друг другу глотки перегрызём. Это понятно. Вот об этом здесь речь. Закон – он неустраним до тех пор, пока не устранится этот мир, ибо он сросся с этим греховным миром. Он есть плод и результат греха в этом мире. Вспомним учение апостола Павла – где нет греха, там нет и закона. Об этом ведь здесь речь. До тех пор, пока существует небо и земля, до тех пор, пока не совершится их прехождение, их исчезновение и наступление нового века, – до тех пор закон будет здесь действовать.
И это подмечают и пытаются перевести другие переводчики. Молодцы. Тот же Жуковский:
18 …пока не прейдетъ небо и земля, ни іота единая, ни черта единая не прейдетъотъ закона, доколѣ всего не совершится.
Тут уже чуть-чуть другой глагол.
Или, Кассиан:
18Ибо истинно говорю вам: пока не пройдут небо и земля, ни одна йота или ни одна черта не пройдет в Законе, пока всё не сбудется.
Не сбудутся вот эти слова о конце неба и земли.

Ну и тоже самое – другой. Ну, скажем, Кузнецова:
(18) Верно вам говорю вам: пока не исчезли небо и земля, даже мельчайшая буква, даже черточка не исчезнет в Законе. Всё это сбудется!
Вот это нехорошо. Что «всё»? Ну, тут непонятно. Тут Кузнецова подкачала.
Также Вишенька:
«Сбудется всё!» – говорит Вишенька. А что «всё» сбудется? Не знаю.
Тут все переводы чуть-чуть неточны.

И ещё один пример хотел привести вам. Тоже знаменитый, который тоже вводит в заблуждение иногда. Да мы его неоднократно и обсуждали. Это Лука, шестнадцатая глава, девятый стих. Притча о неверном управляющем. Помните?
Синодальный перевод:
И Я говорю вам: приобретайте себе друзей богатством неправедным, чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители.
Здесь много непонятного. Т.е. воруйте побольше, потом приобретайте – ну, водите в ресторан, в театры, приобретайте себе таким образом друзей, а потом они почему-то, вот эти ваши собутыльники, вас в вечные обители позовут. Тут много непонятного в этом переводе, правда? И как-то так смущает…
Ну, прочитаем другие. Их можно сравнивать.
Церковнославянский:
9 И аз вам глаголю: сотворите себе други от мамоны неправды (здесь уже непонятно: что это за «мамоны неправды»?), да, егда оскудеете, приимут вы в вечныя кровы.
Что-то здесь точнее. А теперь я попытаюсь перевести это буквально с греческого. Буквально будет так:

«И Я говорю вам: сотворите (или сделайте) себе друзей мамоной неправды (мамоной неправды – на этом потом надо будет остановиться),
чтобы, когда она (т.е. эта мамона) исчезнет, вы были приняты в вечные обители».
Опять же здесь: кем? Вот этими собутыльниками? Нет. «Вы были приняты». Т.е. чтобы Бог вас принял в вечные обители. За что? За то, что вы обрели себе друзей, нашли себе друзей. «Творить друзей» – с этим надо разобраться. Дело в том, что это технический термин иудаизма времён Иисуса Христа. В Талмуде сказано: «Друзья человека – молитвы, и милостыня, и добрые дела. Они будут ходатаями вашими перед Богом». Т.е. это метафора такая. Милость, милосердие, помощь другим – это твои друзья. Творите милостыню, творите себе этого друга! Тогда твои дела будут твоими ходатаями перед Богом, и Бог примет вас в вечные обители. Потому что (помните?) ведь этот неправедный управляющий, он оказал милость каким-то людям, которые были должниками его господина, скостил им их долги.
Остаётся только непонятно, что такое «мамона неправды». А это игра слов, почти непереводимая. Дело в том, что в самом слове «мамона» корень «мн», «амон», «аминь», что значит – «крепость», «крепко», «верно». Мамона́ – означает именно крепость. В древности, в древнем еврейском языке, слово «мамона́» означало что-то надёжное, крепкое. Для простого человека что такое надёжное и крепкое, что? Моё имущество – вот на что я могу опереться: это моя земля, мой дом, моя семья. Вот то, что у меня есть. Мой мешок денег. Вот то, на что человек опирается. Мамона, богатство, собственность. Постепенно это слово стало приобретать отрицательный характер. Ну, как всякая собственность – она воровством достигается, насилием. И слово приобретает отрицательный характер. И «мамона» стало уже не просто богатство, а богатство, на которое смотрели с презрением, т.е. богатство, недобрым путём нажитое. Но не всегда.
А дальше. Слово «крепость» – «мамона», а «некрепость», «ненадёжность» переводится на греческий язык как «неправда». И вот неправда – это перевод еврейского «ненадёжность», «некрепость», «неверность». Таким образом здесь получается, если мы переведём всё на язык Иисуса Христа, на арамейский, на еврейский язык, – игра слов. Приобретайте себе друзей «мамоной немамонной». Т.е. крепостью некрепкой, надеждой ненадёжной, опорой неустойчивой. Вот в таком смысле. А что такое богатство? Да, оно ненадёжное. Это же опора ненадёжная! Конечно, это восхищало слушателей Иисуса Христа, когда они слышали такую игру слов на собственном языке. Они всё понимали, что всякое богатство ненадёжно, ибо человек умирает – и богатство исчезает. «Чтобы, когда она, эта ваша ненадёжная надежда, исчезнет, Бог вас принял в вечные обители». Потому что вы приобретали себе друзей этой ненадёжной надеждой. Она всё равно исчезнет, так приобретайте ею друзей, творите милость.
Это великолепное высказывание, но его трудно перевести! И поэтому путаются наши переводчики, никак не могут перевести.
Ну вот Жуковский:

9. И Я говорю вамъ: сотворите себе друзей мамоном неправды, дабы, когда оскудеет, приняли вас с обители вечные.

А у Кассиана ещё хуже:
9 И Я говорю вам: сотворите себе друзей богатством неправедным, чтобы, когда его не станет, они (кто? – друзья?) приняли вас в вечные обители…
Да не друзья будут принимать, не твои дела, а примет Бог всё-таки, благодаря твоим делам. Вот это надо подчеркнуть.
У Кузнецовой:
9 И Я вам говорю: тратьте деньги этого неправедного мира на то, чтобы приобретать себе друзей (ну, тут уж она совсем попросту.), чтобы потом, когда денег у вас не станет, они вас приняли в свои вечные дома.
Ну что это такое? Во-первых, речь идёт не о том состоянии, когда у меня денег не станет. Может, мне завтра зарплату не выдадут, и у меня денег не будет. Ведь речь идёт о смерти, вот ведь о чём! И это в подлиннике чувствуется. «Когда у вас денег не будет» – ну это же смешно!
И у Вишеньки смешно. Вот здесь чувствуется язык дореволюционного человека:
9 Говорю вам: приобретайте себе друзей мамоной облыжной… А что такое «мамона облыжная» – я не знаю.
Иссякнет мамона, и они примут вас в свои вечные обители.
Ну, вот такие вещи.
Мы можем бесконечно говорить вот о таких странных вещах. Трудно сказать: что лучше, что хуже. Я хочу повторить только одно: что надо, конечно, иметь несколько переводов, чтобы сравнивать и ощущать текст. Славянский-то обязательно надо иметь, если вы хотите изучать. Пусть он непонятен часто, иногда и неправилен, но он всё-таки даёт какую-то буквалистскую основу. Это же калька! Ну, а сейчас в продаже есть еще и подстрочный перевод. Им тоже можно пользоваться. Несовершенный, как и всякий перевод.
Вот такие у нас дела с переводами. А кто владеет иностранными языками – есть блестящие немецкие переводы, очень хорошие, великолепные английские переводы. Иерусалимский французский перевод замечательный. У них просто больше опыт переводческий. У нас же всё это в новинку нам.
Старые переводы иностранные, такие как лютеровский или King James Version, KJV (Короля Якова) – они всё-таки для современного человека уже трудные. Это всё равно как Шекспира читать…
Помолимся.