Феодоровский собор, 15.12.2006

Расшифровка  – Изабелла Леденцова

Сверка и корректура  – Л.Голубкова и О.Суровегина

Тема у нас о человеке, о свободе, об ответственности, об отношениях с государственной властью. И, поскольку это беседа входит в цикл бесед о Посланиях святого апостола Павла, то, естественно, обратить надо будет наибольшее внимание именно на эти Послания. Но не только. Потому что апостол Павел, собственно, хотя о свободе пишет много, и об ответственности человека, но вот о государстве он пишет очень мало. И поэтому нам надо будет коснуться еще и других книг Нового Завета. Мы будем говорить и об отношении к государству в Новом Завете вообще.

Когда мы задумываемся над тем, чем отличается человек от всех остальных тварных созданий в этом мире, то, разумеется, не своим физическим составом, правда? Мы все состоим из тех же элементов, что и космос. И по своей, так сказать, витальности, по принципам устройства нашей земной материальной жизни мы мало чем отличаемся от животных, это понятно. Но, тем не менее, как вы помните, человек ‒ это вершина творения. И в первой главе Библии, когда вы открываете Библию – я не помню точно, как в русском переводе, но в подлиннике, в еврейском подлиннике это довольно хорошо заметно: очень сильно отличаются слова, употребляемые при обозначении творения.

Помните первую строчку: «В начале сотворил Бог небо и землю». «Сотворил», глагол «творить». Этот глагол иногда заменяется другими глаголами: «создал», «повелел», что-то такое, «сделал». Глагол «творить» относится только к Библии. Я не имею в виду только наш язык – мы все что-то творим, хорошее или плохое). Так вот, в Библии глагол «творить» относится только исключительно к Богу, только к особому действию Божию. Это надо помнить. И вот, этот глагол в 1 главе книги Бытия (вы помните, это глава о творении) употребляется всего лишь несколько раз. Первый раз – в первой строчке, это как бы заголовок первой книги Библии: «В начале сотворил Бог небо и землю». Затем в самом конце рассказа: «Такова небо и земля, при сотворении их». На этом кончается рассказ. Значит, в начале, в первой строчке, и в последней: это Быт 1:1 и конец этого рассказа ‒ Быт 2:4. Дальше начинается уже другая история.

И еще один раз этот глагол употребляется: в шестой день  «сотворил Бог человека по образу Своему и по подобию». Вот как бы три раза: общее творение и человека. Человек выделяется из всех остальных творений. А чем же он выделяется? А тем, что определяется словами «по образу Своему и по подобию». То есть вот животные всякие, птицы, рыбы ‒ они Богом сделаны тоже из глины, из праха, как и человек. Но человек при этом еще имеет образ и подобие Божие. Таковым он сотворен. Что это такое? А для того, чтобы понять, что такое образ и подобие Божие, нам надо задуматься над тем, а чем же Бог отличается от Своего творения? Да именно тем, что Бог‒Творец, а все остальное – Его творения. То есть всё зависит от Бога, а Бог ни от кого не зависит. И все зависит не только от Бога, но и друг от друга. Все в этом мире взаимосвязано и друг от друга зависит. Мы все зависимы, правда? Законы природы и так далее, законы государства, мы же все зависим от них. А Бог разве зависим? Над Богом разве есть какой-нибудь закон? Ну, конечно, нет. Бог абсолютно свободен. Он независим ни от чего. Так вот, человека Бог сотворил таким, чтобы он был тоже похож на Бога, свободным и независимым. Это-то и есть отличие человека от всех остальных творений в этом мире.

Чтобы вы ни взяли, скажем, из живой природы: растения или животные какие-нибудь ‒ мы видим, что все они несвободны. Они не обладают даже мыслью о свободе. Вот, скажем, белка какая-нибудь, она же не может захотеть не собирать орешки на зиму или, скажем, грибочки. Она это просто это делает, и все тут. У нее нет свободной воли. Она это делает инстинктивно, как ей Бог повелел. В ее генах это уже записано. Она делает это несвободно, по своей природе. Птичка не может захотеть не вить своего гнездышка. Она даже и думать об этом не думает, она просто вьет его, она в этом несвободна. Таков ее инстинкт.

А у человека тоже есть определенные инстинкты, которые делают человека пленником его материальной природы (так же, как и любое животное). Но не только. В человеке еще присутствует то, что в христианстве называется «свободная воля». Правда, она очень ограничена после грехопадения. Она искажена, как и все в человеке искажено грехом, но, тем не менее, она присутствует. Ведь каждый из нас от чего-то зависит. Зависит от времени. Например, вы же не можете захотеть не родиться в таком-то году, в котором вы родились, это от вас уже не зависит: вы родились. Конечно, человек может немножечко оттянуть свою смерть или, наоборот, приблизить ее своим тем или другим поведением. Но совсем уничтожить ее, избавиться от нее, он не в состоянии. Таков закон его грехопадшей природы. Человек несвободен во времени. Человек несвободен в пространстве. Вы вот сейчас здесь сидите, кому-то удобно, кому-то неудобно сидеть на стуле. Кому-то может прийти в голову: «А что это я здесь сижу? Мне бы хотелось в это время (такая погода здесь плохая все время) быть где-нибудь на юге, греться на солнышке. Или, наоборот, на лыжах покататься, чтобы зима была хорошая». Но нет. Этот человек вот сейчас здесь находится, он не может одновременно быть здесь и в другом месте. Вот мы ограничены и в пространстве тоже, несвободны.

Человек ограничен во всем: и своими умственными способностями, и в своей внешности. Кто-то хочет быть не таким, каким он родился. Ограничен своим отношением с людьми, в материальном плане, деньгами и т.д., и т.д.  Человеку постоянно хочется чего-то, и он этого не может достичь. Человек всегда хочет чего-то другого, иначе какой он человек? Если человек вообще без желаний, так это амеба какая-то или бактерия. Человек всегда чего-то хочет ‒ того, чего у него нет. И в этом-то и сказывается свобода воли человека. Вот птичка не хочет делать себе гнездо, она просто его делает. Белка не хочет собирать орешки, она просто их собирает. А человек всегда чего-то хочет. У него есть воля. Вот эта-то воля, то есть свобода, и отличает человека от всех остальных тварей. И это и называется «образом Божиим».

Потому что некоторые говорят, что образ Божий – это человеческий разум. Да, человек разумнее, конечно, какой-нибудь обезьяны или крокодила, но все-таки это количественное отличие. Потому что и обезьяна чего-то там кумекает, соображает немножко. И собачка – тоже. Так что здесь отношение количественное, но не качественное. Некоторые говорят: «Человек способен к состраданию. Вот я только что по радио слышал, что человек сострадает, а животные нет». Неправда: и животные умеют сострадать. В стаде у слонов (видели когда-нибудь?) с кем-нибудь случилась беда ‒ остальные его начинают как-нибудь поддерживать. У многих животных это есть. Так что и здесь тоже это не принципиальное отличие, не качественное, а количественное. Человек больше способен сострадать. А вот что касается инстинктов, зависимости от природы, то человек может даже делать что-то, что противоречит его природе и его инстинктам, его генотипу, чего не могут животные.

Каждый, наверное, на собственном примере это знает. Вот надо бы вроде сделать что-то такое хорошее, чтобы тебе и другим было лучше, а вот лень, а вот не хочется, или назло не буду делать. Есть же такое? Есть. Вот этого нет у животных, а у человека это есть. Вот, скажем, наступило время урожая, надо рыть картошку или идти в поле собирать урожай, а какой-нибудь Ваня скажет: «Никуда не пойду!» «Ну, Ваня, как же ты никуда не пойдешь? Ведь голодным же останешься, и семья твоя тоже». А он скажет: «А мне плевать. Мало ли что там будет. Пойду лягу на печку, выпью и буду валяться». И ничего не поделаешь! Вот такова человеческая воля. И это проявление образа Божьего в человеке. А поскольку образ Божий искажен, то он может действовать и во благо, и во зло. Но воля всегда остается.  Она есть принципиальное отличие человека от животного.

У Достоевского есть такое произведение ‒ «Записки из подполья», и там главный герой рассуждает именно о свободе человека, о его независимости. Он говорит о том, что вот нынче распространилось материалистическое учение о том, что все-все-все в мире происходит исключительно по законам природы. И все можно рассчитать: и поведение человека, и все остальное. Эти законы пронизывают не только физический мир, но и мир экономический. И все эти законы экономики, скажем, приведут к тому, что общество будет все больше наслаждаться благополучием, экономическим довольством, разумным социализмом (это было модным в XIX веке ‒ тогда появились все эти экономические теории). «Так вот дальше, ‒ продолжает этот главный герой, ‒ все будут, согласно законам, купаться в блаженстве и экономическом счастье, купаться и, как в шампанском, пускать пузыри, есть пряники и мечтать только о непрекращении всемирной истории. А вот я, ‒ говорит он, ‒ возьму да вам в этом счастье пакость сделаю, только для того, чтобы доказать, что я человек, образ Божий, не фортепианная клавиша, по которой играют законы природы. Человек существо вздорное, человек существо вольное или хочет быть вольным». Это я к тому, что свобода, т.е. образ Божий в человеке, есть высшее благо человека. Не то, что он похож на обезьяну, есть его высшее благо, а то, что его отличает от обезьяны, есть высшее благо в человеке. Это его образ Божий ‒ то есть свобода или стремление к свободе. Потому что на самом деле человек, конечно, несвободен, а хочется быть свободным. И вот здесь мы должны понять: по-настоящему свободен только Бог, а человек может быть по-настоящему свободен только тогда, когда в нем не только образ Божий, но и подобие Божие, которое он утратил во время грехопадения.

Теперь что такое образ. «Образ» (по-гречески – «икона») ‒ это изображение. Вот есть, скажем, портрет: здесь я ‒  а здесь мой портрет. Портрет ‒ это мой образ, но это не я. А я здесь. А там только мое отражение. Или в зеркале: мой образ, но не я. Вот так же и человек ‒ он образ Божий, но не Бог. А ведь вспомним слова (кажется, это святого Афанасия Великого , я точно не помню), что Бог во Христе стал человеком, чтобы человек стал Богом. Вот в Иисусе Христе человек и Бог встречаются уже в одной личности. Здесь уже человек стал Богом. Человеческая природа была «обо́жена». И когда мы говорим о земной жизни Иисуса Христа, то мы видим, что она была подчинена вся законам: законам природы, законам государства. В конце концов, государство Его убило, вот, Он умер, но постольку, поскольку Он был «обо́жен», Он был воскрешен, Его человеческая природа была воскрешена. Это уже в воскресении ‒ почему мы так радуемся воскресению Христову ‒ Он достиг не только образа Божия (потому что Он был образом Божьим с самого начала, как и всякий человек), но Он достиг Богоподобия. Он уже стал полностью свободным. Он уже независим от времени: это мы умираем, а Он уже нет. Он уже независим от пространства: это мы не можем сквозь стенки проходить, а Он проходит сквозь стены. Он независим ни от физических законов, ни от биологических законов. Он полностью свободен, пребывая при этом Человеком и Богом. Вот: свобода достижима только в Богоподобии, только во Христе. Только соединяясь с Христом, отдавая себя Ему, а Он когда нас берет, мы становимся истинно свободными. Но пока мы на земле, мы все-таки повторяем как бы и путь земного Христа: от нашего рождения и до нашей смерти.

Конечно, с глубокой древности перед человеком вставала эта проблема. Ведь все хотят свободы. Но как ее достичь? Сейчас, например, часто говорится, что свободу нужно обязательно ограничивать, потому что если дать человеку разгуляться в его свободе, то это приведет вообще ко всеобщему истреблению и к анархии: свобода становится произволом. Совершенно верно. До тех пор, пока человек вот такой, какой он есть в его в грехопадшем состоянии, будет утверждать свою абсолютную свободу, до тех пор он не даст жизни ни другим, ни самому себе. Представьте себе человеческое общество (его можно свести условно хотя бы к двум лицам ‒ это уже общество). Вот я говорю: «Это – мое». А он скажет: «Нет, это – мое». И мы поссоримся. Но я хочу этого, и он хочет этого. Мы оба хотим этого. Так или иначе, наши воли, наши желания будут противоречить друг другу. И может все дойти до войны, до ссоры, до чего угодно. До тех, пор, пока в мире живут хотя бы два человека (я уже не говорю о миллионах), до тех пор никто из этих двоих не может почувствовать себя абсолютно свободным. Ну, скажем, вот он, второй человек, а вот я. Второй человек живет в Америке или, ну ладно, пусть он сидит здесь в зале. Но я могу сказать: «А что это он здесь сидит? Мне не нравится, что он здесь сидит. Зачем он здесь сидит?» А он сидит, и я его буду прогонять. Опять, так или иначе, я не буду чувствовать себя свободным, пока он находится здесь, если он мне не нравится. Или, наоборот, его здесь нет. «Почему его здесь нет? Мне хочется, чтобы он здесь был». До тех пор, пока он здесь не появится, я буду чувствовать себя несчастным и несвободным. Пусть он даже в Америке. «А зачем это он в Америке? Не хочу, чтобы он там был». И опять я буду несчастным.

Человек здесь, в этом мире, проявляя свою свободу, которая является произволом, конечно, никогда не может достичь подлинной свободы. Потому что, так или иначе, как говорит апостол Павел в своем Послании к Галатам, что если мы будем употреблять свободу неправильно, вот так, как произвол, то мы съедим друг друга, изгрызем друг друга, как животные, и истребим друг друга («Если же друг друга угрызаете и съедаете, берегитесь, чтобы вы не были истреблены друг другом» (Гал 5:15).

Вот такое положение, когда одна свобода сталкивается с другой свободой, мы это называем анархия, беззаконие, она ведет к полному истреблению всего общества, всего мира вообще, это – сатанизм. Что же делать? Бог распорядился: люди все-таки живут, хоть и посильно истребляют друг друга, но не до конца, вот уже сколько-то там тысяч, миллионов лет, Бог его знает… Но за счет чего? Да за счет того, что людям дана еще одна направляющая воля. Воля закона, будь то законы природы, будь то законы государственные, будь то закон Моисеев, скажем, Божественный закон). Вот есть одна воля ‒ моя, вот есть вторая воля – его. Вот так они будут взаимно истреблять друг друга. Но если есть еще одна воля, третья, которая будет говорить: «Ты делай так!» и другому: «И ты делай так» (т.е. закон), скажем, «Не кради», и второму человеку скажет «Не кради!» – этот не будет красть, и этот не будет красть. Уже не пересекутся, они будут параллельны, эти воли. Т.е. закон помогает людям выжить. Понятно, да? Взаимно не истребить друг друга. Он направляет человеческую волю. Насильно направляет, но направляет. Из страха наказания направляет, но все-таки направляет. Законы помогают людям жить на этой земле. И этим они, конечно, ценны в творении.

Но, с другой стороны, когда мы читаем апостола Павла (скажем, Послание к Римлянам или Послание к Галатам), то почему же апостол Павел так восстает против законов? Почему он говорит, что закон не спасителен? Почему он говорит, что спасает только благодать, а не закон. Много почему! Но и мы с вами об этом уже говорили. Но вот в данном случае, в данном контексте рассуждения о свободе, принципиально следующее. Посмотрите, что такое закон? Закон – это некое насилие над человеком, это некая воля, которая принуждает тебя: «Не кради. Не убивай. Делай то-то, делай то-то. Не делай это, не делай это…» Это помогает всем выжить. Но ведь закон насилует нашу волю: «А я хочу красть!» А закон мне говорит: «Не кради!» Значит, я уже несвободен? Закон всегда ограничивает человеческий произвол или человеческую свободу. Понятно? Только за счет ограничения человеческого произвола, за счет ограничения человеческой свободы человек выживает на этой земле. И выживает все общество. Если бы нам дать полную свободу, мы бы истребили друг друга. Закон ограничивает свободу – и тем самым помогает людям жить.

Но что значит «ограничивает свободу»?  Ведь свобода человеческая ‒ это образ Божий в человеке. Закон противоречит образу Божию в человеке, потому что он принуждает человека, он ограничивает его свободу. Значит, закон противоречит творению Божию. Ведь вот в чем парадокс-то, казалось бы. Ведь вот что удивительно! Почему люди и выступают против законов. Не может душа смириться с насилием закона! Во благо ли, во зло ли ‒ не может. А некоторые смиряются, потому что только так они выживут. Что же делать? Анархия ведет к взаимоистреблению, а, следовательно, к истреблению не только образа Божия в человеке, но и человека вообще. Закон, в котором мы живем, не ведет к взаимоистреблению, но ведет к насилию над образом Божиим в человеке, над его свободой. Ну, и путь нам предлагает только христианство ‒ то, что утверждается в Посланиях апостола Павла. Он пишет: «К свободе призваны вы, братья, к свободе. И не уступайте этой свободы, которую вы обрели в христианстве, во Христе». Ну а что же это за свобода? Вот если вы задумаетесь над этой третьей волей, которая руководит нами, (закон), то почему закон ограничивает нашу свободу? Во-первых, потому что это внешняя воля: это же не моя воля, это государство придумало, скажем, парламент издал какие-то законы. Я, может быть, и не хотел, не согласен, а он навязал эти законы. Закон всегда навязан, это внешняя воля. Это не моя, не из сердца идущая воля. Это не я хочу, а они хотят. И мне сказали: «Давай, ты делай так!» Значит, закон внешний по отношению к человеку, он навязан. Это первое. И второе ‒ это то, что закон все-таки… Ведь что такое закон? Закон, как в Библии прекрасно это сказано относительно закона Моисея ‒ это буквы, высеченные на камне. Помните эти скрижали закона? Пусть это будет не камень, пусть это будет напечатанная конституция какая-нибудь, но все равно: закон всегда незыблем. Пусть даже временно незыблем. Это неживое что-то, это мертвое, мертвая буква. Это не живая человеческая воля, которая всегда подвижна, а мертвая буква. Существует она, скажем, в государстве пусть несколько десятилетий или какой-нибудь религиозный закон несколько тысячелетий ‒ но это всегда нечто мертвое, каменное, неподвижное. Как говорили древние римляне (в латинском языке есть такая поговорка): Dura lex, sed lex. Суров закон, но закон. Хочешь, не хочешь – подчиняйся. Он каменный. Он для всех одинаковый.

И вот эти-то два момента и раздражают человека. Если бы вот эта третья воля (то, что мы называем законом), была не навязанной мне извне волей, а исходила бы изнутри меня, из сердца, и если бы она была не мертвой, каменной, а живой волей, личной, вот тогда это было бы здорово. Тогда бы я уже не подчинялся этому закону, а просто вел бы себя так, как положено по закону. Но, а что же это такое: не внешняя, а внутренняя, и не мертвая, а живая воля, причем воля абсолютно свободная (ведь мне такая нужна)? А это воля Божия! Вот если бы вместо закона был Бог, и не с мертвой волей, а со Своей живой и свободной волей, и если бы Он не сидел где-то там в парламенте и издавал законы, а был бы в моем сердце ‒ вот тогда эта третья воля была бы живой, моей, свободной и абсолютной волей.

Это возможно только в Духе Святом. Дух Святой есть третье лицо Пресвятой Троицы. Если Дух Святой входит в наше сердце (а Духом Святым входит в нас Христос-Бог), вот тогда мы изнутри становимся свободны в своей воле, и ощущение свободы дает нам чувство Царства Божия. Это уже не царство закона, которое насилует нас. А это Царство Бога, который живет в нас и диктует нам Свое поведение (которое есть и наше поведение). Его воля, поскольку она в моем сердце, и моя воля одновременно! Вот ведь в чем дело. Поэтому только во Христе, только просвещённые Духом Святым мы можем обладать вот этим чувством свободы.

Но, конечно, мы живем на земле при этом и мы все равно всегда ограничены в своем поведении и во всем, во всем, во всем здесь ограничены. Но внутри нас уже будет жить это семя, горчичное семя, которое постепенно будет прорастать и давать нам ощущение вот этой радости в Духе Святом. Вот к этому, собственно, и сводятся все рассуждения апостола Павла о свободе человека. Человеческую жизнь вне свободы, во грехе (а ведь несвобода есть следствие греха; это только во грехе человек впал в состояние зависимости, несвободы) Павел называет «жизнь по плоти». А жизнь свободную, жизнь Божественную в человеке он называет «жизнь по Духу». Когда мы читаем Послание к Римлянам или Послание Галатам, это всегда надо учитывать.

Теперь мы с вами поговорим о человеческой ответственности уже на этой земле. Прежде всего, ответственность перед обществом, ответственность в государстве, о том, как относиться к государству как таковому, что об этом говорит нам Новый Завет. Только добавлю еще к прошлому, только что сказанному (мы уже об этом с вами как-то говорили). Когда Господь Иисус Христос (об этом сказано в Евангелии от Иоанна) утверждает, что Он пошлет нам Духа Своего Утешителя (когда Его не будет с нами), Который научит нас всему, что нам делать… Он пошлет Его в наши сердца. И там сказано о том, что вас будут вызывать в судилище, будут преследовать, будут допрашивать, будут таскать в синагоги. Помните, да? Вам трудно будет, вы не будете знать, что говорить, как отвечать, как себя вести. Но не волнуйтесь, не бойтесь, Я пошлю вам Духа Своего Утешителя, и Он научит вас, что говорить и как делать. Вот эта вот Божественная воля Духа Святого вселится в ваши сердца, и уже Дух за вас будет говорить. Вы будете говорить, и Дух будет говорить. Вы вместе будете говорить. Ведь это же замечательно. Нас сейчас никто не преследует, да? Ну, некоторых преследуют, но в основном-то – нет. Человек в этом мире, особенно если он христианин в этом мире, ему все равно всегда трудно, как и любому человеку, но ему особенно. Потому что, собственно, когда мы выходим в этот мир, мы сталкиваемся практически с тем, что мир нас судит. Мы всегда стоим перед судом. Не перед таким, как те мученики первых веков, но всё равно мы все стоим перед судом этого мира. И мы часто не знаем, как себя вести, как поступить в этом случае, как поступить в том случае. Люди обращаются к духовникам: «Батюшка, а что мне сказать? А что мне сделать?» Ну, как духовник поможет? Ну, может если он богопросвещен, быть может, он даст там хороший совет. Но таких же мало, это же особая харизма. Ну, как он может встать на ваше место и сказать, что вам сделать или как поступить, к какому врачу пойти или не пойти, и так далее. Жизнь перед нами постоянно ставит такие вопросы суда: «так или так?» Что такое суд? Суд по-гречески «кризис». Кризис ‒ значит разделение. Знаете, что такое кризис? Когда человек в кризисе, предположим, пребывает между жизнью и смертью, критическое состояние болезни: либо ‒ либо. Либо туда, либо сюда. Вот человек в мире постоянно в кризисе, кризис по-гречески суд, «на суде». И не знает, как себя вести.

Так вот, если человек живет в Духе Святом, движим этим Духом Святым, он просто по Духу будет идти, его Дух будет вести, ему не надо будет даже рассуждать уж слишком серьезно над тем, как вести себя в том или в другом случае. Он всегда будет действовать, если так есть, что человек в Духе, он всегда будет действовать, как велит ему Бог, который в его сердце. Никакой батюшка, никакая соседушка не может вам сказать: как вести себя в этом случае или в этом случае. А вот Бог может вам подсказать, действующий через ваше сердце, только Дух Святой по-настоящему. Это к тому, что я говорил о свободе, о Духе и о законе.

А вот теперь перейдем к государству.

Вообще говоря, в Священном Писании Нового Завета, государство, правители, цари, господа представлены в очень-очень невыгодном для них свете. Ну, оно и понятно для I века. Достаточно упомянуть здесь хотя бы так, для начала, такие царственные фигуры, как фигура царя Ирода в хорошей стране (это мы у Матфея читаем, вторая глава). Он совершенный параноик был, и в своем стремлении удержать за собою власть, которой он дорожил больше всего на свете, он готов был идти на любые преступления. Он убивал всех родственников, своих сыновей ‒ кого угодно. Вифлеемских младенцев убил именно из-за того, что боялся потерять власть. Или вспомните его сынишку ‒ Ирода Антипу. Кого он убил? Да, Крестителя Иоанна убил. Это уже после смерти его батюшки. Или вспомните Пилата, который вроде бы и видел, что Христос невинный, но, тем не менее, приказал Его казнить. Из страха, из каких-то расчетов, отдал Его на распятие. В лице подобных правителей – Ирода, его сына Антипы, Пилата, да и многих других, в лице таких правителей государство, по словам одного крупного богослова, становится «разбойничьим притоном», «гангстерским государством», «организацией безответственной банды». Потому что очень часто государство бывает бандитским государством. И, конечно, государство, предстающее вот в таком виде в Новом Завете, явно противоположно Церкви Божией, Царству Божию. Есть царство ‒ государство, а есть Царство Божие. Это государство антихристово, антихристов всех родов. И таким оно предстает нам не только в Евангелиях, в лице Ирода и Пилата, но и в Книге Откровения. Таким оно было в эпоху гонений, когда государство убивало тысячи и тысячи христиан. И не только христиан. И таким оно было и совсем уж в недавнее время ‒ в эпоху гонений на нашу Русскую Православную Церковь, когда 130 тысяч одних только клириков, т.е. священников, епископов нашей Церкви были посланы в лагеря, из них 80 тысяч, это уже точно, были расстреляны. Это всего лишь за пару десятилетий. Меньше ‒ за 15 лет, там с 1917-18-го года по 1942, когда прекратились такие гонения. Что мы можем сказать о таком государстве? Ну, конечно, гангстерское, ну, конечно, бандитское, ну, конечно, сатанинское! Что еще и думать об этом? Это только клириков! Я не говорю о всех христианах!

И, тем не менее, Священное Писание утверждает, что вот это свойство, бандитское свойство, не составляет сущности государства. Иначе были бы бессмысленны призывы, скажем, авторских Посланий. Первое послание к Тимофею, цитирую: «Прежде всего прошу совершать молитвы, прошения, моления, благодарения за всех человеков, за царей, за всех начальствующих, дабы проводить нам жизнь тихую и безмятежную, во всяком благочестии и чистоте, ибо это хорошо и угодно Спасителю нашему Богу». И мы молимся. За царей, за начальствующих на каждом богослужении.

В послании к Титу говорится: «Напоминай повиноваться и покорятся начальству и властям». Но особенно важно в этом смысле и очень интересно Послание к Римлянам. Там всего семь стихов у апостола Павла говорят в 13 главе, с 1-го по 7-й стих, об отношении к государству, к его властям. Прочитаю эти стихи. О, нет! Сначала я скажу о более принципиальном отношении не у апостола Павла, а в устах Иисуса Христа. Пожалуй, самое принципиальное по отношению к государству высказано Им в Его споре или точнее даже в Его диалоге с фарисеями. Это произошло в Иерусалимском храме. По-моему, мы с вами уже упоминали этот эпизод. Вспомним это место: кто не помнит, я напомню.

 

13 И посылают к Нему некоторых из фарисеев и иродиан, чтобы уловить Его в слове.

14 Они же, придя, говорят Ему: Учитель! мы знаем, что Ты справедлив и не заботишься об угождении кому-либо, ибо не смотришь ни на какое лицо, но истинно пути Божию учишь. Позволительно ли давать подать кесарю или нет? давать ли нам или не давать?

15 Но Он, зная их лицемерие, сказал им: что искушаете Меня? принесите Мне динарий, чтобы Мне видеть его.

16 Они принесли. Тогда говорит им: чье это изображение и надпись? Они сказали Ему: кесаревы.

17 Иисус сказал им в ответ: отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу. И дивились Ему (Мк 12:13-17).

 

Конечно, это слова Иисуса Христа: «Богу ‒ Богово, кесарю ‒ кесарево» удивительны. Приходится удивляться остроумной находчивости, с которой Иисус Христос провел вот эту беседу. Достаточно взглянуть на ситуацию, учитывая реалии того времени. Ведь противники Иисуса Христа задают ему очень хитрый вопрос, вопрос-ловушку, как вы понимаете. До́лжно ли платить подать языческому властителю, императору-кесарю, или не до́лжно? Если Иисус скажет: «Да, надо платить», тогда Ему скажут: «Ты – друг римлян, ты – друг язычников. Ты – не патриот нашего народа, ты – противник Божий, враг народа!» И будут Его осуждать. Потому что, согласно иудейскому закону, подать можно было платить только в храм Божий, но ни в коем случае не каким-то там язычникам.

А если Иисус скажет: «Нет, не надо язычникам ничего платить, нельзя!» То тогда Ему скажут: «О, разбойник! О, мятежник!», отдадут Его Пилату, и Он, конечно, будет немедленно казнен как разбойник, как мятежник, как противник Римского государства. То есть вопрос-ловушка. Что бы ни сказал Господь, всё будет истолковано против Него. И что же за первое слово, которое говорит Иисус? «А покажите Мне динарий». Динарий – это монета, государственная валюта того времени. «Покажите мне динарий, чтобы мне видеть его…» Можно подумать, что Иисус никогда не видел этих динариев. Да? Смешно, конечно. Но ведь Он очень умно, очень остроумно поступает. «Чтобы Мне видеть его…» Как будто его глаза никогда не осквернялись видом этой монеты. А почему «осквернялись»? А потому, что на монетах изображались иконы, то есть изображения императора. Как у нас, на наших бумажках (помните?) изображения какие-то: Ленин везде был изображен. Вот так же «икона» императора была. А иудеям нельзя было даже смотреть на икону ‒ на изображение. Иисус говорит: «Так покажите, чтобы Мне хотя бы видеть его. Покажите Мне эти денежки». Но благочестивый иудей не имел права входить в храм (это же происходит в Иерусалимском храме!), не имел права входить в храм и вносить туда «иконы» (то есть монеты вот эти с изображениями). Это же нельзя!

Ведь при входе в храм, вы помните, стояли менялы, которых Иисус еще разгонял. Вы помните? Менялы. Надо было поменять валюту государственную на валюту храмовую. Причём обменный курс был ужасный, ужасно тяжелый для народа. Там везде была очень большая хитрость. Для чего люди приходили в храм? Для того, чтобы приносить жертвы. А в жертву они приносили кого? Животных. Они приводили телят, ягнят, голубочков каких-то, по достатку своему, бычков. Но стражники при входе в храм проверяли: порочное животное или непорочное. «Непорочный» ‒ это жертвенный термин библейский, который означает «годный для жертвы». А «порочный» ‒ «негодный для жертвы». Ну, конечно, стражники говорили: «Ну, куда ты ведешь этих овец? Они же все порочные! Иди-ка, купи настоящих овец и вот тогда приводи». Приведет он других овечек. «Так и эти – плохие. Давай-ка покупай наших храмовых овечек. Они же освящены святой водичкой. Они непорочные». Вот: храмовых телят, храмовых голубков. А чтобы купить в храме непорочных животных, надо было иметь храмовые деньги. Для этого нужно было войти, поменять свои динарии на храмовые деньги (курс был ужасным!), заплатить в пять раз дороже, чем если он купил за воротами храма. Но тогда тебя пропускали! Иерусалимский храм таким образом обогащался невероятно. Это было почти самое богатое место в Римской империи. Там подвалы просто ломились от золота именно благодаря вот этому мошенничеству. Понятно, почему так возмущались все эти священники поведением Иисуса Христа, когда Он разгонял этих менял. Понятно, ведь это же подрывало всё их состояние, всё подрывало фактически, на что они уповали.

Так вот, не имел права иудей благочестивый приносить в храм эти государственные монеты. А Иисус говорит им: «Покажите». А они достают и показывают ему. То есть благочестивые фарисеи, оказывается, при себе имели эти монеты и принесли спокойно в храм. А Иисус говорит: «А Я их никогда не видел». А они ему показывают. Понимаете, всё остроумие этого поведения? Когда мы читаем просто так, мы не понимаем, когда не знаем реалий всего этого. Но фарисеи не уловили подвоха, достают динарии (это в храме-то, где они не имели права этого делать!), достают динарии и показывают Иисусу. И следуют знаменитые слова: «Отдавайте кесарево (монеты вот эти) – кесарю, а Божие – Богу». Конечно, этот ответ очень неожиданно заставляет задуматься.

Дело в том, что во всём античном мире существовала либо государственная религиозность – как в Римской империи, когда государство объявлялось божественным, власть объявлялась Богом; то же самое было в Египте; то же самое было в Вавилоне, когда фараон был богом. и власть его была божественной; либо, как и Израиле, государственная власть «сакрализовалась», то есть как бы освящалась Богом. Хотя она не считалась Богом, но она была всё равно божественной. Власть царя, он – помазанник Божий!

Так или иначе, Бог и государство как-то ставились на одну плоскость. И ответ Иисуса Христа решительно разводит Бога и государство по разным плоскостям. Он говорит как бы, что всякое сравнение даже невозможно: есть кесарев мир и есть Божественный мир. Таким образом предмет разговора возводится на богословскую высоту, и благочестивые иудеи и фарисеи оказываются посрамленными. А Иисус показывает всю абсолютную разность между государством и Богом. Их нельзя даже сравнивать!

Но апостол Павел живет в несколько иных условиях, он гражданин Римской империи, он организатор первых церквей в языческом мире. Он живет в обществе, которое управляется Римским государством. И надо сказать, что ведь апостол Павел очень ценил свое римское гражданство. Он, правда, говорил, что «мы граждане двух государств»: этого государства, и мы еще граждане Небесного Царства. У христианина два гражданства. Но и это гражданство он ценил и использовал его. Помните, когда его беззаконно хотели осудить, убить, он прибегает к суду кесаря. Его отправляют в Рим, для того чтобы он апеллировал к суду кесаря. И это возможно было только для римского гражданина. А Павел был римским гражданином. Вы знаете, что не все жители Римской империи были гражданами. Гражданами были только родовитые римляне, а также заслуженные люди или купившие за взятку это гражданство. 54

Так вот, языческое общество, конечно, не самое приятное общество для христианина. И Павел это прекрасно знает и постоянно об этом говорит. Но выйти-то христианин из этого общества не может! И вот в Первом послании к Коринфянам, в пятой главе апостол Павел пишет:

9 «Я писал вам в послании – не сообщаться с блудниками;

10 впрочем, не вообще с блудниками мира сего, или лихоимцами, или хищниками, или идолослужителями, ибо иначе надлежало бы вам выйти из мира сего» (1 Кор: 5:9-10).

«Я писал вам не сообщаться с блудниками и хищниками, и идолослужителями и лихоимцами среди ваших братьев, то есть среди христиан. Это с ними не надо общаться. Имеется в виду евхаристическое общение в Церкви, а иногда даже и анафема.

Но, живя в миру, мы просто вынуждены общаться, и не только вынуждены, но и поставлены Богом общаться и с блудниками, как Господь Иисус общался, да? И с блудниками, и с мытарями, и так далее ‒ с грешниками. Он говорил, что не праведники имеют нужду во враче, грешники. Правда? Так что мы имеем прямую божественную задачу  ‒ нести именно в общество, в языческое общество, Евангелие Христа. И поэтому мы обязаны общаться с ними. Как бы нам ни было это подчас неприятно.

Поэтому апостол Павел предлагает как бы интеграцию, введение Церкви в общество, и это имеет большое миссионерское значение. Цель такой интеграции христиан с языческим окружением  ‒  прежде всего, не подвергать опасности Евангелие, не подвергать опасности свидетельства Церкви. Во-первых, для того, чтобы не оттолкнуть внешних, а привлечь их (с точки зрения миссии). И вот весьма показательно в этом отношении вот это место, о котором я хотел говорить: Послание к Римлянам,13-я глава (с первого по седьмой стих)»

 

«1 Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены.

2 Посему противящийся власти противится Божию установлению. А противящиеся сами навлекут на себя осуждение.

3 Ибо начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых. Хочешь ли не бояться власти? Делай добро, и получишь похвалу от нее,

4 Ибо начальник (архм Ианнуарий: «Здесь немножко неверный перевод: ибо власть») есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое.

5 И потому надобно повиноваться не только из страха наказания, но и по совести.

6 Для сего вы и подати платите, ибо они Божии служители, сим самым постоянно занятые.

7.Итак отдавайте всякому должное: кому подать ‒ подать; кому оброк ‒ оброк; кому страх ‒ страх; кому честь ‒ честь» (Рим 13:1-7) .

 

Вот эти семь стихов. В истории толкования слов апостола Павла слишком часто подчеркивалось, что всякая власть – добрая она или злая – от Бога. Всякая власть от Бога. И из истории нам известно, что эти слова часто использовались во зло. Так было и в древности, так было и в недавнем XX-м веке. Ну, скажем, так было в нацистской Германии в 30-е годы, когда нацисты пришли к власти. Они, конечно, были противниками христианства, знаете, да? И они поставили перед всеми христианами: протестантами, католиками, православными, которые жили в Германии, в оккупированных странах, задачу лояльности перед гитлеровской властью. И те христиане, которые не приносили присягу лояльности, подвергались всяческим гонениям. Так закрывались тысячи монастырей, в концлагеря ссылались и монахи, и священники. Многие погибли. Но существовала такая Дойче Кирхе, Немецкая Протестантская Церковь, не вся, небольшая часть, которая сказала: «А мы слушаемся апостола Павла, поэтому мы покоряемся Гитлеру». Их власть «обласкала». Примерно то же самое было и во время коммунистической власти здесь, когда священникам постоянно указывалось: «Вы должны подчиняться государству, ибо нет власти не от Бога, как сказал ваш апостол Павел». То есть этими словами очень часто злоупотребляли.

Но в этом Послании очень важно более пристально присмотреться к намерению, к букве слов апостола Павла. Прежде всего, мы должны заметить, что апостол пишет в столицу империи, в Рим (это Послание к Римлянам), в Рим эпохи императора Нерона (Император Нерон был у власти с 54 по 68 год). Послание к Римлянам написано где-то в 58-59 году приблизительно. В этом государстве Нерона, хотя еще не осуществилась, но уже вполне наметилась тенденция к обожествлению римской власти.

Помните, до Нерона кто был? До Нерона был Клавдий. А до Клавдия кто был императором? Калигула. Калигула – молодой человек, он был безумный, конечно, он был шизофреник совершенно явный. Но ведь он же первый приказал всем называть себя Deus, Dominus, Augustus, Salvator: Божественный, Бог, Спаситель, Святейший и так далее. Он назвал себя богом и повелел во всех храмах империи поставить себе идолов, т.е. статуи, и перед ними приносить жертвоприношения. И подчинил. И во всех храмах империи поставили статуи Калигуле. И молились на него, и приносили жертвы. Конечно, кроме Иерусалимского храма, естественно. Это было невозможно. Как это так? В Иерусалимском храме поставить статую?! Когда Калигула узнал, что ему не поставлена статуя в единственном храме ‒ в Иерусалиме, он пришел в ярость. Он послал немедленно письмо в Иерусалим тамошнему наместнику, прокуратору римскому, с требованием немедленно поставить статую, немедленно начать приносить жертвы. Иначе прокуратор будет вызван в Рим и будет казнен как государственный преступник. К счастью, этот корабль, который вез этот приказ, потерпел кораблекрушение и встал на ремонт в каком-то порту. А в это время Калигулу убили. Вместо него стал править его дядюшка Клавдий, который отменил все его идиотские законы, всякую там «божественность». Указы об отмене приказов Калигулы прибыли в Иерусалим раньше, чем указ о статуе.

То есть, империя уже готова была к обожествлению. Такое уже было. И, в общем-то, Нерон, хотя, никогда не называл себя богом, но он принимал себе божественное поклонение с большим удовольствием. Он очень любил, когда к нему обращались как к божественному кесарю. Так что мы это должны учесть.

Римляне считали власть божественной. Власть – это бог. А Павел говорит, что не власть бог, а она всего лишь рабыня Божия, она служанка Божия. Понятно, да? Это вот первое, что надо заметить. Место государственной власти не в пантеоне богов, но пред престолом Божиим.

Кроме того, когда мы читаем по-гречески этот текст, то мы замечаем следующее. Павел говорит «нет власти не от Бога» ‒ в нашем переводе, в общем, довольно правильном. Правильно-то правильно, но не совсем правильно. По-гречески там использован не предлог «от» Бога, по-гречески это будет από, нет. А использован предлог ὑπό ‒ «под» Богом». Понятно? Гипотония, гипертония: гипо ‒ это внизу, гипер-  ‒  это вверху. Гипо ‒ это «под». Всякая власть под Богом. «Под Богом» или «от Бога» ‒ разница ощущается. Конечно, этот предлог часто выражает происхождение. Власть действительно от Бога, да. Но сказать, что «власть от Бога», это всё равно, что ничего не сказать. Ведь всё от Бога происходит. Ведь правда? И мы – от Бога, и ангелы – от Бога, и весь мир – от Бога. Естественно, и земная власть – от Бога. Всё от Бога, всё в нем имеет начало. Это трюизм. Тут использован другой предлог, который указывает не просто происхождение, но и подчинение, иерархию. Вспомним, например, апостол говорит: «Мы все под грехом», используя тот же предлог. То есть мы все – рабы греха. Или, например, когда Господь Иисус приходит креститься к Иоанну Крестителю, Иоанн сопротивляется и говорит Иисусу: «Это мне надобно креститься – у нас перевод: от Тебя». Но там-то стоит «под Тобою». Должен не Креститель быть над Иисусом, а он должен быть под Иисусом: Иисус должен его крестить. Вот этот предлог всегда обозначает соотношение иерархии: кто ниже, кто выше. Поэтому «всякая власть от Бога» ‒ это не совсем так. Всякая власть подчинена Богу. Бог – господин власти. Она, как дальше и сказано, – «его рабыня». У нас перевод «начальствующий», но там нет такого слова, там «служитель» Божий. Власть – «рабыня» Божия.

То есть апостол указывает власти место не божественное, а указывает власти место быть рабыней, служанкой божественной, служанкой истинного Бога. И если, конечно, эта служанка, эта рабыня добросовестно исполняет волю Божию, то есть своего Господина – то есть Бога, то и наша совесть должна повелевать нам слушаться эту служанку, потому что она исполняет волю Божию.

А в чем состоит воля Божия? Она здесь обозначена апостолом Павлом в самых-самых общих чертах. Потому что она понятно сама собой исходя из элементарного здравого смысла. Он говорил о том, что власть страшна не для добрых, а для злых дел. И в чем состоят добрые дела, Павел дальше объясняет: «Не оставайтесь должным никому ничем, кроме взаимной любви, ибо любящий другого исполнил закон». То есть истинная государственная власть должна быть проводницей любви Божией в этом мире. И если она этого не делает, она плохая служанка, она очень плохая служанка. А недостойного раба, недостойного слугу неплохо бы и наказать бывает. Но, разумеется, апостол Павел не призывает к революции; он просто указывает всем свое место и дает намек на то, что может быть.

В конце своего увещания апостол Павел как бы вспоминает изречение Иисуса Христа «кесарю – кесарево, Богу – богово». Он говорит: «Кому страх – страх, кому честь – честь». Дело в том, что здесь он как бы повторяет ветхозаветные слова из книги Притч: «Сын мой, Господа бойся и царя чти (или почитай)». То же самое повторяет апостол Петр в своем Первом послании: «Бога – бойтесь, царя – чтите». Итак, мы должны Богу отдавать наш страх Божий, а царям – почтение. «Кому страх – страх, кому честь – честь». То есть апостол Павел разводит, опять же, государство и Бога по разным этажам.

Вот эта тенденция интеграции Церкви в общество с миссионерскими целями, которая проявляется у апостола Павла, намечается там. Она затем продолжается и развивается в Посланиях, в Первом и Втором послании к Тимофею и в Послании к Титу.

Мы, когда читаем эти Послания, замечаем, что приходит уже другое время, наступает новое поколение, уже второе или может быть третье поколение христиан, которые уже привыкли к тому, что они христиане. Они, возможно, уже в детстве крещены были, родились в христианской семье, и для них Церковь – это уже что-то привычное. При этом происходит постепенная как бы то, что сейчас называют «инкультурация». То есть восприятие Церковью культуры окружающего общества. А мы знаем, как, в конце концов, христианство много восприняло от язычества: его внешние формы, обрядность вот эту имперскую, у нас богослужения тоже идут в роскошных храмах, а это тоже еще из языческих храмов… Затем поэзию языческую, философию, которая пронизывает всю христианскую догматику, мировоззрение и так далее. Кроме основного, конечно, ‒ веры в Бога и во Христа Его.

С другой стороны, и окружающее общество постепенно воспринимает что-то от христианства. Когда мы читаем эти пастырские Послания, мы в этом убеждаемся на каждом шагу, хотя бы в языке. Хотя бы в языке. Во всем остальном Новом Завете, например, Евангелие называется Евангелием, вера там называется верой. Здесь же христианское существование впервые во всей Библии (и больше нигде этого нет) называется благочестие, по-гречески η ευσέβεια. Знаете, имя такое есть ‒ Евсевий, «благочестивый». Благочестие. Нигде в Библии вы бы не встретите этого слова. Это немыслимо, чтобы где-то встретилось слово благочестие. Только в этих трех посланиях – потому что они поздние. А почему? А потому что благочестие, ευσέβεια, это было обозначение языческой религии. И немыслимо себе представить, что в Евангелиях или у апостола Павла употребился для христианства этот языческий термин.

Но тогда христианство уже стало воспринимать и языческий язык, и обычаи понемножку. Уже и слова стали входить эти в моду. То есть мы вступает в некую другую полосу существования Церкви, в полосу приспособления Церкви к окружающей культуре. И это есть в Новом Завете тоже. И сама Церковь уже становится институтом наподобие государственного института. Ведь у нас то же есть структура, как в государстве, иерархия, как в государстве. Как там есть император, сенатор, так у нас есть Патриарх, Синод, епископы, священники, диаконы ‒ всё это строится, структурируется по принципу окружающего мира. И если мы, например, читаем в этих пастырских Посланиях свойства церковных руководителей (скажем, пресвитеров, епископов, диаконов  ‒ кстати, впервые употребляются эти слова только здесь, ничего подобного в более ранних посланиях нет), то мы видим, что свойства, требования, которые предъявляются к пресвитерам, к епископам, к диаконам, к старицам-диакониссам, они, собственно, ничем не отличаются от свойств добропорядочного римского гражданина, которые предъявлялись к любому гражданину в Римской империи официально.

Ну, например, Первое послание к Тимофею, третья глава, вот здесь говорится о епископе:

2 Но епископ должен быть непорочен, одной жены муж, трезв, целомудрен, благочинен, честен, страннолюбив, учителен,

3 не пьяница, не бийца, не сварлив, не корыстолюбив, но тих, миролюбив, не сребролюбив,

4 хорошо управляющий домом своим (1Тим 3:2-4)

То есть перечисляются свойства, которые мы находим в любом этическом справочнике язычества того времени. Любой гражданин должен быть таким. Сравните это с тем, что написано, например, в Первом послании к Коринфянам о том, какими должны быть христиане. Разве там такое перечисляется? Там совершенно другое говорится. Там говорится о Божественных дарах, которых нет ни у каких язычников.

Вот это о епископе. Если мы читаем о диаконе, то посмотрите: «Диаконы также должны быть честны, не двоеязычны, не пристрастны к вину (что-то они, видимо, пить много любили), не корыстолюбивы» (1 Тим 3:8). Старушки вот эти ‒диакониссы, также «должны быть честны, не клеветницы, трезвы (тоже выпивали, похоже…), верны во всем…» (1 Тим 3:11), хорошо управляющими своим домом и так далее.

Мы же видим, что всё это уже происходит ‒ слияние и этики церковной с языческой, обычной, государственной, гражданской этикой. Или, скажем, рабы. Если мы читаем Послание в Филимону, то… Помните? Филимон – господин, у него убежал раб Анисим, и Павел возвращает его Филимону и говорит ему: «Ты не наказывай Анисима, потому что он раб твой, да, он должен быть тебе возвращен. Но ведь он же теперь христианин и он – твой брат». И Анисиму говорится о том, что твой господин Филимон не просто твой господин, а это теперь твой родной брат во Христе. То есть отношения господ и рабов должны быть братские. Хотя, конечно, один приказывает, другой подчиняется, как в любом обществе один выше, другой ниже. Должно быть так. Но, тем не менее, милосердие и братство должны быть между ними.

Читаем в пастырских посланиях, почему рабы должны подчиняться господам? Они «должны почитать господ своих достойными всякой чести, дабы не было хулы на имя Божие и учение» (1Тим 6:1). Для того чтобы окружающие люди не говорили: «А, христиане… Смотрите, у них рабы непослушные и господ ненавидят».

Или женщины, помните у апостола Павла, скажем, в Послании к Галатам, что нет ни мужчин, ни женщин, а все едины во Христе, полное единство: «…нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Гал 3:28). Не потому, что женщина такая же, как мужчина. Просто они – братья и сестры уже. А здесь что?

11 Жена да учится в безмолвии, со всякою покорностью;

12 а учить жене не позволяю, ни властвовать над мужем, но быть в безмолвии (1Тим 2:11-12).

То есть так, как этого требовало античное общество того времени.

Мы видим изменение ситуации. Эта ситуация, конечно, будет постепенно меняться и в одну, и в другую сторону. Это понятно. В те годы, когда были написаны пастырские Послания, между Церковью и государством наступает некоторая стабильность. И эта стабильность приводит к тому, о чем мы вот только что говорили. Но эта стабильность хрупкая. Уже к концу I века, в 90-е годы, наступают страшные вещи. Приходит к власти император Домициан. Он правил с 81 по 96 год. После сумасшедшего Калигулы, наконец, это первый император (уже другой династии; правда, там были Юлии, а здесь Флавии), который объявил себя богом. Страшно было каждому, кто не признает, что он бог. Наказание – смертная казнь должна была постигнуть всякого, кто отказался бы от боготворения императора. И так продлилось еще долго, до Константина Великого. Начались официальные гонения на Церковь.

Кстати, на синагогу не было гонений. А почему? Ведь иудеи тоже не могут признавать императора богом. А вот почему: ведь дело в том, что еще при императоре Августе и царе Ироде (то есть еще до Рождества Христова) были приняты законы в Римской империи, по которым евреи освобождались от некоторых государственных обязанностей. Из политических соображений это было сделано, и это понятно, потому что Иудея стояла на границе империи, это – форпост; их нужно было как-то ублажать, иудеи всегда были неспокойными. Им разрешалось, во-первых, служить только своему Богу, и больше никому. Затем: им разрешалось праздновать субботу. Ведь субботу в Римской империи не праздновали, и воскресенье не праздновали. А евреи праздновали, им разрешалось. И, затем, им разрешалось не служить в армии, потому что армия перед ними ставила много-много таких обязанностей, которые противоречили иудейской религии и Моисееву Закону. Вот поэтому эти законы сохранились и в дальнейшем. А христиане не пользовались такими льготами, просто не было таких законов. Поэтому христиане подвергались всяким преследованиям. Мы знаем: это время породило тысячи мученичеств.

И вот новозаветным памятником этой новой эпохи является книга Апокалипсис (Откровение Иоанна Богослова). И отношения Церкви и государства составляют одну из центральных тем этой книги, одну из определяющих тем. Апостол Павел указывал, что государственная власть имеет основу своего существования в Боге. Но власть, которая непослушна Богу (хотя она является служанкой Бога), которая преследует Сына Божия, которая распяла Сына Божия, которая убивает Его последователей ‒ тем самым лишается основы своего существования. Она превращается из служанки, или рабыни Божией в блудницу вавилонскую, как называется государство в книге Апокалипсис. Блудница вавилонская… Мы знаем, что Апокалипсис написан символическим языком, нам нужно понимать, что это за «блудница вавилонская». Вавилон – это имеется в виду Рим, конечно. А по-латыни как будет Рим? Рома. Римляне очень гордились этим Рома. А прочитайте, как будет наоборот: Амор. Рома – слово женского рода. И была богиня Рома. Рим – это была богиня такая, Рома. И ей ставили статую, ей покланялись в храмах империи: в Риме, в Эфесе, в других городах империи. И она изображалась всегда сидящей на пантере красного цвета. Ее всегда одевали в прекрасные одежды, она держала в руке кубок. И когда мы читаем 17-ю главу Апокалипсиса, то что же мы там видим? На звере багряном сидит блудница вавилонская… Это вместо богини власти сидит блудница, которая одета в порфиру, золото, и в руке у нее кубок. Но там не прекрасное вино, а отрава, которой поит она всех вокруг,‒ своим языческим идолопоклонством.

Книга Апокалипсис изображает нам государство в самых мрачных, самых ужасающих тонах. И вот, помимо этой блудницы, там появляются еще несколько символов государственных. Помните: два зверя? Один зверь (это в 13-й главе книги) выходит из моря, из бездны, как сын сатаны. А другой зверь, помощник первого зверя, выходит из земли. Это очень интересные символы. Дело в том, что евангелист Иоанн, когда писал свою книгу Апокалипсис, использовал очень богатый символический мир. Помимо символов из Ветхого Завета (а их там бесконечно много; если вы плохо знаете Ветхий Завет, то ничего не понимаете в Апокалипсисе, так же, как и я; а мы все плохо знаем Ветхий Завет) евангелист Иоанн использует еще мифы современного мира. Одним из мифов этого мира был миф о Нероне. Это были 90-е годы. А Нерон умер (или его убили, или он сам себя убил, тут историки расходятся) в 68 году. А Апокалипсис написан в 90-е годы, то есть примерно через 30 лет после Нерона, при императоре Домициане, когда начались гонения. И Иоанн тогда уже был старцем, вы помните, был сослан на остров Патмос, и там ему было откровение. Так вот, бытовал такой миф о Нероне. Дело в том, что император Нерон, согласно большинству исторических повествований, покончил жизнь самоубийством: заставили его это сделать или сам он это сделал, он упал на меч. Ну, согласно другим историкам, этого не было: на самом деле его прирезали собственные гвардейцы, подкупленные сенаторами, потому что Нерон тогда уже всем надоел. Кому он надоел? Да сенаторам, аристократии римской. Но народ-то Нерона обожал! Это народ называл его «божественным». Это народ его страшно любил. Потому что он льстил народу: он раздавал хлеб бесплатный, он устраивал роскошные зрелища. Колизея тогда еще не было, после Нерона он был построен лет через десять-пятнадцать после него. Но были какие-то арены, на которых устраивались гладиаторские бои. Потом туда сгоняли сотни, тысячи животных, привезенных из других стран. Сгоняли также сотни и тысячи преступников, в том числе христиан, которых эти животные терзали, гладиаторы убивали. Кровь текла рекой. А народу что надо? Только это и надо: посмотреть на вот эти спортивные и всякие кровавые зрелища. Восторг был полный. Нерона народ обожал. И то, что он убивал там своих родичей, то, что он там интриговал и также истреблял там людей из аристократии, народу только нравилось: «Они богатые? Ну, и пусть! Чего им богатым? Так и надо». И когда Нерона не стало( а ведь похороны его никто не видел, никто не был на его похоронах), говорили, что его труп скинули в реку Тибр и что его унесло волнами. Но в народе появилась молва, что Нерон не умер. Он бежал. Бежал от своих врагов. «Наш любимый Нерон бежал! А куда? А в Парфию! В Парфию на восток, туда за Евфрат». Все это отражено в Апокалипсисе. Он бежал за Евфрат к своему другу парфянскому царю Вологезу. Вы знаете, что Парфия всегда была самым страшным врагом Рима на протяжении веков. Но только при Нероне Рим и Парфия подружились. И даже Вологез, царь Парфянский, приезжал в Рим и поклонялся Нерону. Вот бежал Нерон туда. И он соберет царей парфянских, и пойдет войной на Рим, и разорит его, и истребит своих врагов ‒ такова была народная молва.

И надо сказать, что уже через полтора года, если не меньше, после смерти Нерона появляется первый Лже-Нерон. Он поднял восстание в Греции и идет против Рима. Против него высылаются войска, и его разбивают. Потом проходит еще год ‒ и появляется новый Лже-Нерон в Испании. Против него опять идет война. Лже-Нероны появлялись еще на протяжении почти ста лет после смерти Нерона. Это же постоянно бывает, когда таинственная смерть, всегда появляются «лже-»: Лже-Димитрии, Лже-Петр. Как его звали? Пугачев. Пугачев, он же выдавал себя за Петра III. Лже-Александр появляется после странной кончины Александра I. Лже-Анастасии, лже-Алексии – это уже после убийства последнего царствующего семейства.

Вот так же было и в древности. Но здесь этот миф народный переработан. Нерон не бежал в Парфию – он провалился в бездну и из бездны восстанет. И пойдет войной против Рима. То есть частично миф переработан сначала у иудеев, потом у христиан. Вот этот зверь, зверь из бездны. И это-то и есть Антихрист.

А второй-то зверь из земли изображает, конечно, государственную религию Римской империи, обожествляющую первого зверя: то есть, империю и императора. Это государственная пропаганда, которая действует всеми силами, соблазняя римское население всякими чудесами науки, техники и так далее, и так далее. Это ослепительная цивилизация. И заставляет всех пропаганда, эта государственная машина, всех заставляет поклоняться государству. И кто будет поклоняться – тех оставят в покое. А кто не будет поклоняться, кто будет поклоняться Богу и Христу, те, кто не будет принимать начертание зверя на лоб свой и на руку, ‒ те будут подвергаться смертной казни. Вот это всё в 13-й главе замечательно изображено в такой символической образной форме. И мы видим, настолько по-другому оценивается государство здесь, в книге Апокалипсис. Можно было бы очень много говорить об этом, посвятить не одну лекцию, а двадцать одну, конечно, потому что это страшно интересно.

Но общий-то вывод какой? Общее христианское отношение к государству с его законами можно сопоставить с отношением писаний Нового Завета к ветхозаветному Закону. Закон благ. Он происходит от Бога, дан нам через Моисея. Но он не спасителен сам по себе. Помните? Закон никого не спасает. Его функции, функции Закона Моисеева ограничены во времени и по своей сущности, потому что законы изображаются в Послании к Галатам всего лишь как «детоводитель ко Христу». Мы с вами говорили, как по-гречески детоводитель? Педагог. Закон не господин, и даже не учитель, а он всего лишь педагог, детоводитель. То есть это старый раб. Педагог в древности ‒ это был старый раб, ничтожное существо, которое брало ребеночка за ручку и вело в школу. На пороге останавливалось, в школу педагогу запрещено было входить. В школу входил ученик, а там его ждал учитель. Вот так и закон: уже теперь привел нас к порогу школы, мы уже за порогом, там наш учитель Христос, а закон остался вовне, он уже не нужен. Так по апостолу Павлу: он не спасает, но он приводит к Спасителю. Он приводил людей к спасению.

Вот примерно то же самое, но с известными ограничениями и оговорками, мы можем сказать и о всяком законе, обо всяком праве, не только о праве, о юстиции Моисея. Во всяком случае, всякая абсолютизация закона, всякая сакрализация, то есть освящение, признание божественным государства ‒ это противоречит и смыслу, и духу христианства. Хотя, увы, в христианстве это так часто бывало. Но это не уменьшает ценности, относительной ценности, государства с его законами. Мы только должны помнить, что ценность всегда относительна.

Владимир Соловьев говорил, что закон и государство даны не для того, чтобы устроить рай на земле, но для того, чтобы земля не стала адом. К сожалению, очень часто государство предоставляет нам, показывает именно адскую свою сущность. Так тоже бывает, к сожалению. И здесь христианин должен быть всегда на чеку.

Христианин призван не только нести Евангелие в общество, каждому конкретному человеку и приближать его к Богу, но и принимать посильное участи в преображении и государства тоже. Он не имеет права полностью отрекаться от общества с его законами, с его управлением. Конечно, государство никогда не может быть христианским. Это понятно. Потому что христианином может быть только отдельная свободная личность. Только человек, обладающий свободой воли, может любить или не любить, верить или не верить. Христианином может быть только человек. Христианином государство не может стать, так как государство – это машина. Машина не может ни любить, ни ненавидеть, ни верить и ни не верить. Это ‒ само собой разумеется. Поэтому, когда говорится о христианском государстве, это просто пустые слова. Христианской может быть только Церковь. Христиане, объединенные Духом Святым в единство тела Христова, представляют собой Церковь. Вот Церковь есть тело Христово. Это как бы христианство во плоти. Но государство-то – не Церковь. Но, как каждый отдельный человек имеет задачу от Бога в конце концов обрести Богообразие Христово, то есть преобразиться, так же и всё человеческое общество, включая его государство, от Бога, по Его воле, имеет задачу преображения в Церковь. Всё общество, вообще всё человечество имеет свою задачу (которую он пока так и не исполняет) ‒ преобразиться в Церковь. Вот это мы должны помнить.

Правда, когда всё общество преобразится в Церковь (а это будет только в эсхатоне, только в конце веков, в конце этого мира), тогда и само государство, как говорит апостол Павел, упразднится. И упразднится всякое начальство, и всякая власть, и всякая сила: «А затем конец, когда Он предаст Царство Богу и Отцу, когда упразднит всякое начальство и всякую власть и силу». (1 Кор 15:24).  Но это будет только в конце веков.

Поэтому мы не имеем права обожествлять государство, мы должны очень критически относиться к нему, помня о том, что это «рабыня Божия», которая может очень плохо исполнять свои функции. Мы не имеем права игнорировать государство и должны принимать, каждый в меру своих сил, посильное участи в нем.

Вот на этом я хотел закончить свой обзор.

 

Будут какие-либо вопросы? Ну, вопрос был такой: продолжать ли нам эти беседы в следующем семестре после Нового года? Мы поговорим после приезда отца Александра и наметим план, вот тогда будет ясно уже после Крещения. Здесь будут праздники, Рождество, потом Святая неделя, потом Крещение, а вот уже потом с конца января мы как-нибудь узнаем.