Феодоровский собор, 10.02.2007

Расшифровка  – Наталья Шацова

Сверка и корректура  – Л.Голубкова и О.Суровегина

Рад приветствовать! В наступившем году это будет первая моя лекция. В том семестре мы провели девять, по-моему, лекций, это будет десятая. Мы занимаемся богословием апостола Павла. Сейчас перейдем к более разнообразной тематике, касающейся преимущественно Евангелий. А в конце цикла уже поговорим и о книге Апокалипсис. Таким образом, мы сделаем небольшой обзор, краткий обзор  практически всех книг Нового Завета.

Сегодняшняя тема довольно сложная, касается она предмета христианских нравственных принципов, христианской жизни, а именно ‒ Нагорной проповеди Господа Иисуса Христа.

Те из вас, кто не помнит или не знает, что это такое ‒ Нагорная проповедь, напомню, что это проповедь, которую передал нам евангелист Матфей. Только в Евангелии от Матфея, а именно в пятой, шестой и седьмой главах, именно эти три главы Евангелия представляют собой как бы связную речь Иисуса Христа, состоящую из отдельных изречений, которую именуют Нагорной проповедью.

Почему Нагорной? Потому что она произнесена на горе. И всем исследователям Библии хорошо известно, что эта проповедь, эти три главы Евангелия от Матфея, содержат множество подлинных слов Иисуса Христа. Ну, разумеется, произнесённых на родном языке, арамейском Им Самим, но здесь уже прошедших переработку: сначала перевод на греческий язык, затем традиции записи и переписывания. Так что нельзя сказать, чтобы именно то, что до нас дошло, то и говорил Иисус Христос в прямом смысле. Но как перевод и как некоторое истолкование Его слов – по преимуществу всё это подлинное.

Нагорная проповедь, представленная евангелистом Матфеем, об этом нужно обязательно сказать, представляет собою очень тщательную композицию. Ведь дело в том, что на самом деле она не была произнесена на горе, вот так, как она представлена у Матфея. Те изречения, которые содержит в себе Нагорная проповедь, есть и в Евангелии от Луки. У Марка нет. Есть в Евангелии от Луки и в Евангелии от Матфея. Но в Евангелии от Луки они не представляют собой некоего единства; они разбросаны, эти изречения, по всему Евангелию. Но чем отличается евангелист Матфей, об этом мы с вами будем говорить, когда будем более-менее разбирать его Евангелие. Он отличается особым литературным свойством, писательским талантом. Он объединяет материал, дошедший до него по преданию, устному или письменному, объединяет тематически, в такие группы, в блоки. И вот он собрал множество разных изречений Иисуса Христа, тематически связанных более или менее друг с другом и объединил их в прекрасную композицию, которая и называется у нас Нагорная проповедь. А вот у Луки всё это разбросано, потому что он не занимался композициями; он просто передавал то, что он знал. У Луки, кстати, частично этот материал тоже собран в проповедь. Но она не произносится на горе, а, наоборот, на ровном месте, на поле. Поэтому у Луки соответствующий материал (правда, не весь, а частично) называется Напольной проповедью. А вот у Матфея – Нагорная проповедь.

Нет другого такого текста в Новом Завете, который бы так много и так жарко обсуждался, как эта Нагорная проповедь, как её заповеди. Споры начались уже с первого века возникновения христианства, до сих пор продолжаются и будут до скончания века. Одни люди будут понимать заповеди буквально, другие будут понимать несколько отстранённо, но так или иначе, множество даже разделений в христианстве произошло из-за разного понимания слов Нагорной проповеди. Некоторые течения в нашей русской культуре, связанные с Нагорной проповедью, вам прекрасно известны. Возьмите вы, например, Льва Николаевича Толстого, «толстовство». Непротивление злу насилием, о котором говорит Иисус в Нагорной проповеди и которое Толстой утверждал буквально. Этим самым противопоставил себя официальной Церкви, официальному государству, официальному христианству, официальному обществу и т.д.

Одни видят в заповедях Нагорной проповеди как бы нравственные указания для конкретной личности, такие нравственные требования, которые фактически не могут быть исполнены людьми в полной мере, и поэтому они воспринимают эту проповедь, скорее, в символическом плане. Другие видят в этой проповеди конкретные социальные, политические указания, как бы общественную программу. Т.е. по-разному рассматривают всё это. Естественно, что при чтении этих трёх глав, при чтении Нагорной проповеди, мы не можем забывать и наш личный опыт. Вряд ли существует такой другой евангельский текст, который предъявлял бы нам лично, нашей совести, такие требования, как то, что здесь содержится.

Мы должны, во-первых, понять, мы должны учесть, что Нагорная проповедь была произнесена не для нашего конкретно общества. Она была произнесена в определённой исторической ситуации: ведь не христиане же слушали эту проповедь, да? Ведь когда люди собирались вокруг Иисуса Христа, тогда никакого христианства ещё не было и в помине! Оно будет только потом, после Христа, после Воскресения, после Пятидесятницы, после схождения Святого Духа возникнет Церковь. А к Иисусу Христу стекались сотни людей Израиля, всего израильского народа. Иудеи слушали Его. И мы должны помнить, что Нагорной проповеди, её заповедям, предшествовала тысячелетняя история религии иудейского народа. Предшествовал сначала культовый Закон, который отражён в книге Исход, в 34-ой главе. Затем этический Закон, так называемый Декалог, десять заповедей, который отражён тоже в книге Исход, в 20-ой главе. Всё это было. И потребовался очень длительный исторический процесс, прежде чем люди, которые слушали Иисуса Христа, могли хоть что-то понять в этой Нагорной проповеди, осознать её. Так что эта проповедь обращена не просто к первому встречному на улице, но к людям, которые прошли уже долгий путь религиозного и нравственного развития. Это надо учитывать, когда мы читаем заповеди.

Поговорим немножко о форме этой проповеди у Матфея. Начинается она, как вы помните (это 5-я глава 1 стих), сначала маленьким предисловием о том, как Иисус взошел на гору. Евангелист Матфей в своём Евангелии стремится подражать Торе, т.е. первым пяти книгам Библии.  В этом сказывается его литературно-богословский талант и особенности. Вот, посмотрите, как начинается Библия, Тора. Ну, вы знаете, что Тора ‒ это первые пять книг Библии, так называемое Пятикнижие Моисея. Закон у евреев ‒Тора.

С каких слов начинается? «В начале сотворил Бог небо и землю». С этих слов начинается Книга Бытия. И сама эта книга по-гречески называется Βιβλίο της Γένεσης,  в нашем переводе ‒ Книга Бытия, да? Но это не совсем точный перевод. Потому что речь идёт не о бытии, а: Βιβλίο/Библиос – книга, Γένεσης/Генезос, а что такое Γένεσης — генезис – становление, да? Происхождение. Ну, вы знаете, мы говорим «генезис», «генетический» и так далее ‒  «происхождение». Старый перевод не совсем точный, но у нас так уже пошло ‒ Книга Бытия. Книга происхождения. И когда евангелист Матфей начинает своё Евангелие, то ведь с каких слов он начинает его? А вот именно с таких слов (Мф1:1), в нашем переводе почитаю: «Родословие Иисуса Христа, сына Давида», но это русский перевод. А если мы посмотрим в оригинал или славянский текст, который точно отражает оригинал, то что мы увидим? Нечто другое. Не «родословие Иисуса Христа», а Βιβλίο της Γένεσηςτου Ιησού Χριστού – т.е. книга становления, происхождения Иисуса Христа. А ведь в древности название книги – это первая строчка книги. Вот как Матфей писал Βιβλίο της Γένεσης, так он и назвал свою книгу.

Но первая книга Библии-то тоже называется Βιβλίο της Γένεσης, да? Книга Бытия. Так Матфей назвал свою книгу. Это у нас называется «Евангелие от Матфея …», но истинное-то название его книги — это её первая строчка. Т.е. уже с самых двух первых слов евангелист Матфей стремится подражать Пятикнижию ‒ т.е. началу Библии. И если Пятикнижие начинается с сотворения мира, происхождения всего ветхого мира, то евангелист хочет сказать, что его Евангелие (его книга Βιβλίο της Γένεσης – книга происхождения) будет рассказывать о происхождении нового мира в Иисусе или через Иисуса Христа.

Затем. Если Тора делится на пять книг, то и евангелист Матфей своё Евангелие чётко делит на пять частей, отделяя их друг от друга. Это тоже как бы «пятикнижие». Но если там говорится о Ветхом Завете с Богом, то здесь говорится о Новом Завете с Богом. И если в центре, в сердцевине Пятикнижия Моисея, находится сцена дарования израильскому народу Закона Божия… А как это произошло, помните? Моисей поднимается на гору (на какую гору? Синай) и там получает этот Закон. И затем эти заповеди оглашаются Израилю ‒ заповеди Закона, десять заповедей Моисея. А здесь,в сердцевине Евангелия Матфея, Иисус тоже поднимается на гору.Уже не Моисей, а Иисус поднимается на гору и уже не получает, а Сам произносит заповеди. Это как бы Новый Закон. Новый Закон. Вот это одна из особенностей Евангелия от Матфея ‒ его стремление к богословскому осмыслению, к литературным композициям.

Вот Иисус поднимается на гору. «И когда сел…» Это очень важно: сел. Седалище, сидение, сел (здесь речь идёт о греческом тексте). Как будет «сидение» по-гречески, кто-нибудь из вас знает? Кафедра. И здесь именно это слово употребляется. Он сел на кафедру. А кафедра всегда была символом учительства. Он, как учитель, сел на кафедру. Это очень важно. Значит, Он выступает здесь как учитель Израиля. Он на кафедре.

И вот Он садится, «и приступили к Нему ученики Его». Значит, это не просто вся толпа осталась внизу, а приступили ученики. Ну, наверное, все тоже слышали, что Он говорил. «И Он отверзши уста Свои учил их, говоря…» И начинается: «Блаженны нищие духом, ибо тех есть царство небесное. Блаженны плачущие…» и так далее. Вот идут все «блаженства», с третьего по одиннадцатый стих. Т.е. всего девять блаженств.

Вот – блаженства. Надо сказать, что в этом не было ничего необычного для слушающих, потому что блаженства были приняты в Израиле (по-гречески «блаженный» будет «μακάριος» /макариос). Вот, например, псалмы – самые популярные тексты. Первый псалом как начинается? «Блажен муж…» Псалмы и всякие тексты, использующие это слово «блажен», говорят о счастливых следствиях тех или иных поступков людей. Вот «Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых», который не делает того-тои того-то, и вот он будет «как дерево, посаженное при потоках вод, которое приносит плод свой во время своё и лист которого не вянет; и во всем, что он ни делает, успеет». Вот, блаженства были привычны для Израиля.

А противоположные блаженствам были другие изречения, которые начинались со слова «увы». По-гречески – «уэ». «Увы, горе вам…». Они возвещали, какие человеческие деяния будут иметь печальные последствия. И вот, если вы сравниваете блаженства у евангелиста Матфея и соответствующие блаженства у евангелиста Луки, вы видите очень большую разницу между ними. О вопросе содержательном мы еще будем говорить.

Если у евангелиста Матфея это только блаженства, т.е. возвещение радости, как бы награда за определённое поведение, то у евангелиста Луки немножечко иначе. У него сначала идут несколько блаженств, а потом, напротив: «горе вам, богатые! ибо вы уже получили своё утешение. Горе вам, пресыщенные» и так далее целый ряд: увы, увы, увы, горе, горе, горе. У Матфея нет провозглашения никакого горя. Речь у него только о положительных моментах ‒ о блаженствах, которые заслуживают награды.

Затем ещё отличия блаженств у Луки и у Матфея не только в том, что у Матфея их больше, чем у Луки ‒ девять. У Луки их всего пять. Но и в том, что они у Матфея гораздо понятнее. Матфей стремится избежать всякого недопонимания. Ну, например, вот первое блаженство. У Луки (по апокрифическому тексту, не по нашему переводу, который канонизирован по Матфею, а по подлиннику, оригиналу); Лука пишет: «Блаженны нищие, ибо ваше есть Царствие Божие». А что пишет Матфей? Он пишет немножечко иначе. Дело в том, что, с его точки зрения, недостаточно быть просто нищим, чтобы стать блаженным. Потому что и нищему даже его нищета может быть препятствием для вхождения в Царствие Божие. Ну, например, нищий человек только и думает о том, как бы ему обогатиться. Только о деньгах и думает, да? Разве это хорошо? Конечно, это препятствие в Царствие Божие. Или, наоборот: нищий человек становится в позу и гордится своей нищетой, да? Это тоже плохо. Так что нищета сама по себе ещё не вводит в Царствие Божие! И богатый может войти скорее в Царство Божие, чем нищий.

Всё зависит от того, какой богатый и какой нищий. И Матфей поэтому, чтобы избежать всякого недопонимания, пишет не просто «нищий», а «блаженны нищие духом». Т.е. как бы спиритуализирует, углубляет эту заповедь, уводит её в глубину человеческого бытия.

«Блаженны нищие духом». Что это значит? Это значит, что человек становится внутренне свободным, внутренне больше ни от чего не зависит: ни от богатства, ни от власти, ни от прав, ни от имущества, ни от нищеты. Вот, он свободен. Поэтому Матфей и уточняет: нищие духом.

То же самое относится к следующему блаженству. Лука пишет: «Блаженны алчущие ныне, ибо насытитесь». Т.е. блаженны голодные, да? Ибо вы насытитесь. Алчущие значит голодные. А Матфей исправляет немножечко. Блаженны не просто те, кому нечего есть, кому нечего пить. Но он пишет: «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся». И голодный может быть очень вредным человеком. Но если человек жаждет правды, вот это даст ему веру.

Еще один пример. Лука пишет: «Блаженны вы, когда возненавидят вас, когда отлучат вас, будут поносить» и т.д. А вот евангелист Матфей немножечко исправляет. Он пишет, что «блаженны изгнанные за правду». Не просто гонимые и преследуемые, а по определённой причине ‒за правду. То есть Матфей как бы углубляет всё это, все эти заповеди.

Если мы будем говорить ещё о форме того, что написал Матфей, то ведь это очень интересно – смотреть в оригинале. Те девять блаженств, с которых начинается Нагорная проповедь, представляют собой прекрасную композицию. Все блаженства разделены: четыре, потом идут немножечко отличающиеся от них следующие четыре. Как бы первая строфа, вторая строфа – еще четыре блаженства. И потом особняком стоящее, как будто подводящее итог – девятое блаженство.

Так вот, первое блаженство первой строфы и последнее блаженство второй строфы (т.е. первое и восьмое блаженства) имеют одинаковое окончание: «ибо их есть Царство Небесное». Значит, первое: «блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное». И вторая строфа кончается: «блаженны изгнанные правды ради, ибо их есть Царство Небесное». Царство Небесное обрамляет обе строфы. Таким образом показано, что основная тема Нагорной проповеди – это Царство Небесное.

Кстати, что значит «Царство Небесное». Почему вот у Луки «Царство Божие», а у Матфея ‒ «Царство Небесное». Чем они отличаются? Ну, мы понимаем, конечно, что в общем-то ничем не отличаются. Но Царство Небесное ‒ это не значит, что Царство на небе. Оно здесь, на земле. А почему же небесное, или по–гречески Царство Небес. Βασιλεία του Ουρανού? А вот почему. Вы знаете, что евреи (а Матфей был всё-таки евреем и иудеем изначально) стремились не произносить имя Божие. Т.е. им вообще было запрещено произносить имя Божие. Имя Божие не произносилось никогда, никогда, никогда и до сих пор никогда не произносится. Ведь наша заповедь «Не произноси имени Господа Бога твоего всуе» – это неправильный перевод. По-еврейски стоит: «Не произноси имени Господа Бога твоего, чтобы не унизить Его». Т.е. никогда, вообще никогда. И поэтому во всех местах, где в Библии стоит имя Божие, священная тетраграмма, евреи произносят совершенно другое слово – Адонаи, «Наш Господин». В нашем переводе ‒ «Господь». Везде, где в книгах Ветхого Завета встречается «Господь», помните, что за этим словом «Господь», стоит имя Божие, которое мы не произносим. И они не произносят.Никто не произносит.Ну, кроме учёных. Потому что учёные произносят – Яхве.

Несколько позже у иудеев возникла традиция даже не произносить слово «Бог». Слово «Бог» по-еврейски «Элохим». Ну, вы помните, первая строчка Библии: «В начале сотворил Бог небо и землю». По-еврейски берешит (в начале), бара (сотворил), Элохим (мы переводим «Бог»). Но слово «Элохим» вообще ‒ это множественное число, и если бы мы перевели буквально, то удивились бы: «В начале сотворил Боги небо и землю». Какие такие «Боги» сотворили небо и землю? Ну, это так называемое множественное величествия. Когда семит, еврей или араб стремится подчеркнуть величину или величие чего-то, то он ставит это слово во множественном числе. Вот есть, например, вода – в кувшине, в бутылке, в стакане; а есть воды – это океан, море, да? Воды. А есть бог. Ну, это у язычников. Один бог, второй бог там, третий бог. А есть великий Бог. Единый, но Его называют множественным числом: Элохим – Боги. В единственном числе Элоах (Кстати, в арабском – Аллах). Это единственное число. А есть во множественном числе ‒ Элохим, -им – окончание множественного числа. Боги –это значит один великий Бог.

Но вот, даже это слово евреи старались не произносить. Лука, бывший язычник, для него ничего страшного в этом слове не было. Поэтому он говорит: Царство Божие, Царство Бога. А Матфей, еврей, стремится не говорить слово «Бог», тем более во множественном числе, такое величественное, и заменяет его множественным числом другого слова ‒ «небо». «Царство Небес», ‒ пишет он. Не Богов – Элохим, а ставит вместо него другое слово – шамаим, что значит – «небеса». Царство Небесное. Это тоже самое, что Царство Божие, должны помнить. Оно всё равно на земле, а вовсе не на небе. Так вот, это основная тема блаженств и, может быть, основная тема Нагорной проповеди ‒ Царство Божие, или Царство Небесное.

Затем. Другое ключевое слово. Первая строфа, четвёртая строчка: четвёртое блаженство кончается словом:«блаженны алчущие и жаждущие правды». И восьмое блаженство, вторая строфа кончается тоже:«блаженны изгнанные правды ради». Значит, правда ‒ вот ещё одна тема, необходимая для рассмотрения в Нагорной проповеди, основная тема Нагорной проповеди.

Интересно также то, что первая строфа (т.е. первые четыре блаженства) и вторая строфа (с пятого по восьмое блаженство) одинаковой длины. Каждая из них, каждая из строф, содержит 36 слов. Ровно 36 слов. Всё это рассчитано! Поэтически рассчитано. Т.е. Матфей ‒ прекрасный композиционер.

Далее. Блаженства, ну скажем, в первой строфе, все начинаются с одной и той же буквы. Смотрите. Ну, по-русски-то это не так. «Блаженны нищие духом, …плачущие», затем «кроткие и алчущие». А если мы читаем по-гречески:  μακάριοι οἱ πτωχοὶ, птохи – нищие, буква «п», затем второе ‒ плачущие: μακάριοιοἱ πενθοῦντες – плачущие, третье – кроткие: μακάριοι οἱ πραεῖς, и четвёртое – алчущие: μακάριοι οἱ πεινῶντες. Т. е. одинаковыми буквами все блаженства начинаются. Это тоже говорит об особых свойствах Евангелия от Матфея, о его искусстве и в стихосложении, и в литературном оформлении текста.

История толкования всех этих блаженств, конечно, очень длительная. Кстати, они у нас называются заповедями. Но надо ещё подумать, заповеди ли это. Существует три направления в толковании блаженств.

Первое направление, первый тип толкования рассматривают эти блаженства как обещания, обетования благодати. Вот если, например, одни рассматривают себя праведными за свои подвиги и дела, то блаженства обещают блага не тем, кто добивается чего-то своими делами, а просто тем, кто нищие духом, скромные, кроткие и т.д. Т.е. как бы обетования благодати за определённые состояния. Такой тип толкования характерен для евангелических конфессий.

Второй тип толкования рассматривает эти блаженства как этические обещания или как некий каталог добродетелей. Как заповеди. Этот тип толкования характерен для древности, для святоотеческого периода, для современного православного и католического толкования.

И третий тип толкования рассматривает блаженства как правила жизни только в Церкви. Это протестанты, начиная с XVIII века.

Ну вот. Конечно, у нас нет ни времени, ни возможности подробно говорить об этих блаженствах. Ну, кратенько хотя бы. Вот кто такие «нищие духом»? О, сколько было споров относительно этой нищеты духовной, сколько недопониманий! Да и до сих пор мы встречаем, в общем, глупое понимание этой «нищеты духовной». Например, мирские люди очень часто под духовностью понимают не то же самое, что христиане понимают под духовностью. А под духовностью понимают интеллектуальность, образованность, развитость. Вот говорят: «О, этот человек высокодуховный: он посещает филармонические концерты, ходит в оперу, ходит в музей, читает Пушкина». Вот это духовный человек с точки зрения светского человека. И поэтому под «нищими духом» они понимают идиотиков необразованных, безграмотных, невежественных, которые вообще ничего на свете не знают и знать не хотят, да? Это как бы дурачки такие. Ну и вот говорят: «Ну, что вы, Христос проповедовал такое юродство людям: мол, блаженны те, кто ничего не знает и знать ничего не хочет». Ну, это конечно абсолютно неправильное понимание. А с точки зрения христиан «нищие духом» ‒ это утончённое довольно выражение, идущее ещё из Ветхого Завета.И много, кстати, споров о нём.О них мы не будем говорить, проблема не наша. Мы должны сказать, что и древняя Церковь, и современная Церковь правильно понимают «духовную нищету» ‒ как просто смирение, как смирение. Нечто противоположное гордыне, самовозвеличиванию.

Наряду с этим, правда, существуют и существовали раньше немножечко иные толкования. Ну, например, в древней Церкви и кое-кто в современной Церкви (например, недавно почивший Сергей Сергеевич Аверинцев, помните, был такой мыслитель, филолог) толковал«духовную нищету» как добровольную нищету, т.е. нищету по велению своего духа. Т.е. человек, который отказывается от всякого богатства добровольно, не вынуждено, а именно добровольно. Такой щедрый человек, скажем. Ну, вот и такое существовало толкование. Т.е. под воздействием Духа Божия человек добровольно отказывается от, скажем, своего богатства. И в Средние века это блаженство часто так понималось, но применялось уже не ко всем христианам, а преимущественно к монахам и клирикам. Вот они блаженны, потому что они, монахи, отказываются от всего мирского. И, например, император Юлиан Отступник (помните, был такой римский император, который после целого ряда христианских императоров был язычником и стал гнать Церковь Христову, преследовать её ‒ поэтому его назвали Юлиан Отступник). Он грозил конфисковать имущество всех христиан, чтобы они могли войти в Царство Небесное нищими, как они того хотят. Он просто издевался над христианами и использовал это блаженство для того, чтобы конфисковать их имущество. Но такое толкование отразилось в монашеских правилах: правилах Василия Великого, правилах святого Франциска Ассизского и т.д. Но оно не преимущественное. А преимущественное толкование — это просто смирение, отсутствие гордыни.

Вот второе блаженство – «блаженны плачущие». Причём, интересно: у Луки это просто плачущие (по-гречески κλαίοντες – клэонтес), т.е. всякий, кто плачет. Вот расплакался человек ‒ вот он и блажен. Но Матфей уточняет, что далеко не все те, которые плачут (мало ли чего они там плачут!), блаженны. Он уточняет, изменяет глагол. Это в нашем переводе всё одинаково: что у Луки, что у Матфея. Но по-гречески там совершенно по-разному. У Луки блаженны плачущие, а у Матфея не κλαίοντες – клэонтес, плачущие, а πενθοῦντες – пэнфунтес, скорбящие. Вот это скорбь. Скорбь, да? Немножечко такое спиритуализированное уже понимание. По-разному толкуют эту скорбь. Скорбь о грехах, о своих или о чужих грехах. Вообще говоря, этот глагол относился всегда к скорби не по поводу грехов, а к скорби по поводу ушедших, усопших. Когда хоронят кого-то, люди скорбят ‒ вот это и называлось таким глаголом. Здесь блаженны те, кто скорбит об утратах. Может быть, даже своих близких, об умирающих. Потому что они будут утешены. А почему? Да потому, что будет воскресение мёртвых, ведь вот в чём дело. Вполне возможно такое толкование.

Третье блаженство ‒ «блаженны кроткие». Кроткие – а кроткие, фактически, это тоже самое, что блаженны нищие духом. Это тоже смиренные, с маленькими отличиями.

«Блаженны алчущие и жаждущие правды». Понятно, что здесь имеется в виду не правда в человеческом смысле как справедливость, а правда как верность. Вот тут надо остановиться немножко о понятии правды. Правда Божия, например, в Библии означает верность Бога Своим словам, верность Бога Своему творению. Верность Бога Своему народу. Верность Бога Своим обетованиям. Также и правда человеческая означает верность в завете с Богом, в союзе с Богом. Верность воле Божией. Но для того чтобы быть верным воле Божией, надо ещё узнать эту волю. А какова она, воля Божия? Во мне, в тебе, во всех нас? И мы уже говорили с вами, что правда Божия является одной из основных тем Нагорной проповеди.

Ну вот, когда заканчиваются блаженства: «радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах», с тринадцатого стиха они продолжаются следующими двумя метафорами: «Вы ‒соль земли» ‒ первая метафора. А вторая: «Вы ‒свет мира». Напоминаю: «Вы ‒ соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь её солёной? Она уже ни к чему негодна, как разве выбросить её вон на попрание людям». Вот о чём это? Вот о чём: Иисус Христос говорит о том, что христиане ‒ вот те ученики, которые вокруг него собрались, двенадцать человек (а мы их преемники, конечно), они являются солью мира. Солью земли. А что это значит ‒ «соль»? В иудейском мире соль использовалась так же, как у нас, как приправа к пище. Затем: солью очищались жертвы. Жертвы Богу всегда, всегда солились. Затем: соль предохраняла от порчи, от гниения. С солью сравнивали иудейский Закон. Короче говоря, соль ‒ это символ чистоты. Чистоты, пригодности для жертвы. Т.е., во всяком случае, нечто очень положительное, без чего мир, земля обойтись не может. Но, собственно, изречение о соли парадоксально. Ведь вот посмотрите, чем заканчиваются блаженства:«Блаженны, когда вас гонят, радуйтесь, веселитесь, Вы, изгнанные правды ради». Но как это так понять? Тебя будут гнать и преследовать, а ты будешь блаженным? А не лучше ли как-нибудь жить незаметненько? Так, чтобы никто тебя не видел. Ну, христианин, ну и будь. Как у нас сейчас говорят: ну, вера. Ведь вера ‒ это всегда вера в душе. Вот я в душе верую. А так я никому не показываю. У нас так большинство говорит: «Верующий ты? Да, я христианин православный. Вы часто в церковь ходите? Да нет, но я считаю, что христианство ‒ это вот вера в душе! А всё остальное ‒ это так всё, лишнее». Так вот ‒ незаметненьким быть. Тогда тебя и преследовать никто не будет. Ну, если ты в душе веруешь, так кто ж тебя тогда будет гнать? Никто тебя гнать не будет. Всё, сидишь себе тихо.

А вот Иисус говорит, что нет, не выйдет, так не выйдет. Это не вера. Потому что если ученики Христа желают, чтобы о них никто не говорил, чтобы они были незаметными, то это абсурдно, это парадоксально точно так же, как сделать соль несолёной. А может ли соль стать несолёной? Нет, не может! Тогда это вообще никакая не соль, значит, была. И это-то и выражает то, что в русском языке никак не выражено, а по-гречески это прекрасно всё, да и по-славянски, кстати, тоже всё хорошо выражено: «Вы ‒ соль земли». И дальше в нашем переводе русском: «если соль потеряет силу…» А по-гречески там стоит такой глагол, который хорошо передан по-славянски: «áще же сóль обуя́етъ». Нам, плохо знающим славянский язык, конечно, непонятен немножко этот глагол «обуять» и соответствующее прилагательное «буй». У нас есть в русском языке «буйный». Что такое «буйный»? Кричит, орёт, дерётся – т.е. безумный, сумасшедший, да? Сошедший с ума. Лишившийся рассудка. Буйный. Вот «обуять» значит «сойти с ума». Иисус говорит: если соль сошла с ума, обезумела, чем же она останется, если она вовсе не соль, правда? Т.е. соль просто не может стать не солью. Это всё равно, что сказать, что она с ума сошла. Так же и вы, ‒ говорит Он,‒ либо вы Мои ученики, либо вы сойдёте с ума, сумасшедшими, ненормальными будете, тогда вы уже не будете Моими учениками. Но если вы Мои ученики, то вы всегда «солёные», так сказать. Вы соль земли. Вас должны видеть, и вы не можете никуда скрыться. И тогда вас будут преследовать, увы. Но радуйтесь и веселитесь».

Тоже самое со светом. «Вы ‒ свет мира». «Не может укрыться город, стоящий на верху горы. И зажегши свечу не ставят её под сосудом, но на подсвечнике. И светит всем в мире. Так же светит свет ваш перед людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» (Мф 5:14-16). Вот основная задача христианина ‒ являть Отца Небесного, т.е. Бога, на земле перед людьми. Вовсе не какими-то обязательно словами. Они могут у человека и не найтись, не такой уж он и образованный. Но делами, делами любви, делами милосердия! Просто своим поведением, соответствующим тому, что будет излагать Иисус Христос в этой Нагорной проповеди.

Ну, конечно, ученики не могут стать «несолёными», ученики не могут укрыться, как город, стать неприметными. Они свет, и в этом подобны Своему Учителю, Господу. Т.е. желать неприметности – это идти против своей сущности. Они существуют для того, чтобы светить всем в мире. И каждый из нас должен задать себе этот вопрос: а являюсь ли я свечкой, свечой, фонарём для своих окружающих? Или наоборот. Я испускаю какой-то чад противный, так что все носы зажимают. Это ведь каждому из нас вопрос такой задаётся. Вот именно ученики Христовы должны быть на виду своими добрыми делами, чтобы люди благодарно прославляли Бога.

(Вопрос из зала: А отшельники?) Отшельники тоже молитвами своими. Мы же о них знаем, что они отшельники. Молитвами. Так что у каждого своя харизма. Кто уж как, кто как стремится служить.

Вот нам, конечно, иногда это кажется преувеличением. Как это? Христианин как соль, как свет? Но ведь мы же знаем, что мы чаще всего ничуть не лучше других людей, которые нас окружают. Но разве недостаточно быть просто хорошим человеком среди себе подобных. Но вот евангелист отвечает, что такая нетребовательность к себе невозможна. Потому что, если мы ученики и последователи Иисуса, то уже не мы определяем смысл своего существования. Если мы соединены с Иисусом Духом Святым, то этот смысл нам уже дан, нам уже задан, и мы не можем идти против него.

Смысл Ветхого Завета выражался в Законе, в Законе Моисея. Именно в Законе Бог выразил Свою волю. Для Своего народа, в Своё время. Обусловлено всё это было исторически, конечно, ситуацией. Мы это прекрасно понимаем. Некоторые ведь из правил Закона, не самые основные, а некоторые из них, для нас совершенно неприемлемы, потому что ситуация изменилась. И географически, и во времени. Ну, например, посмотрите вот на свою одежду. Состоит ли она из разных тканей? Да. Вот свитер шерстяной, а рубашечка под ним, скажем, льняная или шёлковая, а маечка трикотажная какая-нибудь. Ну, за это же положена смертная казнь по Закону! Как это так вы смеете носить одежду из двух сортов ткани? Это же нельзя! Ну и так далее. Это всё такие правила, которые, мы понимаем же, обусловлены временем. И те люди, которые буквально дрожат над каждой буквой Библии, воспринимают всё буквально, как Закон, конечно, смешные люди, которые, в общем-то, не понимают ни смысла Закона, ничего. И тем не менее для своего времени Закон выражал определённую волю Божию, но применительно ко времени, к ситуации, к определённому народу с определённой нравственностью и так далее.

И поэтому Иисус Христос дальше говорит здесь именно о Законе. Но что Он говорит? «Не думайте, что Я пришёл нарушить Закон». Ну, ясное дело, ведь часто Иисуса Христа обвиняли в том, что Он нарушает Закон. Ну, например, Он смел исцелять в субботу. Но разве можно это делать? По Закону ведь нельзя, по Закону Моисея нельзя исцелять в субботу. Ведь Закон говорит о том, что в субботу нельзя работать. Что значит работать? Ну, тут было масса толкований. Вот тут эти толковники все: фарисеи, книжники ‒ давали сотни комментариев. Есть закон, как у нас конституция, а есть ещё кодексы законов различные. А есть ещё подзаконные акты, а есть ещё какие-нибудь распоряжения местной администрации. Толкования всевозможные. Вот также и здесь. Существуют заповеди, несколько основных заповедей, а потом уже масса толкований. Так вот: в субботу нельзя исцелять, потому что в субботу нельзя ничего творить. Творить ‒ ведь вот как Бог. Ведь Он творил шесть дней. Что значит «творить»? Делать то, чего не было. Ну, не было света. А Бог сказал: «Да будет свет». И стал свет. Да? Не было травы, а Бог сказал: «Да произрастит земля траву». И стала трава. И так далее. Вот творить – это значит делать то, чего до сих пор не было. Так вот в субботу не позволено творить. Ну, предположим, нельзя зажигать свет в субботу. Вот чиркнуть спичкой, зажечь где-то свет. Потому что света не было, а вдруг он стал. Ну, что же делать? Конечно, современные евреи прекрасно обходят эту трудность, потому что существуют всякие приборы, которые самостоятельно могут включить свет в определённое время суток. Всякие реле, автоматы. А в смысле исцеления, скажем? Конечно, перед тобою больной человек, страдающий, немощный какой-то. Вот ему надо помочь. Да, ты хорошо сделаешь, если ему поможешь. Но надо помочь так, чтобы ему не стало, во-первых, хуже, если уж ты помогаешь. Но и не стало лучше ‒ полностью вылечить. Потому что был больной, а стал здоровый. Это тоже нельзя. Вот как бы между двумя стульями. Здесь было много всевозможных ухищрений, толкований всевозможных.

И, конечно, Иисуса Христа часто обвиняли в том, что Он нарушает Закон. А Он говорит, что пришёл не нарушить Закон или пророков, но пришёл, чтобы исполнить.«…Истинно говорю вам: доколе не прейдет небо и земля, ни одна йота, ни одна черта не прейдет из Закона, пока не исполнится всё» (Мф 5:18). И эти слова часто вызывают недоумение. Что это такое, исполнить Закон. Но ведь Он же Сам нарушал! А потом вспомните последующие учения апостола Павла, который вообще отвергает вот этот Закон, фактически, для христианина. Говорит, что на место Закона должна вступить благодать. Так ведь вот в чём дело! Во-первых, здесь филологически надо разобраться, что для нас далеко не всегда очевидно. Иисус не говорил, что Он пришёл сотворить или соблюсти Закон, как это было бы правильно по-еврейски в Библии, если бы речь шла об исполнении всех конкретных заповедей.Тогда бы употреблялся совсем другой глагол ‒ «сохранить» или «соблюсти». А Он употребляет очень необычный глагол – «исполнить». Или вот в другом месте Он говорит Иоанну Крестителю: «Так надлежит нам исполнить всякую правду». Или дальше Он говорит: «Кто исполнит правду Божию, лучше, чем фарисеи» и так далее.

Ну что это такое – «исполнить»? Это слово употреблялось при толковании Закона. Например, в синагоге. Вот читают какой-то отрывочек из Закона. Потом выступает проповедник и начинает толковать Закон. И если он толкует правильно, то говорят: «О, он исполняет Закон». Т.е. он точно подметил смысл Закона. А если он толкует неправильно, или им так кажется, что неправильно, то говорят: «Он нарушает, разрушает Закон». Т.е. это вот такие технические термины синагогального богослужения при толковании. Таким образом, с одной стороны, здесь Иисус говорит, что Он пришёл не нарушить Закон, Он пришёл правильно истолковать его. И это слово  «исполнить» имеет ещё один смысл, в отличие от «соблюсти».Я пришёл соблюдать, Я соблюдаю заповеди Закона. Но тогда возникают, конечно, вопросы. А почему ты соблюдаешь? Почему ты творишь Закон? Потому что тебе так удобно, из какого-то расчёта? Или ты боишься его нарушить? А вот когда человек говорит: «я пришёл исполнить» или «я исполняю», то тем самым он выражает свою мысль о полном согласии с Законом. Чтобы не осталось больше никакой неясности в смысле Закона. Он полностью согласен с ним и хочет лишь прояснить, правильно, истинно прояснить его смысл. И вот всё последующее будет говорить как раз о том, какой же глубинный смысл, со всеми частностями Закона Моисея, пытается выявить и преподнести нам Иисус Христос.

Проблема Закона не разрешается ни путём сокращения числа заповедей, ни путём отмены этих заповедей. Поэтому Иисус и говорит, что ни одна йота, ни одна черта не прейдёт. Но надо выяснить смысл всего этого. Разрешение проблем, предлагаемое через Иисуса Христа, гораздо более требовательное, чем просто какое-то соблюдение или, наоборот, отмена. Он говорит в стихе двадцатом пятой главы: «Говорю вам, если правда ваша не превзойдёт правды книжников и фарисеев, то вы не войдёте в Царство Небесное». Но книжники и фарисеи стремились соблюдать все заповеди, даже самые мелкие, малейшие. Так что же значит – превзойдёт? Делать то же самое, что они? И ещё больше делать, чем они? Ну, конечно, нет. Не об этом речь. Иисус требует гораздо более глубокой и подлинной праведности. Праведности не только делами внешними, но праведности из глубины сердца. Закон требует исполнения каких-то внешних действий. Или запрещает какие-то внешние действия. Например, Закон запрещает убийства. Вот если ты убил – ты будешь наказан. Ну, так же, как и наш закон, да? Но Иисус говорит: убийство – всего лишь симптом какой-то болезни, а причина-то болезни, которая выражена в этом симптоме, лежит в сердце человека! Значит, в сердце человека было желание убить, ненависть. Так вот  истребить ненависть, гнев на другого ‒ тогда и никакого убийства не будет! Т.е. Иисус Христос в каждом случае радикализирует Закон, углубляет. Доводит до радикса. Что такое «радикс» по-латыни? Корень. Т.е. до самого корня, до самой глубины. Как бы Закон «углубляется» внутрь человека. Т.е. рассматривает причину. Причина всегда внутренняя, а не внешняя. Закон требовал только внешнего, а Иисус требует внутреннего.

И этим объясняются дальнейшие так называемые антитезы, которые и выражают вот эту лучшую правду, чем правда фарисеев и книжников. Эта лучшая правда, в общем-то, выражается во всех последующих стихах Нагорной проповеди. И в пятой главе, и в шестой, и в седьмой. Но преимущественно говорится всегда о так называемых шести антитезах. Ну, что такое антитезы ‒ вы знаете. «Вот, древними сказано то-то и то-то, а Я вам говорю вот это и это». Т.е. противопоставляю что-то. Вот это древнее, а вот это – новое. Там – тезис, а здесь – антитезис. Ветхий тезис и новый антитезис. Поэтому и называются антитезы.

Антитезы, их насчитывается шесть, касаются некоторых основных заповедей Закона Моисея. Первая, например, антитеза, которая касается убийства. За убийство, согласно Закону Моисея, грозил строгий суд. «Вы слышали, что сказано древними – не убий. Кто же убьёт, подлежит суду. А Я говорю вам, что всякий гневающийся на брата своего напрасно подлежит суду. А кто скажет брату своему рака́ (Слово «рака́» ‒ это еврейское слово, которое означает «пустышка», «пустой человек») подлежит Синедриону (Синедрион – это уже высший суд израильский). А кто скажет – безумный (т.е. глупый), подлежит геенне огненной» (Мф 5:21-22). Это уже вечное осуждение. Нам кажется это странным. Ну, что ж такое? За гнев – уже суд, за оскорбление «рака́» – синедрион. Т.е. усиление какое-то наказания, а если ты скажешь – «безумный», ну, «дурак», ну что такое, «ну, ты, дурак», и вдруг ‒ геенна огненная?

Ну, конечно, мы не должны придавать этим словам буквальное значение.Мы знаем, что пророки (а Иисус Христос был воспринимаем как пророк) очень часто пользовались вот этим привычным для иудейского, для библейского уха гиперболизмом. Вот это преувеличение всевозможное используется, чтобы сделать мысль наиболее выпуклой. Конечно, ни в коем случае не надо понимать это буквально. Он пробуждает нашу мысль, возбуждает наши чувства и стремит нас к тому, чтобы уразуметь то, о чём Он хочет сказать, вот такой гиперболизацией.

А вот о чём. О том, что корень всякого убийства находится, конечно, внутри человека. И его надо истребить. И Он говорит, что всякое убийство ‒ это есть насилие над жизнью. Это как бы сокращение, уменьшение жизни. Но ведь если мы оскорбляем кого-то, то мы тоже производим какое-то насилие над чужой жизнью, мы тоже как-то унижаем человека, как-то его жизнь ущемляем в чём-то. И воля Божия в том, чтобы заботиться о чужой жизни. К этому направлены все заповеди, такие, как «не убий». Именно в этом Божия забота о жизни. Потому что Бог светит и на праведных, и на неправедных – помните, как солнце, как дождь. Он любит всех. Поэтому уважение к чужой жизни должно быть нормой. Именно это важно, и в этом воля Божия. В этом смысл заповеди. Потому что я совершаю насилие над чужой жизнью так же, как когда я оскорбляю, когда я позорю человека. Ну, в общем-то, об этом говорили, конечно, и иудейские учителя. Иисус просто подчёркивает это: именно в этом бо́льшая праведность.

Да, а почему здесь упоминается «рака», «безумный», что за эскалация, так сказать, преступления? Ну, гнев – понятно. А «рака» – пустышка? Ну, это оскорбление. Да, это оскорбление. Значит, за это уже ещё большее наказание! А если оскорбление достигает предела (а с точки зрения израильского народа пределом было сказать именно вот то, что здесь по-гречески переведено μωρέ/морэ – «безумный», «глупый»). Но это не просто глупый, не просто безумный. В данном случае речь идёт (и для каждого еврея это было понятно) о цитате из псалма. «Рече безумен в сердце своем ‒ несть Бог». Т.е. «сказал безумный в сердце своём – нет Бога». Т.е. безумный – в данном случае это человек, который лишён вообще всякого представления не только о нравственности, но и о Боге. Который забыл о Боге совсем. Т.е. полностью безрелигиозный человек. А это считалось самым страшным оскорблением для еврея. Потому что они все принадлежали к одному народу ‒ избранному народу. Все считали себя религиозными. И это было высшее благо и высшее качество Израиля. Ну, вот так объясняют эту эскалацию.

Дальше, здесь же, в этой антитезе говорится: «Если ты принесёшь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь там дар твой пред жертвенником, и пойди прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой. Мирись с соперником твоим скорее, пока ты ещё на пути с ним, чтобы соперник не отдал тебя судье, а судья не отдал бы тебя слуге, и не ввергли бы тебя в темницу; истинно говорю тебе: ты не выйдешь оттуда, пока не отдашь до последнего кодранта» (Мф 5:23-26), т.е. до последней копейки. Вот о чём здесь говорится? О том, что Богу гораздо важнее мир между людьми, чем оказываемое внешнее поклонение Богу. Об этом говорили уже древние пророки и в псалмах, помните: «…а́ще бы восхоте́л еси́ же́ртвы, дал бых у́бо, всесожже́ния не благоволи́ши.

Же́ртва Бо́гу дух сокруше́н, се́рдце сокруше́нно и смире́нно Бог не уничижи́т» (Пс 50:18-19). Или у пророков. Бог говорит, через пророков, о том, что Ему отвратительно всё это, жертвы, воскурения и т.д.  Т.е. Богу важнее мир между людьми, чем оказываемое Богу внешнее поклонение. Поэтому и говорится: оставь, отойди от жертвенника, а пойди прежде примирись. Но далеко не все богомольцы стремятся сначала примириться. И это мы видим каждое воскресенье, когда люди подходят к причастию, перед этим к исповеди. Далеко не все примиряются.

И поэтому Иисус упоминает здесь о суде Божием. Значит, таких людей может убедить только напоминание о суде. Здесь, когда говорится о судье, чтобы тот не отдал тебя слуге и т.д., то имеется в виду, конечно, суд Божий. Пока мы ещё в пути, т.е. до суда Божия ещё долго. Ну а когда у нас будет суд? Ну, когда мы помрём, каждый из нас. Тогда и на суд предстанем. Вот, ещё есть время. Пусть каждый, значит, ещё стремится это время использовать для примирения.

Следующая антитеза говорит о седьмой заповеди, говорит о прелюбодеянии. Известная заповедь. «Вы слышали, что сказано древним: не прелюбодействуй. А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своём. Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну» (Мф 5:27-29). Вот эта заповедь – «не прелюбодействуй», которая содержится в Декалоге, т.е. в десяти заповедях, что она запрещает? У нас сейчас эта заповедь как бы расширяется, у нас имеется ввиду не прелюбодействие, а вообще всяческий блуд. Но в подлиннике, конечно, это не так. Речь идёт ведь о чём? И у Иисуса Христа здесь о чём? Заповедь «не прелюбодействуй» запрещала иудеям (ведь эти заповеди направлены к иудеям, это заповеди Моисея). Кстати, вот заметьте, что у нас часто по радио всякие невежественные журналисты говорят о десяти христианских заповедях. Или о десяти Христовых заповедях. Да нет таких! Это же просто полное непонимание. Нет никаких таких десяти христианских заповедей, есть десять заповедей Моисея, Ветхого Завета. А у Христа сколько заповедей? Одна. Заповедь любви. Всё. Которая как бы объединяет в себя всё прочее. Она вмещает в себя все остальные заповеди. Так что говорить о десяти христианских заповедях бессмысленно.

Так вот, эти заповеди были обращены к иудеям. И заповедь «не прелюбодействуй». Что такое прелюбодеяние? Это нарушение брачного супружеского союза. Не путайте с блудом. Блуд – это просто разврат, любой разврат. А прелюбодейство – это нарушение брачного союза. Так вот эта заповедь запрещала иудейскому мужчине разрушать брак другого ближнего, другого иудея. Речь идёт именно о нарушении брака другого. Внебрачная связь женатого с незамужней, т.е. со свободной женщиной, не подходила под эту категорию, это не прелюбодеяние. Конечно, она осуждалась благочестивыми людьми, но это считалось блудом. Но не прелюбодеянием, не считалось нарушением брачного закона. Также если человек блудит с не иудейкой (то есть с не принадлежащей его религии), это тоже не считалось прелюбодеянием. Только разрушение брака другого иудея. Вот это – прелюбодеяние. Вот это запрещалось в заповеди Моисея.

Таким образом, в принципе, в этой заповеди Бог говорит не столько о морали (потому что мораль осуждала любой блуд, конечно), сколько о браке. О брачном законодательстве. О связи определённого мужчины с определённой женщиной, которые, согласно книге Бытия, в браке стали единой плотью. Если это действительно брак, освящённый брак. И Бог своей волей стремится сохранять и уважать вот это единство брака. Поэтому уже тот, кто смотрит на замужнюю женщину с вожделением… Неправильный перевод, речь не о вожделении. Там речь о другом идёт. С похотью. Но ведь слово «похоть» в русском языке тоже самое, что и «вожделение». Но в славянском языке, древнем, оно означало несколько иное. Это была точная передача библейской заповеди ‒ «не похощеши». Не похощеши жены брата своего. Не похощеши дома брата своего. Не похощеши скота брата твоего. И ничего не похощеши, что чужое. Т.е. «похотеть» означало «желать чужого». Понятно? И похоть ‒ это злое, неправедное желание завладеть тем, что тебе не принадлежит. Вот смысл славянского слова «похоть». Ну, в нашем языке уже всё изменилось опять, переводчики уже всё изменили. Речь идёт о невторжении в брак другого человека. Потому что жена принадлежит мужу, и они составляют единое целое. Дальше о разводах примерно тоже самое говорится.

О клятве. Четвёртая антитеза. «Ещё слышали вы, что сказано древним: не преступай клятвы, но исполняй пред Господом клятвы твои. А Я говорю вам…» (Мф 5:33-34). Здесь Иисус Христос противопоставляет Закону что-то другое. И это вызывало иногда внутреннее сопротивление у слушающих иудеев. Да как Он смеет? Да кто Он такой? Но ведь сказано же в Законе, но ведь сказано же Моисеем! Да как это можно – противится тому, что сказано в Законе! «…а Я говорю» … А кто Ты такой?

В Евангелии от Марка сказано, что когда Иисус учил, то учил не как книжники и фарисеи, а «со властью», как в нашем переводе сказано. Со властью. Что это означает? А вот учение могло происходить двух типов. Учение это называлось по-еврейски «учение из уст». Вот учитель, вот ученики. Они слушают, а он говорит из своих уст. Они слушают и наматывают на ус. А потом сами становятся учителями, идут и тоже говорят то, что они услышали от учителя. А те слушают и дальше говорят. И так происходит учение из уст в уста, из уст в уста. Т.е. традиция, предание. Это обычный тип учения – из уст.

Но было ещё учение ‒ из власти. Здесь слово «власть» (как это произошло со словом «небеса») заменяет понятие «Бог». Т.е. от Бога. Это когда человек учит тому, что он не слышал от других людей, а что-то такое новое. Это может быть: либо он обманщик и что-то выдумывает такое, либо он сумасшедший, либо он действительно слышит небесное откровение. Вот все эти три возможных варианта применялись ко Иисусу Христу. Одни говорили, что Он обманщик. Другие говорили (как его родственники), что Он сумасшедший: «Что вы Его слушаете?». Третьи верили Ему и чувствовали, что Он говорит от Бога. Со властью. Так вот, в данном случае как раз это учение со властью.

Значит: «не преступай клятвы, но исполняй пред Господом клятвы твои» – это говорит Ветхий Завет. «А Я говорю вам: «Не клянись вовсе: ни небом, потому что оно престол Божий; ни землёю, потому что она подножие ног Его; ни Иерусалимом, потому что он город великого Царя; ни головою твоею не клянись, потому что не можешь ни одного волоса сделать белым или черным. Но да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого» (Мф 5:34-37).

Ну, вот это интересно. Значит – не клянись. «Не преступай клятвы, но исполняй пред Господом клятвы твои». Так говорит нам Ветхий Завет. О чём здесь речь? Иисус спрашивает: «А что требует Бог? Какова воля Божия за этими конкретными словами о клятве?» Думается, Он требует от человека искренности и честности, да? Честности прежде всего. И тот, кто серьёзно относится к этому требованию честности, не может ни клясться, ни давать обеты. Потому что ведь что такое обещание, обет? Что такое клятва? Когда человек клянётся, заверяет в своей честности: «Честное пионерское, я это сделаю» или что-нибудь такое. «Ну, честное слово, я это сделаю». Но тем самым человек как бы отрицает свою обязанность быть честным всегда. Кто клянётся, тот как бы говорит: «Ну вот, честное слово, в этом случае вы можете мне поверить. Даю слово. В этом случае я сохраню своё обещание. А в других случаях – ну, там всякое бывало». Т.е. сама клятва подразумевала, что человек-то не всегда честный. «Но вот в этом случае я постараюсь быть честным». А кто согласен с волей Божией, тот действительно хочет, чтобы мы могли доверять друг другу, тот никогда не будет прятаться за этими словами ‒ за клятвами, за обещаниями. Не будет оставлять для себя всякие возможные лазейки: сейчас-то я клянусь, а в других случаях, может быть, и нет. Но его «да» должно быть, либо его «нет» должно быть. Так трудно это исполнить.

Ну, почему «да, да; нет, нет», мы с вами, кажется, уже говорили. Иисус дважды повторяет: «да, да» или «нет, нет». Так говорил каждый иудей. Или, помните, Иисус Христос говорит: «аминь, аминь» Почему не раз сказать – «аминь»? Или: «истинно, истинно (у нас в переводе) говорю вам». Почему не просто сказать – «истинно»? А это требование иудейского Закона, которое перешло в привычку в быту. Закон требовал, чтобы всякое свидетельство подтверждалось двумя свидетелями. «Где двое или трое соберутся во имя Моё, там Я среди них». Так двое или трое? Для Закона достаточно двух, если они согласны. А если они расходятся во мнениях, тогда ещё третий свидетель нужен. И вот при всяком заверении люди тоже говорили как бы два свидетельства: да, да; нет, нет. Такая привычка была, исходящая из Закона о свидетелях. То есть люди должны стремиться всегда быть честными.

А дальше Иисус говорит: «не клянись ни землёй, ни Иерусалимом, не клянись головою твоею…» (Мф 5:34-36). Почему это? Здесь Матфей даёт пищу для размышления. Дело в том, что исполнение всякой твоей клятвы зависит не только от тебя, прежде всего оно зависит от Бога. Сможешь ты или нет сделать то, что обещаешь? Даже в тех случаях, когда тот, кто клянётся, прямо на Бога не ссылается. В самом деле, даже вот я говорю: «Головою своею клянусь». Т.е., хорошо, если я не сдержу своей клятвы, то готов на себя несчастье какое-то наслать, головы лишиться. Да откуда ты знаешь? Откуда ты знаешь, лишишься ты головы или нет? Да ведь твоя жизнь и смерть зависит от Бога, а не от тебя! Т.е. я в принципе не могу претендовать на то, что Бог поможет мне исполнить мои клятвы. Или даже исполнит мои клятвы. Потому что всё зависит от Бога. Понятно, да? Поэтому, если я не готов быть таким же честным, как честен Бог, если я не готов быть таким честным, как желает от меня Бог, то, конечно, ничем клясться невозможно.

Дальше идёт пятая антитеза. Очень интересная! Очень интересная и наиболее, пожалуй, в истории оспариваемая. «Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб.А Я говорю вам: не противься злому» (т.е. злу вообще не сопротивляйся). «Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему левую; кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку» (т.е. χιτῶνά – нижнюю рубашку, тонкую), «отдай ему и верхнюю» (ἱμάτιον,  т.е. плащ); «и кто принудит тебя идти с ним одно поприще» (поприще – это одна миля), «иди с ним два. Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся» (Мф 5:38-42).

Это удивительная, конечно, пятая антитеза, которая вызвала в истории множество, множество толкований. Множество споров всевозможных. Ну, во-первых, почему говорится об этих щёках? « Вы слышали, что сказано: око за око, зуб за зуб». Тут понятно, Ветхий завет требует справедливого наказания. Бог здесь выражает Свою мысль о том, что нельзя требовать бóльшего. Справедливость! Не два ока за одно око, а одно. Око за око, зуб за зуб. Не челюсть, да? Почему здесь эта заповедь была произнесена? Дело в том, что это заповедь, которая запрещает обиженному реагировать злом бóльшим, чем причинено ему, отвечает как бы на знаменитую песню Ламе́ха (из книги Бытия, 4 глава, 23-й стих и дальше), когда Ламех на виду своих жён угрожал всякому, кто посмеет причинить ему зло. Он пел: «Ада и Цилла! послушайте голоса моего; жены Ламеховы! внимайте словам моим: я убью мужа за рану мне и отрока за ссадину мне»; (т.е. ребёнок ему ссадину нанесёт, а он его убьёт за это); «если за Каина отомстится всемеро, то за Ламеха в семьдесят раз всемеро». И, конечно, на фоне этой злобной песни Ламеха, горделивой, становится ясно, что заповедь «око за око и зуб за зуб» ограничивают реакцию человека равным, так называемым справедливым мздовоздаянием.

Но Иисус Христос как бы подправляет и эту заповедь. И говорит, что «кто ударит тебя в правую щёку твою, обрати к нему и другую». Очень много было рассуждений относительно правой и левой щеки. Но дело в том, если мы даём пощёчину, то по какой щеке мы бьём обычно? По левой, конечно. Как правило, бьём правой рукой по левой щеке. А здесь говорится «если кто ударит тебя в правую». А как в правую щеку ударить? Можно только вот так вот – наотмашь. Тыльной стороной ладони, тогда ты ударяешь в правую щёку. Удар тыльной стороной ладони считался всегда позорным ударом. Но вряд ли здесь имеется в виду такая конкретная ситуация. Здесь просто говорится о пощёчине, только и всего.

Затем. С рубашкой, с верхней одеждой, тоже не совсем понятно. «Кто хочет судиться с тобой и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду» (Мф 5:40). Тут предполагается суд с наложением ареста на имущество бедняка. Если ты бедный человек, у тебя, кроме рубашки, и одежды, плаща, ничего нет. Вот бедный должник должен отдать за долг нижнюю одежду, т.е. рубашку. Но что, он должен отдать ещё и свой плащ? Это выглядит как-то уж чрезмерным требованием. Потому что плащ был несравненно дороже, чем рубашка. Кроме того, здесь видно противоречие ветхозаветного Закона ‒ установления о залогах. Бедняку, который вынужден отдать свой плащ (о рубашке не говорится, плащ – дорогая вещь) по Закону обязательно надо было вернуть плащ до захода солнца. Потому что плащ служил человеку одеялом ночью. И отнимать у человека одеяло, т.е. плащ, ни в коем случае нельзя было на ночь. Поэтому здесь немножко всё странно. Скорей всего, говорится о том, что не надо впутываться в тяжбу судебную вообще. И, если ты должник, отказываться даже от минимума прав. А выражение Иисуса Христа столь необычно именно для того, чтобы привлечь внимание ко всей этой ситуации. Это опять же всё гиперболы, и парадоксальные гиперболы.

«Кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два» (Мф 5:41). И это тоже совершенно непонятно, совершенно непонятно. Что значит «принудит идти поприще»? Речь идёт о повинности. Ведь Израиль находился под властью Рима. И в Израиле действовала повинность, которая требовала помогать армии римской, либо римским чиновникам. Что это предполагалось? Вот, скажем, римский отряд приходит в какой-то посёлок. Ему обязательно надо было предоставить транспорт и проводника, сопровождение, скажем, через горный перевал. Провиант надо было предоставить. Скорей всего, здесь речь идёт о проводнике в малознакомой местности. Ну, в общем-то, непонятно: если тебя просят перейти через перевал, то зачем ты будешь ещё навязываться и говорить: «Да нет, я с вами пройдусь ещё немножечко». Да кому ты нужен? Это непонятная ситуация. Никто тебя не просит, тебя просят провести только одну милю. И опять же речь идёт просто о том, чтобы привлечь внимание к тому, что на зло нельзя отвечать злом. Только добром!

Конечно, и дальнейшая заповедь о любви к врагам (Мф.5:44-48) тоже очень странная. Тоже вызывала много разных толкований. Но вот в истории толкований этих заповедей о непротивлении злу и о любви к врагам можно наблюдать два основных течения. Первое ‒ так называемое строгое, ригористическое толкование. Когда буквально все понималось. Ну, например – не оказывать сопротивление, насилие. Любить врага. В доконстантиновскую эпоху, т.е. во II-ом, III-ем веке и в начале IV-го века (до Константина Великого, я имею в виду) Церковь последовательно придерживалась вот этого строгого толкования, буквального толкования. И отрицала, например, участие христиан в армейской службе. Ну, как сейчас некоторые отрицают, именно на основании этих заповедей. Нельзя брать оружие в руки. Так было, например, в III-м веке, когда многие солдаты обращались в христианство. Об этом написана большая литература. Здесь проблема сводилась, скорей, к убийству. Солдаты должны были приносить жертвы идолам. Это было принято в языческой армии. Но речь шла, скорей всего, не об этом, а об отношении к убийству. Ну, например, Канон святого Ипполита (XIII век): «Лица, обладающие полномочием убивать, или солдаты, не должны убивать вовсе, даже если они получат приказ. Никто из христиан не должен идти на войну и становиться солдатом. Начальствующий, который носит меч, да не берёт на себя грех пролития крови». Это буквальное понимание речи Иисуса.

Или вот, отдать рубашку (Мф.5:40). Тертуллиан (III век) распространяет это на всё имущество и тоже хочет отдать свою одежду, если только при этом ничто не угрожает его вере.

Вот один из древних авторов пишет: «Если ты ответишь ударом на удар, ты тем самым отрёкся от ученичества Христова не словами, но делами». Т.е. полная пассивность: подставляй щёку, отдавай рубашку.

Со времени Константина Великого наступает резкий перелом в толковании этой заповеди. Решающую роль сыграли некоторые церковные Соборы, которые отлучали от Церкви тех солдат-христиан, которые покидали службу (сначала в мирное время). Наконец, при императоре Феодосии выходит закон, который практически принуждал служить в армии христиан и запрещал служить в армии язычникам. Буквальные толкования мы теперь не встретим. Если мы их и встретим, то среди еретиков, в каких-то отколовшихся от Церкви группах ‒ какие-нибудь баптисты, квакеры, в Средние века – Франциск Ассизский, в XX веке – Махатма Ганди, Альберт Швейцер, пацифисты всевозможных направлений, толстовцы.

Конечно, споры об этом не затихнут, по всей видимости, до скончания века. Но и та, и другая группа; и те, которые буквально понимают, и те, которые пытаются смягчить любым путём эту заповедь и не понимать её буквально, пожалуй, упускают из вида основное: конечно, Иисус Христос призывал людей не к тому, чтобы буквально следовать всему этому (отдавать всё до последней копейки, а если у тебя копейку попросят, ты и сто рублей отдашь и т.д.). Не к этому. Он призывал к тому, чтобы как-то прервать или стараться прервать ту цепочку зла, которая бесконечна, бесконечна. Зло за собой тянет зло, и надо прилагать все усилия, все возможные усилия к тому, чтобы хотя бы если не совсем прекратить эту цепочку, то хотя бы её ослабить. И, разумеется, в обычных земных условиях это практически невозможно обычными человеческими средствами, человеческими размышлениями над буквой, буквально-небуквально. Но: и те, и другие толковники забывают основное. О том, что говорил Иисус Христос. То, о чём мы с вами тоже уже неоднократно говорили:что человек, в этом мире пребывая, всегда стоит в критической ситуации выбора. Мне всегда приходится выбирать. Кризис. Суд. Выбор. Делать так – или делать так? Ведь мы же постоянно заняты вот этим выбором. Мы постоянно думаем. Ходим и думаем. Едем в метро и думаем. Ложимся спать и думаем. «Ой, что же я сегодня такое сказал! Не надо было этого говорить». Да? «И что я такое сделал?» Или наоборот: «Что бы мне ему сказать такое? Вот это или это? Как бы лучше поступить-то. Вот так или иначе?» Мы всё время этим выбором терзаемся. Я к примеру, говорю, конечно. Пусть не это, пусть другое. Идти к врачу‒ не идти к врачу? Вырвать зуб ‒ не вырвать? И так далее. Брать оружие ‒ не брать оружие? Всё время стоим перед критической ситуацией выбора.

Но для христианина идеалом-то служит что? Жизнь во Христе! Жизнь в Духе Святом! Вспомните. Вас будут вызывать в синагоги, в суды. Вас будут преследовать. Т.е. вы будете в критической ситуации. Мы в мире всё время в критической ситуации, мы всё время в кризисе. Мы перед судом, так или иначе. Ведь мир всё время нас так или иначе спрашивает. Что нам делать? Так вот: «Не думайте, что вам делать, что вам говорить. Ибо Я пошлю, ‒ говорит Иисус Христос, ‒ вам Духа Своего Утешителя, который научит вас жить в Духе Святом, жить в истинном вдохновении». Значит ‒ жить по воле Божией. Когда уже не станет перед тобой проблема: брать оружие или не брать оружие. Сегодня, может быть, его надо брать, а завтра, может быть, его надо будет отбросить подальше от себя. Только жить надо так, как тебе велит Бог.

Вот к этому-то и сводятся, в конце концов, все антитезы и все заповеди Закона. А жить в Духе Святом, жить в Боге  ‒ это и значит жить в любви.

Давайте сегодня на этом закончим.