Феодоровский собор, 2006-2007 гг.
Отредактировано Л.Голубковой и О.Суровегиной
Тема лекции сегодня – Евангелие от Иоанна, его особенные и удивительные свойства по сравнению с другими тремя Евангелиями − так называемыми синоптическими.
Вы знаете, что у нас есть четыре Евангелия. Из них первые три Евангелия – от Матфея, от Марка и от Луки – называются синоптическими. Почему синоптическими? Слово «си́нопсис», σύνοψις («сино́птики», «синопти́ческий») − греческое и означает «совместное рассмотрение», «совместный обзор». В XVIII веке один издатель, он же был и богословом, в Германии, издал все четыре Евангелия в четыре столбика так, чтобы можно было рассматривать их все вместе. Причем распределил материал этих Евангелий тематически: скажем, вот притча (видите?) в Евангелии от Матфея (показывает), она же повторяется в Евангелии от Луки, у Марка и у Иоанна. У кого-то ее может не быть. Или рассказ о Рождестве Иисуса Христа: у Матфея и у Луки, а у Марка, у Иоанна − нет. Такое расположение удобно, поскольку наглядно позволяет увидеть, как один и тот же материал отражается сразу во всех четырех Евангелиях, или не отражается. То есть это совместное рассмотрение. Тот, кто изучал, необязательно даже метеорологию, просто физику, понимает, что такое синоптические карты распределения температур или давлений − синоптические данные.
Евангелия от Матфея, Марка и Луки очень похожи друг на друга. Их материал можно расположить в большей части параллельно. А Евангелие от Иоанна как-то выделяется. Там много материала такого, какого нет в других Евангелиях. И, наоборот, материала, содержащегося в первых трёх Евангелиях, нет у Иоанна. Общая схема понятна, общая схема ясна: путь Иисуса Христа от Крещения до Креста и Воскресения. Но это только общая схема. А что касается частностей, то уж больно большие различия между синоптиками и Иоанном.
Когда мы открываем это Евангелие, то сразу как бы погружаемся в совершенно неведомую (если мы подряд читаем Матфея, Марка, Луку и вдруг – Иоанн), какую-то атмосферу, совершенно особую. Нет здесь драматического, живого, действенного повествования, нарастания каких-то событий. Нет массы чудес, которые происходят у Марка. Нет множества притч, которые есть у Луки. Нет Нагорной проповеди, которая есть у Матфея. Но совершенно другая атмосфера: какие-то очень длинные- длинные, иногда достаточно даже тягучие речи Иисуса Христа, повторение одних и тех же слов, иногда читается с трудом… Почему с трудом? Потому что там речь идёт о каких-то очень возвышенных предметах. Недаром же евангелиста Иоанна называют у нас Иоанн Богослов.
Можно сказать, что каждый из авторов книг Нового Завета является богословом. Но преимущественными учеными-богословами, создающими собственную богословскую систему… Вы знаете, что есть богословие общее, которое все изучают в семинарии, в Духовной Академии, где-нибудь на каких-нибудь курсах – каждый хоть чуть-чуть да богослов. Так же, как и в школе: каждый изучает физику, скажем, или математику. Но есть великие физики, которые делали революцию в каждом веке − Ньютон или Эйнштейн. Так же и в богословии: каждый богослов хоть чуть-чуть, а вот два есть человека, которые создали собственную богословскую систему, − это апостол Павел и евангелист Иоанн. И того, и другого читать трудно, потому что это высокая наука, высокое богословие, и к тому же таинственное, мистическое, как это и у Павла, и у Иоанна.
Когда вы открываете эту книгу Иоанна, то сразу попадаете в совершенно новую атмосферу. Каждый из вас помнит эти первые слова: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Ин.1:1). Уже это непонятно! Правда, привлекает внимание и заставляет задуматься: а что же это за Слово было в начале? И как это Оно было Богом? Причём, Оно же и Слово, отдельное от Бога, и в то же самое время Оно есть Бог, и как Оно воплотилось?
Когда мы смотрим на Евангелие поверхностно, не вдаваясь в богословские подробности, то прежде всего, конечно, обращают на себя внимание особенности его просто литературного стиля. Это совсем иной стиль, чем тот, какой мы привыкли читать в других Евангелиях. Что характеризует при более внимательном рассмотрении этот особенный литературный стиль евангелиста Иоанна? Хотя, конечно, литература для него не была самоцелью, как, скажем, для какого-нибудь романиста. Нет, литература и литературный стиль для него − лишь только средство для его богословия.
Посмотрим прежде всего на словарь этого Евангелия, на лексикон. Заметим, что у одних авторов больше каких-то одних слов, у других − других. У каждого есть свой словарь. Мы привыкли к богословскому словарю скорее евангелистов-синоптиков – хотя, нет, трудно сказать определенно. Давайте посмотрим на такие слова, которые очень характерны для синоптических Евангелий и совсем не характерны для Иоанна.
Ну, например, такое слово, как «крещение», «крестить», «креститься»: и у Матфея крещение есть, и у Марка крещение есть, и у Луки. У Иоанна − ни одного раза даже такое слово не упоминается. Нет такого слова! Почему? Очевидно, для этого были какие-то причины.
Или, скажем, слово «Царствие». «Царствие Божие», «Царствие Небесное». Сколько раз это выражение повторяется в Евангелии от Матфея! Скажу, сколько раз: 57 раз; в Евангелии от Марка – 20 раз, в Евангелии от Луки – 46 раз. У Иоанна только 5 раз, то есть в десять раз меньше!
Или, скажем, «праведность», «праведный». Это слово встречается очень часто в синоптических Евангелиях, начиная, скажем, от Матфея. Помните? Иосиф был праведный, он не хотел обвинять Марию, осудить ее, но хотел тайно отпустить ее (это в первой же главе Евангелия). Вот это слово «праведность», «праведный»: «…если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, − говорит евангелист Матфей, − то вы не войдете в Царство Небесное!» Это в начале Нагорной проповеди (Мф.5:20). Это одно из ключевых понятий всех синоптических Евангелий! У Иоанна ни разу не употребляется: ни «праведный», ни «праведность». Ни разу! Он даже не вспоминает такое слово! Почему? Для этого были какие-то причины.
Или такие слова, как «милость», «мир». Много раз употребляется – у Матфея, у Луки. У Иоанна − ни одного раза. Ну, наконец, такое слово, как «евангелие», «благовестие», «благовествовать» – повторяется не один раз у синоптиков! У Иоанна − ни разу. У него нет ни «евангелия», ни «благовестия» как слова – нет такого!
Ну, какие еще слова? «Очищение», «очищаться» − опять же ни разу у Иоанна. «Проповедь», «Иисус проповедовал» − ни разу у Иоанна не встречаются. «Покаяние». С первых же строчек у Марка, помните, Иоанн Креститель призывает всех к покаянию, крещение покаянием. Во всех Евангелиях есть, кроме Евангелия от Иоанна – там никакого «покаяния» нет. Что еще? «Притча». Такого слова в Евангелии от Иоанна нет; более того − ни одной притчи там тоже нет. Ни одной притчи у Иоанна нет. Разве это не удивительно! У Луки около 25 притч, примерно столько же у Матфея, десяток-полтора притч у Марка. Прекрасные притчи, замечательные, прошлый раз мы о них поговорили. У Иоанна − ни одной притчи во всем Евангелии, ни одной!
Ну, наконец, такое слово, как «молитва«, «молиться«. «Молитесь так: «О́тче наш, И́же еси́ на небесе́х…» О молитве сколько говорится в Евангелиях! Иисус постоянно повторяет и говорит об этом, да и сам Он молится. У евангелиста Иоанна − ни разу. Нет такого слова, ни разу не встречается! И так далее.
Уже сейчас вы заметили, какая разница в лексике. И, наоборот: возьмем, например, такое слово, как «любовь»! Да, иногда встречается у Матфея, у Марка − порядка 5 раз. У Иоанна − 44 раза встречается это слово, в десять раз больше! «Истина» − только два раза встречается у Матфея, у Иоанна − 46 раз. «Знание», «знать» − 57 раз у Иоанна.
Мы перечислим такие слова, которые почти не встречаются у синоптиков, но постоянно встречаются у евангелиста Иоанна: «Писание» − ни одного раза у Матфея, у Иоанна часто. Или, скажем, «дела», «дело», «жизнь» − 35 раз. «Иудеи» − 67 раз, это очень важное понятие для Иоанна. Он придает этому особое значение, это не просто какие-то верующие в какую-то религию, это не просто народ. «Космос» − это греческое слово, которое означает «мир». Например, у Матфея − два раза, у Иоанна − 78 раз, для него это важное очень слово. «Суд», «судить» − тоже часто. «Свидетельство», «свидетельствовать» − 47 раз. «Отец» (когда о Боге говорится): у Марка, например, только один раз, у Матфея побольше − 4, по-моему, а у Иоанна − 118 раз слово «Отец» встречается. «Свет». Ну и так далее.
Видите, какая разница! То есть такое создается впечатление, что пользуются евангелисты-синоптики и евангелист Иоанн совершенно разными богословскими языками, используют совершенно разные предания, идущие из разных источников.
Теперь, если мы дальше посмотрим на какие-то другие стилистические особенности (а вы понимаете, что за этими стилистическими особенностями стоит, конечно, определенное богословие), то прежде всего надо посмотреть на структуру Евангелия от Иоанна. Мы уже с вами в одной из бесед упоминали об удивительной структуре, поэтической структуре, библейской, помните − это параллелизмы, мы о них говорили. Все помнят, что такое параллелизм? Ну, не все, наверное. Поэтому придется рассказать снова немножко, вкратце. А это для Евангелия от Иоанна очень важно.
Европейская, привычная для нас поэзия, и библейская, ближневосточная поэзия, строятся на совершенно разных принципах. Мы привыкли к так называемой слоговой, ритмической, силлабической поэзии; συλλαβή − это слово, которое обозначает «слог». В силлабической поэзии возьмите любое стихотворение – оно делится на слоги. На слоги падают ударения, создается какой-то ритм. Например, «Мо-ро́з и со́лн-це, де́нь чу-де́с-ный…» Что это такое? Это ямб (ямб − это когда первый слог безударный, второй − ударный). Или там «Му́-ха, му́-ха, цо-ко-ту́-ха…». Это хорей (первый слог ударный, второй безударный). Такая слоговая ритмика создает нашу поэтическую структуру, европейскую. Происходит она, разумеется, из танцевальной музыки.
Совершенно другая поэтическая структура в Библии. А Библия вся пронизана поэзией. Просто мы не замечаем, потому что мы привыкли к другой поэзии. Там не ритм слогов, а ритм понятий, ритм слов, ритм синонимов. Причем, этот ритм следующим образом происходит: скажем, какое-то поэтическое произведение, например, псалом (в переводе означает «пение») делится на строчки: первая строчка, вторая строчка, 3-я, 4-я, 5-я… В наших Библиях печатается все подряд. Но в хороших изданиях все-таки делится на поэтические строчки. И вот когда вторая строчка повторяет по смыслу первую строчку, либо отрицает по смыслу первую строчку, то эти строчки параллельны либо антипараллельны друг другу.
Возьмите любой псалом, абсолютно любой и прочитайте его по строчечкам: «Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей» − первая строчка. Далее вторая строчка: «и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое». Они похожи по смыслу: «помилуй», «очисти» − просто в разных словах одна и та же мысль. «Наипаче омый мя от беззакония моего и от греха моего избави мя» – значит, опять «омый от беззакония», «избави от греха» −это одно и то же, просто в разных словах, используя синонимы, повторяется одна и та же мысль. Это называется параллелизм, или ритм по параллелям. Псалом делится на строфы. Каждая строфа состоит из двух строчек, где одна строчка параллельна или антипараллельна другой. Антипараллельность тоже можно придумать: скажем, «верующий в Меня имеет жизнь вечную, а неверующий − идет в погибель». Эти строчки тоже антипараллельны.
Иногда такая структура (а она пронизывает всю Библию, потому что вся Библия очень поэтична) несколько усложняется тогда, когда появляется так называемый «хиазм». Я сейчас объясню, что это такое. В каждой строчке есть два элемента: первый и второй, скажем, А и В. И во второй строчке синонимические элементы А и В, только они переворачиваются: В и А. Значит, получается так: А − В в первой строчке, а во второй − В − А. Поскольку это другие слова, то назовем их В’-штрих и А’-штрих.
Для примера откроем Пролог из Евангелия от Иоанна, его самое начало:
В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Богом было Слово
(по греческому тексту)
А – В: Слово − Бог
В’ – А’: Бог − Слово
То есть можно сделать такое перекрестие:
Слово – Слово (А − А’)
Бог − Бог (В − В’)
Повторяется мысль, примерно одни и те же слова, только они перекрещиваются. Вот это перекрестие графически составляет русскую букву х [ха], греческая буква Χ [hi], отсюда слово «хиазм». Вот такие параллели с перекрестием называются хиазм.
«Не бросайте святыню псам (А), не мечите бисер перед свиньями (В), чтобы они не потоптали его (В’) и, обратившись, не растерзали вас (А’)» (В Синодальном переводе: Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас (Мф.7:6) – прим. редактора), − говорит Иисус Христос. Мы-то мыслим «по-европейски» как? Значит: не бросайте святыни псам, не мечите бисер перед свиньями, чтобы они не потоптали его, а потом, повернувшись, не растерзали вас. Мы мыслим последовательно, от начала до конца. А в Библии не так: «Не бросайте святыни псам, не мечите бисер перед свиньями» − первая строчка. Вторая строчка: «Чтобы они не потоптали его и, повернувшись, не растерзали…». То есть свиньи топчут, а псы поворачиваются и терзают − опять перекрестие такое.
Если мы не будем учитывать вот такие хиазмы, то иногда просто не поймем текста. Хиазм встречается постоянно, мы просто его не замечаем. Апостол Павел, предположим, в начале любого своего послания (будь то Фессалоникийцы, Коринфяне, Филиппийцы, Римляне) − в начале любого послания он говорит: «Благодать вам и мир от Бога Отца и Господа нашего Иисуса Христа«. Типичный хиазм.
А – В: Благодать – мир,
В’ − А’: Бог Отец − Господь Иисус Христос.
А − А’: Благодать − Господь Иисус Христос,
В − В’: Мир − Бог Отец.
Посмотрите, так раскрывается очень глубокое богословие, потому что благодать есть дар небесный. Кто для нас небесный дар? Кого нам послал Бог? Иисуса Христа, Благодать. А одно из имен Божиих – «мир», «шалом».
У евангелиста Иоанна это мы встречаем постоянно. У него просто все Евангелие состоит сплошь из таких хиазмов. Мало того, эти хиазмы бывают иногда не просто перекрестия: А−В, В’−А’, А−А’, В−В’, такое перекрестие. Но в этих перекрестиях содержится еще один, пятый элемент: первый, второй, третий, четвертый, а в серединке пятый элемент перекрестия. Вот на него падает обычно центр тяжести всего высказывания. Я вам говорю такие вещи, которые для филолога-восточника понятны, потому что вся восточная поэзия такая, но мы не привыкли к этому, поэтому просто не обращаем на это внимания.
Приведу пример. Их можно приводить очень много, но приведу какой-нибудь совсем простой пример. И лучше всего, конечно, из евангелиста Иоанна примеры приводить. Скажем, Первое послание от Иоанна, 3 глава 9 стих (вы знаете, что кроме Евангелия Иоанн написал еще три небольших послания): «Всякий, рожденный от Бога, не делает греха, потому что семя Его пребывает в нем; и он не может грешить, потому что рожден от Бога». Вы чувствуете: все время повторяются одни и те же слова. Причем постоянно: одни и те же слова! Найдем основной смысл этого стиха:
А – «рожденный от Бога»
В – «не делает греха»
С – серединка: «потому что семя Его пребывает в нем»
В’ – «и он не может грешить»,
А’ – «потому что рожден от Бога».
Вот это перекрестие: А−В, С, В’−А’
Всякий рожденный от Бога не делает греха, и он не может грешить, потому что рожден от Бога. «Рожденный от Бога» – «от Бога рожден», «не делает греха» − «не может грешить», это перекрестие. А в середине вставлено: «потому что семя Его пребывает в нём».
О чем речь-то идет? О новом рождении, о крещении. О крещении в данном контексте идет речь. Семя в контексте Евангелия от Иоанна, семя Божие − это Дух. Всякий, кто обретает в крещении Дух − это как семя Божие, которое зачинает в себе нового человека, который уже не ветхий Адам грешащий, семя ветхого Адама, но рожденный от Бога Духом Святым уже имеет своим родоначальником нового Адама − Иисуса Христа. О рождении от Бога у евангелиста Иоанна говорится очень много. Эта тема не затрагивается ни в каких других Евангелиях, ни у апостола Павла. А у Иоанна этой теме посвящено много строчек. Особенно замечательна беседа с Никодимом (о ней мы поговорим позже) о рождении свыше. Помните, Никодим никак не может понять, как это «рожденный свыше», а Иисус ему это объясняет.
И вот таких примеров хиазма мы можем привести очень много, но это мелкие примеры. А теперь я вам покажу то открытие, точнее, укажу на то открытие, которое было сделано не так уж давно, лет 20 тому назад. Оно была сделано в Соединенных Штатах Америки, сначала в Нью-Йоркской католической семинарии, затем англиканский священник подхватил это и развил, и затем православный преподаватель Свято-Владимирской семинарии −Джон Брэк, тоже в Нью-Йорке. Они открыли следующее и опубликовали: открыли совершенно особенную структуру Евангелия от Иоанна как таковую. Она вся хиастична. У нас нет доски, ну, так попытаюсь объяснить вам.
Все Евангелие от Иоанна можно представить себе и разделить на 5 частей: 1-ая, 2-ая, 3-я, 4-ая и 5-ая. При этом первая часть тематически связана с пятой частью, вторая часть − с четвертой частью, а третья часть в серединке, на нее падает центр тяжести − и опять мы имеем хиазм. 1-ая − 2-ая, 3-я посередине, 4-ая − 5-ая. То есть 2-ая совпадает с 4-ой тематически, 1-ая − с 5-ой тематически, и посередине центр, 3-я. Что значит тематически? Необязательно, что там говорится одно и то же, но там повторяются одни и те же темы, появляются одни и те же лица, появляются одни и те же слова, иногда в параллель, иногда в антипараллель − во всяком случае, тема одна и та же.
Скажем теперь, что это за части. Заметим, что исключается Пролог. Это первая глава, первые 18 стихов: «В начале было Слово…» и до 18 стиха. Это такой вот гимн, который является как бы предисловием; это небесный пролог ко всему Евангелию. А потом с 19-го стиха начинается уже собственно Евангелие. Так вот: 1:19 − 4:3 – это первая часть. Здесь говорится о свидетельстве и oб учениках. И то же самое в конце − в пятой части. Пятая часть: с 12:12 по 21:25. Это начало и конец, свидетельство и ученики. 2-ая и 4-ая часть поближе к серединке. А самая середина, 3-я часть, на которую падает центр тяжести всего Евангелия, это 6:16-21. Посмотрите: это хиазм!
Почему это важно знать? Наше европейское мышление всегда движется последовательно от причины к следствию, которое является причиной дальнейшего следствия и так далее, т.е. так развивается мысль. Так мы доказываем теоремы; так строятся все романы, какие-нибудь детективы; так мы пишем письма (мы, конечно, можем сумбурно написать, но, в общем-то, стараемся выразить свою мысль логически). Для нас логика − это причина-следствие, причина-следствие, причина-следствие, от А до последнего Z. Вот А, за ним идет B, за B идет С, за С идет D и так далее, до самого Z. Как, скажем, в романе «Анна Каренина»: все смешалось в доме Облонских, и так далее, и так далее, а в конце Анна бросается под поезд. А между этими двумя событиями − целая цепочка развивающихся причинно-следственных связей. Мы к этому привыкли и иначе мы мыслить не можем.
Но в восточной-то поэзии, в библейской поэзии, все наоборот: там весь центр тяжести − тяжесть! − лежит не в конце (развязка), а объяснение всего лежит внутри, в середине! А мы этого учесть не можем: мы читаем по-европейски. А надо читать, войдя в библейский образ мышления. Так вот я сказал, что все Евангелие, исключая Пролог (поскольку Пролог − особая вещь) делится на 5 частей: в третьей части центр, а остальные части параллельны. Затем оказывается, когда мы подробно исследуем каждую из этих частей (первую, вторую, третью и так далее), что каждая из них состоит тоже из 5 частей, и центр тяжести каждой небольшой части тоже будет в серединке. В начале и конце каждой части одни и те же лица появляются, одни и те же слова, одни и те же темы, но все сходится к середине − и так в каждой части.
Таким образом, получается, что в первой части 5 частей, во второй 5; третья, правда, состоит только из одного раздела, в четвертой − 5 и в пятой − 5. Итого: 5, 5, 5, 5, всего – 20; в 3-ей части 1. Итого 21 маленький раздел. (Показывает схему). Но каждая из них делится еще на 5! Мало того, каждая из этих маленьких частей каждого из разделов тоже представляет собой хиазм и состоит из 5 частей. Это удивительно! А центр тяжести в серединке, как жемчужинка такая маленькая. Мало того, что первый раздел 1-ой части соответствует последнему разделу последней части, то есть параллели еще идут и такие, сплошь идут такие параллели. Это удивительно! Это такое кружево потрясающее, что когда это было открыто (а это было открыто 20 лет тому назад), то просто пришлось развести руками. Ну, не замечали до сих пор. Может, по мелочам и исследовалось, но в целом было открыто совсем недавно.
Кстати, это отразилось и на выпуске комментариев к Евангелию от Иоанна. Вы знаете, что каждая книга Библии подвержена множеству комментариев. Масса комментаторов работает. Есть очень знаменитые богословы-библеисты, которые работают над той или иной книгой Библии. Пожалуй, самый известный комплекс, или комплект, энциклопедия комментариев на Священное Писание Нового Завета − Evangelisch-Katholischer Kommentar (EКК). Работают крупнейшие ученые мира, чтобы составить этот комментарий. Там есть и католики, и православные, и евангелики. Причём эти комментарии действительно такие основательные, которые объемлют собой всю историю комментирования от первого века до настоящего времени. Скажем, Евангелие от Матфея − это четыре толстых книги; Евангелие от Марка − два больших тома, Евангелие от Луки − три тома, Первое послание к Коринфянам − три огромных тома, к Римлянам − тоже три толстенных тома, и так далее. Этот комментарий начал выпускаться с начала восьмидесятых годов и сейчас уже почти завершен. В хороших библиотеках (их у нас, к сожалению, мало) он есть. Это огромная кипа книг! Для человека, который хочет погрузиться в материю текста, смысл текста, в историю толкования − это очень хорошие, это прекрасные книги.
Единственная книга, на которую нет никакого комментария − это Евангелие от Иоанна. Почему? В начале восьмидесятых годов, когда происходило распределение тем (ты будешь заниматься этим, ты – этим и так далее), Евангелие от Иоанна было дано одному знаменитому профессору, он хороший знаток этого Евангелия. Он начал писать, и вдруг появилось это открытие, и он понял, что надо все перерабатывать. Не то, чтобы все прежние комментарии, все прежние толкования были плохими, нет. Было немало прекраснейших вещей, но их надо дополнить этими совершенно новыми сведениями, в свете которых играет новыми красками все, что сказано Иоанном. Вот такая удивительная вещь!
Теперь посмотрим, а в чём же центр тяжести этого Евангелия? О чём здесь, собственно, идет речь? Что это такое − эта самая 3-я часть, серединочка. Она коротенькая, она состоит всего из одного раздела. Если 1-ая, 2-ая, 4-ая, 5-ая части, скажем, состоят из 5-ти разделов, то эта всего из одного раздела. Но этот раздел тоже состоит из 5-ти разделов, в свою очередь. Это 6 глава с 16-го по 21-ый стих. Прочитаем этот отрывочек (по Синодальному переводу):
16 Когда же настал вечер, то ученики Его сошли к морю
17 и, войдя в лодку, отправились на ту сторону моря, в Капернаум. Становилось темно, а Иисус не приходил к ним.
18 Дул сильный ветер, и море волновалось.
19 Проплыв около двадцати пяти или тридцати стадий, они увидели Иисуса, идущего по морю и приближающегося к лодке, и испугались.
20 Но Он сказал им: это Я; не бойтесь.
21 Они хотели принять Его в лодку; и тотчас лодка пристала к берегу, куда плыли.
Это рассказ о чуде хождения по воде и спасении от бури. Мы не замечаем здесь, конечно, того, что подметили исследователи. На самом деле этот отрывочек хиастичен и тоже состоит из 5 частей. В переводе это не так заметно, но, если мы читаем по-гречески, это сразу становится очевидным. Потому что в первой части повторяются слова последней части, во второй части − слова четвертой части, а вся середина − в третьей части. Сейчас увидим. Вот смотрите:
Первая часть: «Когда настал вечер, то ученики Его сошли к морю», а последняя, пятая часть: «и тотчас лодка пристала к берегу, куда плыли». Мы по-русски не видим никакой связи. Но если мы смотрим греческий язык, то видим, что там глаголы одни и те же, в отличие от русского перевода. Во-вторых, очень символическое выражение «ученики сошли к морю», а по-гречески ἐπὶ τὴν θάλασσαν. А в последней части у нас: «лодка пристала к берегу». А в греческом ἐπὶ τη̃ς γη̃ς εἰς ἣν ὑπη̃γον: «к суше», а не к берегу. Противопоставляются друг другу море волнующееся и спокойная суша. Это нам что-то уже напоминает. А что напоминает? А напоминает исход Израиля из Египта! Когда израильтяне бежали из Египта, за ними неслась эта страшная конница фараона, а впереди волновалось бурное море, и они не знали, куда им деться: впереди − смерть, сзади – смерть. Беда! Но тут перед ними – сначала перед ними, потом сзади них – шел Сам Господь Бог в столбе огненном и облачном. Помните, да? Слава Божия двигалась впереди них и за ними. И вывела их, в конце концов, «как по суху» на сушу в землю, и дальше они пошли в землю обетованную. Вот «море» − это беда, гроза, это потоп, хаос, это погибель! А «суша» − это то место, где можно жить. Ведь в самом начале истории творения была бурная бездна, хаотическая, как море, как океан, и вдруг Дух Божий пронесся над этой бездной и… Хотя нет: сначала «земля была безвидна и пуста», вот это хаотическое нечто. Но Бог разделил эту бездну на две половинки: согнал воды над твердью, воды под твердью − эти воды собрал, и открылась суша. То есть в самом начале творения разделяется это первобытное море, бездна, и появляется суша как место для дальнейшей жизни. Так же и здесь. Помните? Моисей разделяет море, и евреи опять выходят на сушу. Как бы малое творение как повторение большого творения. И здесь то же самое: ученики сначала идут к морю, а там страшно, там буря и, наконец, выходят на сушу.
Затем то же самое повторяется во второй и четвертой части: «войдя в лодку, они отправились на ту сторону». Там они входят в лодку, а здесь: Он входит в лодку. Опять же повторение: лодка − лодка, входят − входит. Но самая серединочка, «серединка серединки», так сказать, центр − это то, что они боятся и видят «Иисуса, идущего по морю и приближающегося к лодке, они испугались, но Он сказал им: «Это Я; не бойтесь!»
Вот это слово «это Я, не бойтесь!» стоит в самой середине. Для нас это почти ничего не значит: ну, «это Я» − и всё! Но! Но это не просто «это Я». Сейчас мы с вами поговорим об этом выражении «это Я» в нашем переводе. Что оно означает в подлиннике? На эту тему лучше всего мог бы вам рассказать целую лекцию отец Александр, ваш настоятель, потому что он в свое время написал замечательную работу именно на эту тему «Имя Божие в Евангелии от Иоанна».
Дело в том, что в Евангелии от Иоанна, в отличие от синоптических Евангелий, существует достаточно много выражений, так называемых «Аз есмь». У нас они переводятся «это Я», а в греческом стоит ἐγὼ εἰμί. По-славянски «Аз есмь» − так называемые «Аз есмь-изречения». Существуют такие изречения (вы их знаете), когда Иисус Христос говорит о себе «Аз есмь» – и затем еще какой-то предикат:
Аз есмь свет мира
Аз есмь дверь
Аз есмь пастырь добрый
Аз есмь воскресение и жизнь
Аз есмь путь, истина и жизнь,
Аз есмь истинная виноградная лоза
Вот таких вот выражений «Аз есмь» в Евангелии от Иоанна символически насчитывается ровно семь. Ровно семь раз Он говорит о себе «Аз есмь» тот-то и тот-то.
Мы прекрасно понимаем, что путь, истина, хлеб, лоза, дверь − все это символы, спасительные символы. Это понятно. Нам объяснять не надо. Наш перевод чуть-чуть сбивает нас с толку или может сбить с толку. Интуитивно мы все правильно понимаем, но по-гречески (а Евангелие написано на греческом языке) все немножечко иначе. Иисус говорит не «Аз есмь дверь» или не «Аз есмь свет», потому что в греческом языке подлежащее не «Аз есмь», а «свет» или «дверь», то есть «свет − это Я», «дверь − это Я». Заметили разницу? Можно сказать «Я есть дверь», но это не исключает, что и ты есть дверь, и он есть дверь, и еще кто-то там есть дверь, например, Сократ или Платон тоже есть дверь. А вот если сказать «Дверь – это Я», тогда это уже не Сократ, не Платон, не Будда, не Магомет; это только Я. То есть там подлежащее не Я, а совсем другое:
Свет, который вы ищете − это Я,
Путь, на который вам надо встать − это Я,
Истина, которая вам дано от Бога− это Я.
Понятно, да? То есть надо перевернуть эти слова, тогда все встанет на свои места. Семь раз встречается такое «Аз есмь»- изречение с предикатом, то есть каким-то еще другим добавлением. А есть еще несколько мест в этом Евангелии, где «Аз есмь» стоит без всякого дополнительного слова, вот как здесь: они испугались, а Он появился и говорит им: «Аз есмь». «Не бойтесь, это Я». «Аз есмь». А что «есмь» − не сказано.
Или, например, вот такое место сейчас покажу (их несколько здесь) – 8 глава, 58 стих. Здесь происходит длинный-длинный спор с иудеями. Иудеи говорят:
57…Тебе нет еще пятидесяти лет, − и Ты видел Авраама?
А Иисус перед этим говорит, что видел Авраама:
56 Авраам, отец ваш, рад был увидеть день Мой; и увидел и возрадовался.
А иудеи удивляются: «Тебе еще нет пятидесяти, и ты видел Авраама?» Они все понимают примитивно, по-земному, а Он говорит им небесные вещи. Иисус им отвечает.
58 Иисус сказал им: истинно, истинно говорю вам: прежде нежели был Авраам, Аз есмь.
«Истинно, истинно говорю вам» по-славянски будет «Аминь, аминь глаголю вам». Кстати, почему повторяется два раза: «истинно, истинно», «аминь, аминь»? Почему просто не сказать «аминь» или «истинно»? («Аминь» означает «истинно»). Почему не сказать один раз? Почему всегда произносится два раза, так торжественно? Потому что такая традиция была. В законе Моисеевом сказано, что всякое истинное свидетельство должно исходить от двух. На суде, когда происходит суд, должно быть два свидетеля. Если они согласны, тогда истина утверждается. Если не согласны, нужен еще третий свидетель, который будет согласен с первым или вторым. Помните: «Где двое или трое соберутся во Имя Мое, там и Я посреди них». Почему двое или трое? Так двое или трое? А двое, если они согласны, там уже Христос среди них. А если они не согласны, тогда еще и третий нужен. Понятно? Это по закону Моисееву. Поэтому и говорится «аминь, аминь» − и это уже истинное свидетельство. «Аминь, аминь глаголю вам».
Читаем 58 стих далее: «…прежде нежели был Авраам, Аз есмь». Как это так? Можно было бы сказать: «Я был»! А тут «прежде нежели был Авраам, Я есмь». Совершенно непонятно, что это? Видимо, это «Аз есмь» имеет совершенно особый какой-то смысл.
Или, например, такое место − Ин.18:6:
6 И когда сказал им: это Я, они отступили назад и пали на землю.
Иисус в Гефсиманском саду. По доносу Иуды уже приходят Его арестовывать. «Кого ищете?» Ему отвечали: «Иисуса Назорея». Иисус говорит им: «Аз есмь». Но в нашем переводе Иисус говорит: «Это Я». И когда сказал им «это Я», они отступили назад и упали на землю. Спрашивается, а чего им падать-то? Они пришли Его арестовывать; Он говорит им «это Я» − а они вдруг отчего-то упали. Да нет, в том-то и дело: когда Он сказал им не просто, как по-русски «это Я», а как в подлиннике (не в нашем переводе, а в подлиннике): «Аз есмь», тогда они испугались и упали на землю.
Что же это за таинственное «Аз есмь», отчего одни падают на землю, другие удивляются (как те иудеи, когда Он говорил им об Аврааме), а ученики успокаиваются, когда Он говорит им на море: «Аз есмь»?
А эта одна из таких ветхозаветных формулировок имени Божия. Собственно, это почти замена имени Божия, или объяснение имени Божия. Когда Моисею в пустыне явилась неопалимая купина, куст, который горел и не сгорал, то из куста раздался голос Божий: «Иди и скажи сынам Израилевым, чтобы они вышли из Египта». Моисей начал отказываться. Ведь он же сам только что бежал из Египта, бежал от преследования, ведь его там должны были судить и казнить за убийство одного египтянина. Он не очень-то хочет и сам возвращаться в Египет. Да и что он скажет своему народу? Да и кто ему поверит? Он начинает отказываться. Но Бог из куста настаивает. Тогда Моисей сдается и говорит: «Ну, хорошо, пойду я к сынам Израилевым и скажу им: «Вот, вам сказано выйти из Египта!», а они меня спросят: «А кто это тебе такое сказал? Как звать-то его, того, кто тебе это сказал?» И мне нечего будет им сказать, ведь я же не знаю, как Тебя звать». Он же ведь не знал, как Бога звать! Он знал только к тому времени Бога отцов: Бога Авраама, Исаака и Иакова, то есть племенного Бога. У каждого племени были свои боги, свой бог-покровитель. Но как звать-то Его, этого Бога Авраама, Исаака и Иакова, если это вообще Он? И вот там-то и происходит величайшее откровение Священного Писания Ветхого Завета: Бог открывает Моисею Свое имя. По-еврейски оно звучит так: Эхье Ашер Эхье, или, более коротко, Яхве. В греческом переводе − ἐγώ εἰμι ὁ ὤν; в славянском – Аз есмь Сый, а по-русски – Я есмь Сущий. Но этот перевод не совсем отражает подлинный смысл имени.
Дело в том, что в Своем имени Эхье Ашер Эхье (буквально его можно было бы перевести как «Аз есмь такой, какой Аз есмь», но еще более точно: «Я буду с вами, но такой, какой Я́ буду с вами»). То есть в этом имени Бог открывает Себя как помощника, как покровителя. Это имя − откровение. В имени Бог открывает себя как помощника и покровителя: Я с вами. (С нами Бог − Эммануил, Аз есмь). А точнее: «Я с вами! Я буду присутствовать среди вас, но при этом не такой, каким вы Меня захотите увидеть, Меня эксплуатировать и использовать. Я − свободный от всех вас Бог». Это ведь язычники призывали своих богов и заставляли их делать то-то и то-то. И если ты знал точно имя своего бога, то ты мог заклинать этим именем, колдовать на нём. Вот в Своем имени Бог отказывает в этом «праве» людям: «Я буду с вами, но такой, какой Я́ буду с вами, а не такой, каким вы Меня захотите видеть. Вы скажете: наш Бог такой, такой и вот такой, а Я в это время буду совсем другой, но вам же лучше. Вы скажете: наш Бог сидит вот на той горе, вон там, и мы туда будем бегать поклоняться Ему. А Я буду в это время вот на том облаке сидеть, ну и бегайте туда. Но вам же лучше. Вы скажете: наш Бог вот такой вот круглый-круглый, давайте его изобразим таким, икону сделаем, а Я-то буду в это время квадратным, и ваша икона ничего не значит».
Отсюда: нельзя произносить имя Бога! Помните, был такой закон у Моисея: «Не произноси имени Господа Бога». И не произносили! Затем: Бога нельзя изображать, Бога-Отца, нельзя на нём колдовать, звать и так далее, нельзя им клясться и прочее. Все это содержится в имени Божием. Ну, а вкратце это было просто − «Аз есмь». Правда, в Священном Писании Ветхого Завета есть такая особая формула – «Ани Ху», то есть «Я это Он», «Я есть Он» − это формула самооткровения Бога. Это приблизительно то же самое, чтобы не повторять имени Бога, что и Эхье Ашер Эхье.
Да, а как, кстати, у нас переводится имя Божие по-русски? В явлении Бога Моисею при неопалимой купине там есть имя «Аз есмь Сый», но это только в одном месте, а в других местах? Ведь имя Бога повторяется в Библии тысячи раз! Это так называемая священная тетраграмма, которую нельзя произносить и которую никто никогда не произносил. Никто, никогда! Ни в древности, ни сейчас в синагоге, ни в древнем Храме, ни христиане − никто никогда не произносил. Вот эти четыре буквы священной тетраграммы, она же тысячекратно повторяется в Библии: Яхве. Говорим, но вообще-то нельзя! У нас как оно передается? Имязаменителем, да!
Вот когда Библию переводили с еврейского на греческий язык (это было во II столетии до Рождества Христова), то встал вопрос: как перевести? Мы видим эти четыре буквы, но даже не знаем, как они произносятся, мы же ведь никогда в жизни не произносили, это ведь запрещено! Поэтому еврей, когда он читает Библию (скажем, в синагоге), он же видит имя Божие, а произносить его не имеет права. Что он тогда делает? Он произносит имязаменитель: то есть вместо имени Божия он произносит какое-то другое слово. Какое слово? «Адонаи», что означает «Господин наш», по-гречески «Кириос», по-славянски – «Господь». Когда вы видите слово «Господь» в Ветхом Завете, помните, что за ним стоит священное непроизносимое имя Божие. То есть слово «Господь» − это всего лишь заменитель, «Господин» − заменитель подлинного имени Бога. Таким образом обходится и выполняется этот закон о непроизнесении.
Но все-таки иногда возникает это имя в его почти подлинном виде «Аз есмь». Так начал Бог открывать Свое имя. Поэтому в самом имени Божием «Я присутствую такой, какой Я́ присутствую, но Я буду с вами таким, каким Я́ буду с вами», содержится уже и обетование присутствия, и предупреждение о своей свободе от всех людей. Он Бог вольный, свободный, всё от Него зависит, а не Он зависит от нас. Мы Его не можем ни называть, ни именовать, ни изображать, ни представлять себе, ни делать какие-то понятия о Боге. Он всегда свободен. Но в то же время содержится обещание постоянной помощи и присутствия. Само слово это означает присутствие: «Я буду присутствовать». В присутствии Божием можно быть уверенным. С нами Бог, да! Но одни Его видят, а другие Его не видят. Собственно, Бога никто никогда не видел, но ощущать присутствие Божие − можно. Это людям дано. И по воле Божией люди могут ощущать присутствие Божие: в явлениях природы, прекрасных или страшных, в прекрасных произведениях искусства. В природе, когда людей охватывает трепет при созерцании какой-нибудь капли, цветка, птички… Мы же везде окружены Божественным! Это присутствие Бога, то есть имя Божие (ведь имя Божие означает присутствие Божие), в Библии называется «Слава Божия». И вот когда говорится, что, скажем, Моисей взошел на гору Синай, и эта гора была осиянная Славой Божией (там были, наверное, гром, молния, какие-нибудь облака), и он почувствовал это как Славу Божию, это значит, что там было чувство присутствия Бога.
Когда говорится о том, что Иисус Христос взошел на гору, и апостолы вдруг увидели, что Он прославился, то есть Его осияла Слава Божия (сияние такое), это значит, что они почувствовали в Нём присутствие Бога. Когда мы смотрим на Славу Божию, на этот сияющий нимб, то мы говорим: «Посмотрите, здесь Божественное, здесь присутствие Бога». Это символ присутствия Бога − Слава. И вот когда Израиль шел через Чермное море, то сначала перед ними, потом за ними в столбе огненном, в столбе облачном шла Слава Божия. Само присутствие Бога. А присутствие Бога − это Имя Божие. Это Имя Божие шло перед ними. А какое Имя Божие? «Аз есмь».
Поэтому и здесь, у Иоанна, когда ученики в море боятся, и вдруг появляется Иисус Христос и говорит: «Аз есмь»… То есть Он называет Имя Божие, или Славу Божию, или присутствие Бога − это глубокий символ. И вот как там, при переходе через Чермное море, из несчастного, бедного, забитого еврейского народца, который был в Египте, вдруг рождается свободный народ Израиля, идущий сквозь все трудности и искушения к земле обетованной, так же и здесь: из этих вот простых учеников-рыбаков (они тоже выходят на сушу сквозь море, благодаря появлению Бога перед ними – «Аз есмь» – это Бог; это не просто «это Я», это Его присутствие с ними) рождаются новые люди. Это новый народ. Как там родился народ Израиля, так и здесь: рождение сквозь море, благодаря Славе Божией, нового народа, нового Израиля – то есть христиан, Церкви.
Вот именно это рождение, появление нового народа благодаря Славе Божией и является центральной темой Евангелия от Иоанна. Понятие Славы Божией пронизывает все это Евангелие. Иисус прославился, Бог Его прославил. Где? На кресте, на кресте прославил Его Бог! То есть там явилась Слава Божия, непостижимая для нас, но именно там. Именно вознесение на кресте Иоанн называет словом «вознесение». У других евангелистов вознесение − это когда Он воскрес, а потом – раз, и на небо взлетел, это у других так. У евангелиста Иоанна совсем другое богословие. Он вознесением, превознесением называет распятие на кресте и говорит о том, что именно этим, взирая на крест, этим вознесением мы спасаемся. Помните, он сравнивает это со змеем медным? Как некогда в Ветхом Завете раненые люди, взирающие на вознесенного медного змея, исцелялись, так и здесь, взирая на крест и веруя Богу, люди исцеляются от своего греха.
Вот это только вкратце я вам сказал о такой тематической особенности Евангелия от Иоанна, заключенной в его литературную форму. Конечно, при этом может возникнуть вопрос: ну, ладно, эти ученые проследили весь этот греческий текст, разобрали все, все по полочкам разложили, увидели это удивительное кружево, всю эту поразительную красоту Евангелия. Но мы, простые читатели, этого не замечаем. Так же и до них 2000 лет прошло, и никто до них этого не видел. Что же говорить о простых людях? Что на это сказать?
Дело в том, что древний человек, да и не только древний человек, но даже недавний в прошедшем времени воспринимал немного по-другому… Отношение к эстетике, красоте было немного другое, чем у нас. Сейчас, если вы захотите привести в порядок свою квартиру (скажем, гости должны прийти, и вы хотите не ударить в грязь лицом), вы подметаете, в лучшем случае − мокрой тряпкой что-то вытираете, всякий хлам подальше в кладовку запихиваете, чтобы не видно было. И вам кажется, что все хорошо: вот то, что видим, то и красиво. У древних было не так: надо было и внешне, и внутренне, и с той стороны все прибрать, чтобы все было красиво, потому что ты делаешь не для людей, а для Бога. А Бог-то видит все и оттуда, и отсюда. Поэтому все старинные вещи, заметьте, не только внешне хорошо сделаны, но и изнутри все отделаны прекрасно. Вот вы идете, скажем, по какому-нибудь мосту (ну, скажем, через Неву), вы смотрите: вот парапет, литые какие-то чугунные решетки, красиво вылитые прекрасные изображения всякие… Перегнитесь, посмотрите с той стороны, откуда никто не видит! И там так же красиво все сделано, потому что делалось не только для нас, но и для Бога. Так же и Иоанн: он делал не только для поверхностного рассмотрения, но по сути все, по сути. Но, надо, кроме того, сказать, что в древности в церквах были специальные люди, учителя, которые все это изучали, толковали, а потом все это понемногу забылось.
На что я еще хочу обратить внимание в этом Евангелии? Отношение к чудесам совершенно особенное в этом Евангелии. Заметьте, ни одной притчи нет. А длинные речи, длинные речи Иисуса Христа, которые, конечно же, представляют собою сочинения самого Иоанна, который уже переработал внутренне свой духовный опыт общения с Иисусом Христом и опыт церковной жизни, и вложил в уста Иисуса Христа целое богословие. Это, так сказать, речи, уже искусственно созданные, но это богословские речи. Хотя есть и подлинные слова, взятые из Предания.
Очень интересно смотреть на чудеса! Чудес ведь страшно много, особенно в Евангелии от Марка. Так же и у Матфея, и у Луки. А у Иоанна − мало. Если притчи ни одной, а чудеса тут все-таки есть, но они никогда не называются «чудесами». Слово «чудо» вообще ни разу не упоминается в этом Евангелии. А что же есть? А совсем другое слово стоит – «зна́мение». Иисус не чудеса творил у Иоанна, наоборот − Он был противником чудес, а Он творил знамения. Это же совершенно разные смыслы!
Что такое слово «знамение»? Знак. Знамение − это слово, которое обозначает дорожный знак. Вот, знаете, на дороге есть такие дорожные знаки: скажем, стрелка, и на ней написано, например, «Выборг», или что до такого-то населенного пункта 130 километров. Так же в древности на дорогах стояли такие столбики со стрелочками и указывали направление. Они назывались «знамение»; это дорожный знак. У Иоанна упоминается семь знамений, которые сотворил Иисус Христос. Я перечислю их:
Первое знамение, которое совершил Иисус» (прямо так и говорится) − это претворение воды в вино на браке в Кане Галилейской (2:1-11). Помните, на свадьбе? Это 2-я глава с 1 по 11 стих. Значит, вода – в вино. Очень символическая сцена. Очень! Помните: эти каменные водоносы; вода, потом плохое вино, прекрасное вино, в которое напоследок претворяет Иисус воду…
Второе знамение (4:46-54) – исцеление сына царедворца. Помните, к Иисусу приходит один царедворец, у которого сын при смерти где-то далеко. Умирает, и, может, уже даже умер. А Иисус говорит: «Иди домой, он будет живой». Почти что умер, но оказывается – жив!
Третье знамение (5:1-9) – исцеление при купальне Вифезда. Там был паралитик, который никак не мог добраться до воды. А там надо было первым туда прыгнуть.
Четвертое знамение (6:5-17) – умножение хлебов, когда Христос пять тысяч накормил.
Пятое знамение (6:19-21) – то, что мы разобрали – хождение по морю.
Шестое знамение (9:1-7) – удивительное чудо: исцеление слепорожденного. Он родился слепым, а такие люди считались мертвыми. Он же родился во тьме – во тьме! Он ходил во тьме, никакого света не было, с самого рождения! А Иисус исцеляет…
И, наконец, седьмое знамение (11:43-44) − это воскрешение Лазаря.
Мы видим, что все эти знамения, за которыми, конечно, стоит какое-то материальное чудо (но они не называются словом «чудо», а называются словом «знамение»), они идут как бы по возрастающей. Там прослеживаются вода, вино, какие-то неодушевленные предметы, потом сильнее, сильнее, потом слепорожденный уже и, наконец, воскрешение мертвого! Не воскресение, как Сам Иисус Христос воскрес, а скорее то, что мы называем реанимация – возвращение к обычной жизни. Но это знамение!
Итак, когда Иисуса окружают какие-то люди, они говорят Ему: «А покажи нам! Сделай чудо!» Вот Он накормил пять тысяч, а за ним бегут сразу, верят Ему. А Он говорит им: «Вы идете за мной и верите в Меня только потому, что Я вас накормил». То есть для них материальное чудо является как бы основанием их веры. Вот против этого и протестует Иисус Христос: не для того Он пришел, чтобы творить чудеса. Он говорит, что вера должна предшествовать знамению, пониманию знамения. Ведь для Него чудо несет ценность и имеет смысл не само в себе: вот накормил – вот как хорошо! Не это важно, а это всего лишь вот этот знак на дороге, который указывает путь в Царствие Божие, путь к спасению. Но всякий знак надо уметь прочесть! Если ты не знаешь языка, на котором он написан (либо человеческого, либо символического языка), то ты просто не поймешь, что там написано. А чтобы понять смысл этого значка на дороге, на пути, надо просто знать этот язык. Это знание языка и называется вера у Иоанна.
То есть вера должна предшествовать! Если у тебя нет веры, ты будешь видеть только хлеб, ты будешь видеть только реанимацию, ты будешь видеть, что вот, только что болел человек – а стал здоровым. Ну, конечно, это хорошо! Но за этим ты ничего больше не увидишь. А если у тебя есть подлинная вера, данная тебе от Бога, тогда за этими чудесами, за хлебом и реанимацией, ты увидишь путь куда-то в совершенно иной мир – к спасению.
Это очень важно понять в Евангелии от Иоанна – соотношение веры и чуда. Не чудо есть причина веры, как для большинства наших людей («Ах, исцеление произошло! Вот я не верил, а теперь я верю. Вот теперь-то я верю, когда я исцелился!»). Это не вера с точки зрения Иоанна Богослова; это пустая, это языческая вера. Вера – это совсем другое. Вера – это когда ты за всем этим видишь совсем другое! И те речи Иисуса Христа, будь то с Никодимом, будь то с фарисеями, строятся таким образом: Он говорит о вещах таинственных, небесных, а те понимают совершенно по-земному.
Ну, например, возьмем вот такую речь с Никодимом, глава 3:
1 Между фарисеями был некто, именем Никодим, один из начальников Иудейских.
2 Он пришел к Иисусу ночью и сказал Ему:
Видите: фарисей приходит к нему ночью, потому что он боялся, боялся своих, чтоб те не узнали, куда он ходит; фарисею все-таки не надо было общаться с Иисусом.
Равви! мы знаем, что Ты учитель, пришедший от Бога; ибо таких чудес, какие Ты творишь, никто не может творить, если не будет с ним Бог.
То есть он такой комплимент делает Иисусу, а Иисус на комплимент не отвечает и держит такую удивительную речь в ответ:
3 Иисус сказал ему в ответ: истинно, истинно говорю тебе, если кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божия.
И это очень таинственное предложение! Как это можно «родиться свыше»? Кстати сказать, «свыше» по-гречески одновременно означает «снова»; и буквально можно перевести так: «если кто снова не родится, не может увидеть Царствия Божия». А Никодим понимает это, конечно, материально, по-плотски:
4 Никодим говорит Ему: как может человек родиться, будучи стар? неужели может он в другой раз войти в утробу матери своей и снова родиться?
Как это может быть – снова родиться? А Иисус держит вторую речь:
5 Иисус отвечал: истинно, истинно говорю тебе, если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие.
6 Рожденное от плоти есть плоть, а рожденное от Духа есть дух.
Это таинственные слова, конечно. «Рождение от воды и Духа» – понятно: вера и крещение, а вот что значит «рожденный от плоти есть плоть, а рожденное от Духа есть дух»?
Под плотью Библия понимает человека в его немощи и слабости, но в отношении веры и откровения «плоть» – это скорее неверие. То есть рожденный от плоти, как обычный ветхий Адам, да еще и без веры – он и есть такой: «плоть», как и большинство, как почти все люди. А рожденный от Духа, то есть силою Божией, есть уже не плоть. А плоти всегда противопоставляется дух, неверию – вера. Здесь дух не в смысле просто «дух», а противопоставление плоти: плотска́я жизнь и духовная жизнь. И Дух, и плоть противятся друг другу. Плотское никогда не может понять духовного, никогда! Потому что это совершенно другой мир, иной мир, новый мир, новое творение. Как ветхое творение было через дуновение Божие, это ветхое творение – ветхий Адам, так же и новый… Помните, как у апостола Павла: ветхий человек, Адам – перстный, и таковые перстные, а новый Адам – небесный, и таковые те, которые от нового Адама, то есть от Иисуса Христа.
(45 Так и написано: первый человек Адам стал душею живущею; а последний Адам есть дух животворящий.
46 Но не духовное прежде, а душевное, потом духовное.
47 Первый человек — из земли, перстный; второй человек — Господь с неба.
48 Каков перстный, таковы и перстные; и каков небесный, таковы и небесные. (1 Кор, 15: 45-48) — Прим. редактора)
Так вот рожденный от Духа есть дух. Плоть не может понять дух никак. Златоуст по этому поводу говорил: «Это все равно, как зрячий и слепой: слепой не видит даже того, что у него есть, а зрячий видит и то, что у него, и то, что у слепого».
7 Не удивляйся тому, что Я сказал тебе: должно вам родиться свыше.
Это вещь таинственная – рождение свыше, новое рождение от Духа, таинственное.
8 Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким, рожденным от Духа.
Дело в том, что слово Дух, по-гречески «пневма» (вы знаете, там, пневматический и пр.), по-еврейски «руах», буквально означает «ветер». То есть ветер приходит откуда-то, веет, и ты не знаешь, откуда он прилетел, только слышишь, что листья шумят, крыша шумит, а откуда, куда – не знаешь. Так же бывает и с рожденным от Духа. Часто ведь вот спрашивают: как ты пришел в Церковь, а как ты стал верующим? А как объяснить? Ну, как это объяснить? Непонятно! Потому что Дух Божий приходит неизвестно как к человеку, таинственным образом – но все-таки по воле Божией, а не потому, что ты захотел, и все: стал верующим. «Сегодня я неверующий, а завтра буду верующим!» Так ведь не бывает, правда? Уж дано – так дано! А не дано – значит, пока не дано. Эта вещь таинственная! Поэтому объяснить этот вот так невозможно. Об этом здесь речь идет.
9 Никодим сказал Ему в ответ: как это может быть?
10 Иисус отвечал и сказал ему: ты — учитель Израилев, и этого ли не знаешь?
11 Истинно, истинно говорю тебе: мы говорим о том, что знаем, и свидетельствуем о том, что видели, а вы свидетельства Нашего не принимаете.
И дальше объясняет, что же это означает – родиться свыше.
13 Никто не восходил на небо, как только сшедший с небес Сын Человеческий, сущий на небесах.
14 И как Моисей вознес змию в пустыне, так должно вознесену быть Сыну Человеческому,
15 дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную.
То есть вера для Иоанна – это вера в свидетельство об Иисусе Христе умершем и воскресшем. Вот это – вера, но поверить в это можно только через дар Божий, конечно, как действие Духа Святого. Зато если уж человек получил этот дар, тогда он, как вы видели, уже не грешит: Как Иоанн говорит, «всякий рожденный от Духа не может грешить», мы уже читали с вами об этом, и он уже несет в себе семя новой жизни и входит в жизнь вечную. Причём, это ведь удивительная так называемая эсхатология евангелиста Иоанна (кстати, эсхатология – это учение о конце света).
Если обычная эсхатология какая? Вот сейчас идет время, время, время, а потом оно – раз! – закончится, и все: наступит конец. У Иоанна все гораздо тоньше, гораздо интереснее! Для него «тот мир», он уже здесь существует, среди нас! Царствие Божие уже среди нас. И человек, который уверовал, он уже на суд не приходит. Суд-то, он уже здесь! А кто не верует, тот уже осужден, он уже осуждаем. Ему уже тяжело в этом мире – как в аду он живет! А вот верующий уже здесь живет как в Царствии Божием.
Но это надо ощутить, это надо прочувствовать. Это глубокая мистика евангелиста Иоанна. То есть для него конец света – он уже здесь, присутствует среди нас. Если человек уже здесь не чувствует себя в вечности, то для него, наверное, и вечность будет закрыта. Это истинная вера – уже здесь ощущать себя в Царствии Божием, при всех страданиях, при всех болезнях.
О Евангелии от Иоанна можно говорить бесконечно, потому что это такая тема, на которую написано тысячи томов. И что-то обозреть в маленькой лекции, конечно, невозможно подробно.
Будут у вас какие-нибудь вопросы?
(Далее – расшифровка Л.Голубковой)
ВОПРОС:
Вы не могли бы сказать, где в Священном Писании встречается это «Ани Ху»?
ОТВЕТ:
Я не могу сейчас точно ответить, я не выписал себе цитаты. Иногда это встречается выражение и в Пятикнижии, у пророков… В каких местах встречается Ани Ху? У тебя же в твоих работах это было (обращаясь к о. Александру Сорокину)
Прот. Александр Сорокин:
Оно встречается у пророка Исайи, в основном – в 40-й-55-ой главах.
Архим Ианнуарий:
Это как бы самооткровение Бога, но здесь не повторяется имя Божие, потому что это нельзя, запрещено, заменяется из этих соображений…
Прот. Александр Сорокин:
Это главы из середины книги пророка Исаии, где в условиях вавилонского плена подчеркивается, что Бог Израиля – это истинный Бог, истинный Спаситель. И там такие очень редкие выражения, где многократно повторяется «Я»: «Это Я, это Я – Спаситель, это Я – Искупитель!» Это не боги какие-то там вавилонские, о которых твердят священники вавилонские… Вот это самое «Это Я» – это такой рефрен этих глав с 40-ой по 55-ю Книги Исаии.
Архим Ианнуарий:
«Ани Ху»– буквально переводится «Я – Он!»
Прот. Александр Сорокин:
Да. «Я – Он», «Это Я!» – в противопоставительной интонации.
Архим Ианнуарий:
Да, потому что Имя Божие непроизносимо, вот это один из заменителей, синонимов Его.
ВОПРОС:
(О качествах облика Божия)
ОТВЕТ:
Поэтому у нас по нашим православным канонам Бога-Отца, Бога-Творца запрещено изображать. Но это правило нарушается, как вы знаете, очень часто нарушается. Но это не по правилам. В XVI веке было строгое постановление: никаких изображений Бога-Отца не должно быть. Бог-Дух Святой может изображаться только чисто символически, так как Он символически изображен в Евангелии в виде голубином – только так. А Бог-Сын, Он, конечно, воплощен и может изображаться таким, каким Он был на земле.
ВОПРОС:
Скажите, пожалуйста, а вот фраза Христа «Милости хочу, а не жертвы», она, кажется, есть и в Ветхом завете.
ОТВЕТ:
Да, да, эта мысль очень часто повторяется в Ветхом Завете, особенно у пророков, в поздних уже книгах. В этой фразе заключен призыв Божий, призыв к любви, к вере, к доверию, к милости. «Любви к Себе хочу, а не жертвы», которая может быть чисто формальной, рабской жертвой. Это примерно то же самое, как обрезание должно быть не внешним. Внешне вы можете все это… А вот обрезание сердца должно быть, посвящение Богу сердечное! «Милости хочу». Вот это важнее Богу, чем все жертвы! На жертву у тебя, может и денег не хватить никаких…
ВОПРОС:
А вот преподобный Андрей Рублев изобразил же Пресвятую Троицу? Как же это?
ОТВЕТ:
Опять же, согласно каноническим Соборным постановлениям Бога-Троицу можно изображать только символически в виде трех странников, явившихся Аврааму. Это чистая символика.
ВОПРОС:
У меня вопрос по поводу того, что Вы говорили о хиазмах. Можно ли сказать, что европейская культура более рациональна, а восточная – более интуитивна, медитативна, иррациональна и пр.?
ОТВЕТ:
Конечно. Я бы не сказал, что это иррациональность какая-то. Но то, что это не апеллирует к обычной логике, привычной для нас, это ясно. Можно привести такой пример. Вы, наверное, заметили, что европейская мысль действительно склонна к рациональному мышлению, к выведению причинно-следственных связей. Высшая форма такого европейского мышления – это европейская уже античная древнегреческая философия. Философия. Ничего подобного в Библии мы не найдем. Мы не найдем ни одного определения в Библии – ни единого! Библейский мир – это апелляция скорее к сердцу и чувству, чем к философскому выводу. Другие обычаи, другие традиции…
ВОПРОС:
(О задаче Адама называть животных по их сущности)
ОТВЕТ:
Адам называл… Видите, Адам был поставлен на земле как образ Божий. Как хозяин земли, как заместитель Бога, как Его уполномоченный, чтобы возделывать эту землю. И вот Бог приводит к Адаму различных животных, и тот нарекает им имя. В библейском мире, в библейской символике наречение имени принадлежит только Богу-Творцу. Вот в начале: «И сказал Бог: да будет (и нарекает!) свет – и стал свет». То есть через слово Божие, через Божие наречение происходит творение. Это преимущество Бога-Творца. А здесь оно передано Адаму как образу Божию. Ему это полномочие дано – владеть всем этим, но, конечно, не эксплуатировать, но владеть.
А другая часть Вашего вопроса связана с понятием сущности. Дело в том, что имени в древнем мире придавалось гораздо большее значение, чем мы сейчас придаем. Имя сейчас воспринимаем как какую-то паспортную запись, возможность окликнуть друг друга, как этикетку, наклейку. В древности имени придавалось гораздо большее значение. Человек никогда не только сущностью Божией, он даже сущностью другого человека овладеть не может и познать ее! Ну, как я могу знать, что у Вас внутри, кроме Вас самих! Вы себя-то плохо знаете. А как я могу знать? Сущность другого понять и познать никогда нельзя. Никогда! Даже сущность какого-нибудь камня узнать нельзя. Как говорил Кант, это уже вещь-в-себе. Мы можем знать только явления этой сущности, феномен, а сама сущность непостижима. Это бытие! Это тайна из тайн! Любой электрон так же бесконечен и непостижим, как все! И древние это прекрасно понимали. Но в имени мы можем хотя бы отчасти овладевать тем или иным предметом, личностью; живым предметом как живой личностью. Это мы знаем из повседневного опыта. Вот я сейчас скажу: «Эй, ты!» И никто из вас не отреагирует. А если я скажу: «Таня!» – вот Таня поднимает голову, вот она мне улыбнулась. То есть, понимаете, если я знаю имя кого-то, то я в известной степени овладеваю им. Знаю имя какого-нибудь человека, окликаю его – он поворачивается и идет ко мне. Я всего лишь произнес имя, это (дует) дуновение, ну что такое имя! А действие-то какое оказалось! Этот человек, может быть, сто пятьдесят кило – а он взял и пошел ко мне! (все смеются). Вот древние замечали подобные вещи, и они поняли, что именем ты можешь, в известной степени, овладеть человеком. Или духом. Или богом каким-нибудь там – Юпитером, Афродитой…И на этом было построено все волшебство. И до сих сегодня всякое колдовство, магия построены на знании имени или имязаменителя – ну, например, изображения там какого-нибудь…
ВОПРОС:
Как объяснить, почему Иоанн не пишет о Рождестве?
ОТВЕТ:
Самое древнее объяснение было дано еще блаженным Августином – это IV-V век: Иоанн пришел не для того, чтобы повторять то, что каждому и так было известно. Он хотел написать совершенно особенное Евангелие, что он и сделал.
